Давай никому не скажем (СИ) - Лель Агата. Страница 18

— Ладно, мне домой пора, — подняла с земли рюкзак, не желая участвовать в этом параде унижения.

— Да, и мне пора тоже, — затушила окурок Минаева, лениво поднимаясь с пенька.

Загорский потоптался, и направился следом за нами.

— А ты куда? — возмутилась Полина. — Ты курить пришёл? Вот и кури!

Посмеиваясь, мы вылезли из кустов, оставив Загора одного. Уходя последней, я обернулась — он смотрел на меня своими чистыми голубыми глазами, и отчего-то на душе стало до противного тошно.

Часть 14. Ян

Ян

— Я в последний раз спрашиваю, поганец, что ты там натворил? Ну что ты тащишься, баран недоделанный! — промокнув лоснящуюся лысину, отец нервно посигналил плетущейся впереди «шестёрке», после чего снова стрельнул на меня грозным взором. — Так ты собираешься отвечать, или нет?

Двойной подбородок трясся словно подтверждая каждое слово, и я еле сдерживался, чтобы не заржать.

Вообще, конечно, в самой ситуации смешного было мало. Когда я вчера пошёл на ковёр к Кураге, то думал, что она отчитает, погрозит пальчиком и отпустит, но дело приняло неожиданный поворот: прямо с порога она заявила, что не станет терпеть моё вопиющее неуважение к педагогам, и что завтра утром ждёт в технаре отца. Даже слушать ничего не стала. Не знаю, что за ужасы ей наговорила англичанка, но выглядела директриса дико разъярённой.

— Да ничего не произошло, — отмахнулся я, и отвернулся к запотевшему стеклу.

— Да, конечно, ничего! А зачем тогда меня снова вызвала эта ваша старая калоша? Соскучилась?

— Ага, по твоим благотворительным взносам. Один ты, что ли, их любишь.

Отец замахнулся и отвесил довольно ощутимый подзатыльник.

— Рот закрой! Копейки не заработал, чтобы чужие деньги считать! Не твоё дело, как они в мой в карман попадают.

Он что-то ещё причитал, но я слушал его в пол уха, рассматривая мелькающие за окном автомобили, магазины и серые многоэтажки. Все его привычки уже выбиты на подкорке: пока свой лимит не проорёт, бесполезно даже пытаться вставить хоть слово.

Впереди показалось обшарпанное здание технаря. У порога столпились прибывшие пораньше разгильдяи, среди которых я сразу узнал лохматую гриву Горшка.

Взвизгнув шинами, отец резко затормозил у ворот, вызвав среди собравшихся небывалый ажиотаж. Все сразу притихли и, перешептываясь, уставились на батину тачку.

— Только попробуй меня хоть как-то сегодня опозорить — уверяю, никакие уговоры матери больше не помогут, — шикнул он и, открыв дверь, не без труда выбрался из машины. Проведя ладонью по лысине и одёрнув смявшийся на спине пиджак, переваливаясь, засеменил к главному входу.

— Чё, впрягли батю? — тихо прыснул Стас, протягивая руку.

— Ага, иду на Голгофу. Не поминайте лихом, пацаны.

— Ян! — рявкнул отец, и я поторопился следом. Нервировать его сейчас не самая лучшая мысль.

Нацепив дежурную улыбку, специально отрепетированную для таких вот случаев, он громко постучал в дверь с надписью: «Директор. Поликарпова Эмма Валентиновна».

— Да-да, входите, — донеслось из кабинета, и отец смело шагнул внутрь.

Курага стояла у окна, и поливала многочисленные плошки с фиалками.

— Здра-авствуйте, Эмма Валентиновна, — протянул отец, слишком переигрывая с показной радостью. — Как я рад нашей встрече, жаль, что видимся мы всегда лишь по не слишком приятным поводам.

— Роман Алексеевич, доброе утро, — отставив трехлитровую банку, директриса задёрнула занавеску и, подойдя к своему столу, протянула отцу руку. Тот взял её своими пухлыми ладошками, немного потряс, а затем легко коснулся губами тыльной стороны.

А батя ловелас, оказывается. Скрывая улыбку, скрестил руки на груди, облокотившись о стеллаж с книгами. Пусть полюбезничают. Дураку понятно, что я всего лишь посредник. Ей нужна спонсорская помощь, отцу нужны хорошие отметки в моём дипломе. Сейчас договорятся, перетрут детали, и довольные разойдутся.

