Давай никому не скажем (СИ) - Лель Агата. Страница 66
Тяжело опустившись на диван, прикрыла лицо ладонью и заплакала. Непривычно молчаливый отец присел рядом, неуклюже поглаживая жену по спине.
— Папа уже всех подружек её объездил, нет её ни у кого, и не было. Вот, думаем, в милицию уже пора звонить. Господи, не случилось бы чего… — мать достала из кармана халата платок и громко высморкалась. — А всё политика твоя проклятая, будь она неладна! — со злостью ударила отца кулаком в грудь. — А если это из недоброжелателей твоих кто нашу девочку похитил?
— Ма, ну ты это, панику на пустом месте не разводи, и поменьше криминальные новости смотри, — постарался её как-то успокоить, а у самого едва руки не тряслись. Сестра моя хоть и мелкая пакостница, но ведь единственная и, блин, любимая. А если правда что… Вдруг меня осенило: — А вы Минаевой звонили?
— Полине? Нет, а зачем? — подняла непонимающий взгляд мать.
— Ну как, они же дружат теперь. Дай телефон, — забрал трубку и, не без труда вспомнив номер, набрал пять цифр. После седьмого гудка трубку взяла сонная Минаева.
— Алло, Набиев? — зевнула. — Я знаю, что это ты, у меня твой номер высветился. Чего звонишь, извиниться надумал?
— Карина где? — пропуская прелюдию в виде вежливости, задал вопрос в лоб.
— Не знаю я, где твоя Карина. — По голосу понял — врёт.
— Её дома до сих пор нет. Говори, где она! — теряя терпение едва не заматерился.
— Ладно, скажу, так быть. А ты мне что взамен?
— Говори, идиотка!
Мать прикрыла рот ладонью и снова в слёзы.
— У Беса она. С Горшковым. Но она слёзно умоляла ничего тебе не рассказывать, если она уз… — дальше я её уже не слушал, бросив трубку на диван.
— Поехали, на машине быстрее будет, — взял со столика ключи от тачки и бросил отцу. Прав-то у меня пока нет.
— Она у Полины? — с надеждой спросила мама.
— Нет, но я знаю, где она. Не волнуйся, с ней там всё в порядке. «Надеюсь», — добавил уже мысленно, и прямо представил, как ломаю Горшку челюсть, если он не дай Бог сестру хоть пальцем тронул.
Ехали с отцом в полной тишине, я только лишь указывал дорогу. Жаль, что нормальным он становился только в стрессовой ситуации.
Тормознув у хибары Беса, отец намылился выходить.
— Сиди, я сам схожу.
— Там моя дочь вообще-то, — воюя с ремнём безопасности, пропыхтел батя.
— Да там молодёжь одна, нечего шухер наводить. Я сейчас её приведу. Ты с ней дома разбираться будешь.
Недовольно пробурчав что-то себе нос, отец всё же остался на месте, а я, выпрыгнув из Ауди, надавил на дверной звонок.
Через пару минут Бес неторопливо открыл и, недоверчиво откинув взглядом тачку, пропустил меня внутрь.
— Сестра моя там?
— С Горшком сидит там какая-то мелкая.
— Что делают?
Бес неопределённо дернул плечом, и по лицу сразу понял, что ничего хорошего. Обогнав его на пороге, вихрем влетел в комнату.
В клубах дыма, и не только сигаретного, за столом что-то праздновали незнакомые мне пацаны. Из колонок, с перемотанными изолентой проводами, доносились матерные вопли Сектора Газа.
В мутной пелене кумара едва разглядел скрюченную фигуру Горшка: тот, зажав сестру в уголу дивана, развязно распускал руки, и чуть ли не пожирал её целиком.
Ощутил, как глаза налились кровью.
В два шага преодолев расстояние, резко схватил его за воротник куртки и, пока тот вдуплял что произошло, с размаху въехал кулаком в челюсть.
Пацаны грязно заматерились и повскакивали со своих мест, какие-то две девчонки на другом конце тахты истошно завизжали.
Горшок рухнул на диван, едва не придавив ни живую ни мёртвую от страха сестру, торопливо застёгивающую неверными пальцами пуговицы блузки.
— Мы с тобой потом ещё поговорим, — прошипел, глядя на Стаса, утирающего с губ выступившую кровь. — Пошли, — не церемонясь, стащил за руку с дивана Карину и, обернувшись к выходу, увидел застывшего в дверном проёме бледного отца. Тот ошалевшими глазами смотрел на представшую картину, буквально потеряв дар речи. — Пошли-пошли, — подталкивая спотыкающуюся сестру, вывел её из дома. Батя безмолвно следовал за нами.
— Стой, подожди, — пьяно заканючила Карина, — подожди же, блин, меня щас тошнит, — наклонившись над кустом засохшего крыжовника, извергла съеденное за вечер.
Удерживая её волосы, отвернулся, матерясь на чём свет стоит на этого ублюдка.
Ведь был же уговор, что сестру не тронет. Сука, он у меня вывихнутой челюстью не отделается.
Надавив рычаг колонки, подтащил Карину в ледяной струе.
— Пей.
Она, покачиваясь, наклонилась и, не подрасчитав силы, поскользнулась на мокрой траве и рухнула плашмя на землю. Пришлось поднимать и, перекинув через плечо, нести на к машине.
Та, болтаясь как тряпичная кукла, ещё пыталась отбиваться, и с криками: «Стас! Стасик!», молотила меня по спине крошечными кулачками.
Давно я не был таким разъярённым! Ну как давно — чуть больше суток. По ходу у меня теперь хобби — бить вечерами морды всяким отморозкам.
Едва очутившись в салоне машины, Карина сразу же уснула, уронив голову на плечо.
Сколько же она выпила? Если узнаю, что она не только пила, но и что-нибудь курила — Горшку тогда полный звиздец.
Домой мы попали к трём, а спать я лёг вообще в начале пятого.
Пока мать пыталась добиться от невменяемой сестры каких-то признаний, пока успокаивал её, что ничего ужасного там точно не произошло… Называется, решил в кои-то веки выспаться.
Просто замечательный семейный вечер. Мать её, идиллия.
Часть 49. Отец Яна
Отец Яна
Роман Алексеевич, закрывшись в своём кабинете, отодвинул опустевшую, уже третью за это утро чашку крепкого кофе.
Откинувшись на спинку кожаного кресла, чуть ослабил узел галстука и, прикрыв глаза, принялся массировать виски.
Ну и ночка у него сегодня выдалась — до самого утра глаз не сомкнул, теперь голова раскалывалась, да так, будто сами черти ворочали внутри черепной коробки раскалённой кочергой.
Дала им дочь вчера жа́ру, переполошила всю семью. У него, как заместителя главы администрации, с такой нервной работой и так здоровье плохое: давление, сердечко шалит, а вчера и вовсе чуть не остановилось. Кто бы мог подумать, что его ребёнок такое выкинет! Вот только же Карина малышкой была, в песочнице куличики лепила, а теперь у неё видите ли любовь, и к кому — форменному шалопаю, который её мало того, что напоил до невменяемого состояния, так ещё и едва не обесчестил. Если она сейчас такое творит, то что будет потом…
Думал он, что средний отпрыск ему крови попьёт со своими выходками, а теперь уже начал сомневаться. Судя по поступкам доченьки, та брата своего ещё догонит и переплюнет. А сын вот наоборот, удивил. Не ожидал Роман Алексеевич, что Ян такой не по годам взрослый. Всё считал, что тот только с друзьями пиво пить горазд, да ночами по дискотекам шляться, а он молодец, всё в свои руки взял: и сестру нашёл, ещё и мерзавцу этому малолетнему по морде съездил. Даже гордость взяла Набиева-старшего за сына. Может, не такая уж и безнадёжная смена растёт?
— Роман Алексеевич, тут к вам посетительница, — приоткрыв дверь, в кабинет робко заглянула Тонечка, его новая секретарша.
Молодая, щёчки румяные, грудь — налитые яблочки. Эх, был бы он на десяток лет моложе, да меньше килограмм на пятьдесят, то бы…
— Никого не принимаю сегодня, — рявкнул он, и Тонечка вздрогнула, затряслась как осиновый лист.
Нравилось ему, что подчинённые его боятся, был такой грешок. Если боятся — значит уважают. Ведь с людьми как — чуть поводок спустишь, они совсем с привязи сорвутся и на шею запрыгнут. Порядок должен быть во всем! Жаль только, что с его домашними эта схема не работала.
— Я ей сказала, что не приёмный день сегодня, но она настаивает, не уходит… — робко проблеяла секретарша.
— Ну и пусть сидит хоть весь день, не принимаю — значит не принимаю! — грозно отрезал он, и ударил пухлой ладонью о дубовую столешницу.