Давай никому не скажем (СИ) - Лель Агата. Страница 85
Он сказал «люблю». В другой ситуации я бы порхала от счастья, но сейчас, после произошедшего в его спальне…
Меня бил озноб, в голове вереница разнообразных мыслей, и осознание того, что это конец.
Я видела её глаза… этот взгляд. Она не простит мне этого. Не простит этого нам.
— Прости, я… я пойду, — повесив сумку на плечо, торопливо выскользнула из дома.
— Увидимся завтра! Обязательно! Поняла? — прокричал он мне вслед, но я ничего не ответила, спешно покидая территорию дома.
Лишь оказавшись за высокими воротами, смогла наконец выдохнуть. Но руки до сих пор сотрясала мелкая дрожь, пелена страха окутала разум: недавнее адское пламя сменилось могильным холодом.
Я не боялась вылететь с работы, не боялась осуждения людей.
Я боялась потерять его.
Боялась, что если вмешаются его родители, мы точно не сможем быть вместе. А они вмешаются! Просто не может быть иначе!
Неверными шагами удалялась от дома, роняя слёзы и коря себя за произошедшее.
Надо было быть осторожнее, надо было предвидеть…
Может быть потом, позже, когда Ян бы её постепенно подготовил, она, может, и приняла бы скрепя сердце наш роман, но не сейчас, не вот так, как снег на голову.
Мимо промчалась Ауди Романа Алексеевича. Почему-то вдруг совершенно ни к месту вспомнила, что утром мне показалось, что видела её возле остановки у барака.
Конечно, это был не он, ему там просто нечего делать…
Сейчас он войдёт в дом и Нонна Вахтанговна огорошит его новостью, что их сын крутит шашни с нищей преподавательницей, дочерью алкоголички.
Это конец.
Я брела не разбирая дороги, игнорируя мелко накрапывающий дождь. Не замечая ничего вокруг прошла остановку, но даже не обернулась, продолжая свой бессмысленный путь.
Если я его потеряю, то жизнь вообще не имеет смысла.
--
*Только ты можешь сделать этот мир правильным. Только ты.
Only You (And You Alone) (с англ. — "Только ты (и ты одна)" — популярная песня 1950-х, группа «The Platters».
Часть 64. Отец Яна
Отец Яна
Роман Алексеевич ушёл сегодня с работы пораньше — с самого утра мучила головная боль, всё валилось из рук. И думки только о том, что вдруг всё-таки эта новая преподавательница Яна действительно его дочь.
Чувствовал сердцем, что не может этого быть, а разум говорил: а вдруг? Слишком уж много совпадений.
Весь день прокручивал одно и то же, поглощал успокоительное вперемешку с коньяком, но ничего не помогало избавиться от этой навязчивой мысли. В конце концов плюнул и, предупредив Тонечку, поехал домой. Дома, как говорится, и стены лечат. Дома и думается лучше.
Вырулив на свою улицу вдруг увидел её — Яну. Шла под дождём словно привидение, и как будто плакала…
Он уж было решил, что галлюцинации — ещё бы, целый день о ней думал, но потом обернулся — точно она. И новый виток мыслей, новый приступ головной боли. Даже сердце закололо.
Загнав машину в гараж, устало вошёл в дом, мечтая поскорее принять горячую ванну и выпить ударную дозу коньяка, как вдруг увидел в гостиной рыдающую жену. Сидела вогнув голову на кресле, рядом, на диване, Ян, с каменным лицом.
— Что у вас тут происходит?
— Ромочка, Рома! Это ужасно, просто ужасно! — всхлипнула Нонна. — Пришла эта преподавательница… Я пошла заваривать чай… а потом поднялась в комнату, а там они… они… — и разразилась рыданиями.
— Что — они? Ты можешь нормально объяснить? — разозлился Роман Алексеевич, расстёгивая пиджак.
— У сына своего спроси! Пусть он сам расскажет, чем занимался в своей комнате с этой потаскухой, — зло прошипела Нонна, бросая на сына яростные взгляды.
Набиев-старший побледнел, и сел — нет, даже упал на край кресла.
— Чем? Говори! — проорал так, что стены задрожали.
— Я люблю её, — спокойно сказал Ян.
— Они там что… они там… они… — хватал ртом воздух, выпучив в ужасе глаза.
— Нет, слава Богу! Эта бесстыжая целовалась с нашим сыном! Но я не удивлюсь, если у них уже всё было! Она лапала его, Рома! — прогундосила Нонна и громко высморкалась. — Это так мерзко, так отвратительно!
От сердца Романа Алексеевича немного отлегло, но всё равно новость привела его в священный ужас!
Сама по себе связь сына с девушкой старше его не радовала, но всё-таки узнай он об этом вчера, то, может, отреагировал бы не так остро. Но сегодня, после того, как он выяснил, кто дочь этой пропоицы… значит она может быть и его дочерью тоже, а это же просто катастрофа! А что если вдруг они успели не только поцеловаться…
— Мам, прекрати разыгрывать драму на пустом месте, — нахмурился Ян. — Я совершеннолетний, и имею право встречаться с кем хочу!
— Но она твой педагог! И она старше! — взвизгнула Нонна Вахтанговна.
— И что? Ты тоже старше отца на пять лет!
— Не смей напоминать мне о возрасте! — задетая за больное Нонна вскочила, и начала нервно нарезать круги по гостиной. Плакать она перестала, место слезам уступила ярость. — Она не просто старше, она нищенка! Дочь алкоголички! Она никто! Пустота! Ноль! И мы с папой любили друг друга, а здесь нет никакой любви, просто твоя гормональная блажь и её продуманность! Не зря она мне сразу не понравилась, но пожалела бедняжку, когда узнала, в каких условиях та проживает, хотела помочь подзаработать. А она не будь дурой на тебя залезла! А я ещё волновалась, что она нашего папу захомутать захочет. Какой я была слепой! Надо было гнать её взашей ещё в тот день, когда увидела вас идущими за руку! Я душу перед ней выворачивала, делилась переживаниями, а она… Расчётливая стерва!
— Что ты несёшь? По себе людей не судят! — горячо вскинулся Ян.
— Не смей так разговаривать с матерью! — взревел Роман Алексеевич и, тяжело поднявшись, грозно двинулся на сына. Тот как сидел — раскованно, без страха взирая на родителей, так и остался сидеть, игнорируя ярость отца. — Говори, было у вас с ней что-то?
— Не твоё дело!
— Говори, я сказал!!! — замахнулся он, но Нонна Вахтанговна перехватила его руку.
— Не надо, Рома, не надо! Я сейчас же позвоню Лёшке в Москву. В ближайшие дни отправим туда Яна, будет доучиваться в столичном колледже, под присмотром дяди. Он быстро из него человека сделает! Будет дома сидеть и к поступлению в ВУЗ готовиться, вместо того, чтобы шашни крутить со всякими… Больше ни ногой в этот техникум! Я не позволю!
— Не имеете право, понятно? — вскипел Ян, и вскочил с дивана. — И что вы сделаете? Насильно затолкаете меня в вагон поезда? Я буду учиться там, где хочу, — под разъярённые взгляды родителей подошёл к выходу, рывком сдёрнул с вешалки куртку, сбросил с полки кроссовки.
— И куда это ты собрался? — нарисовался следом Набиев-старший.
— Если я снова скажу не твоё дело, опять замахнёшься?
— Если ты сейчас уйдёшь из дома, я клянусь всем святым, что жизнь твоей благоверной превратится в сущий ад! — сквозь зубы прошипел отец. — Уже завтра утром она вылетит с работы, а вечером будет сидеть в изоляторе, по подозрению… Ой, да долго найти, что ли, в чём. Хищение имущества, растление малолетних, распространение запрещённых препаратов детям…
— Ты совсем рехнулся? — на лице Яна застыла гримаса ужаса.
— А это уже пусть она сама потом доказывает, что не при делах. Оплачивает дорогостоящих адвокатов. У неё есть адвокат? У меня есть — Герман Юрьевич, ты же помнишь его? Если он захочет, получит твоя красавица по полной, пришьют то, чего и в помине не было. Ты же знаешь, он может. Ну что, ещё не передумал уходить? — ухмыльнулся Роман Алексеевич, понимая, что попал точно в цель.
Ян тяжело дышал, кулаки непроизвольно сжимались и разжимались. На лице — нескрываемое презрение.
— Да пошли вы, — перепрыгивая через три ступеньки побежал наверх.
— И не смей выходить из комнаты, пока папа не разрешит! — крикнула вдогонку Нонна Вахтанговна. — Правильно ты его, Рома, будет знать как с родителями разговаривать! Совсем распоясался! Ой, что это с тобой? Сердце? Я сейчас, сейчас, лекарство принесу, — засуетилась вокруг обессиленно рухнувшего на диван мужа.