— Присаживайтесь, — Эмма Валентиновна кивнула на свободный стул, важно опускаясь в своё шикарное кресло.

Отец подобрал живот, и осторожно присел на не внушающую большого доверия поскрипывающую табуретку. Сцепив пухлые пальцы, уставился на директрису, не стирая с лица дурацкую улыбку.

Забавно наблюдать за эмоциями хорошо знакомых тебе людей, как они меняются в зависимости от ситуации и «нужности». Ещё недавно, в машине, батя орал как потерпевший, брызгая слюной и матерясь, а сейчас давил лыбу, потому что того требовала ситуация. Кругом одно лицемерие.

— Вы знаете, Роман Алексеевич, вчера произошел неприятный инцидент между вашим сыном и одним из наших педагогов. Я бы не стала дёргать вас по пустякам, знаю, насколько вы занятой человек, но дело не требует отлагательств. Я просто не имею право спустить это на тормозах.

— Конечно-конечно, Эмма Валентиновна, я внимательно вас слушаю, — быстро закивал отец и, обернувшись на меня, одарил уничижительным взглядом.

— Вчера утром Ян оскорбил нашу новую преподавательницу английского языка. Более того — выразился матом, как вы понимаете, я не могла оставить без должного внимания этот вопиющий случай. Яна Альбертовна застала вашего сына с одной из студенток под лестницей. С девочкой из очень интеллигентной семьи! Её мама — уважаемый всеми в городе судья!

Отец побледнел и, протянув руку к горлу, чуть ослабил узел галстука.

— В к-каком… в каком смысле — застала? — заикаясь, ужаснулся он, стопудово снова представив кричащие заголовки: «сын главы администрации совратил студентку в стенах родного коледжа». — Н-наш Ян и эта девочка, они что… они…

— О, Боже, конечно нет! — всплеснула руками директриса, слегка порозовев. — Они громко ругались, после чего Полина Минаева, — так зовут девочку, — ударила вашего сына по щеке. Уж не знаю, что у них там произошло — что один, что вторая, предпочли об этом умолчать. Именно эту нелицеприятную сцену и застала Яна Альбертовна.

В дверь тихо постучали, и в кабинет робко заглянула англичанка.

— А вот, кстати, и она. Проходите, мы вас уже ждём, — пригласила директриса, кивнув на свободный стул рядом с отцом.

Взглянув на меня, то ли испуганно, то ли удивлённо, англичанка закрыла за собой дверь, и скромно присела на край табуретки.

Ещё с утра я на неё злился — раздула из мухи слона, теперь из-за её чрезмерного любопытства и обидчивости мне придётся огребать от отца. Но только стоило сейчас её снова увидеть, такую хрупкую, такую уязвимую, как вся злость куда-то мигом улетучилась.

Батя откашлялся, прочистив горло, и снова растянул губы в вымученной улыбке:

— Полиночка, я прошу прощения за нашего оболтуса. Если Ян вас чем-то обидел, и за это вам пришлось влепить ему оплеуху — то это было абсолютно верное решение.

— Роман Алексеевич, это не Полина, это Яна Альбертовна — преподаватель английского, — сдержано поправила директриса.

— Преподаватель? Она? — отец скривился, удивлённо переводя взгляд с Кураги на англичанку. — Не подумайте плохого, просто вы, эм… так молоды… я бы даже сказал — юны…

— Ничего страшного, — вежливо ответила англичанка, бросив на меня беглый взгляд.

Было видно, что находится она не в своей тарелке. По слишком напряженной — как струна — спине, пальцам, теребящим подол юбки, испуганным глазам.

Какого черта тогда было стучать, чтобы потом вот так зашуганным зверьком сидеть?

— Мы с Яном ещё проведём воспитательную беседу, это само собой, но ещё я настоятельно прошу вас — мы с Яной Альбертовной просим — чтобы вы, как отец, мудрый человек с богатым жизненным опытом, повлияли на сына. Донесли до него, что такое настоящие мужские ценности и уважение к женщине, женщине старше по возрасту и статусу… — монотонно зачитала мораль Курага, меряя медленными шагами кабинет, заложив руки за спину.

Отец рассеянно слушал отповедь, с интересом поглядывая на англичанку, которая как и я, понятия не имела, что вообще здесь делает.

Взглянув исподлобья на отца, затем снова искоса в мою сторону, решилась-таки перебить: