Радужные крылья над миром (СИ) - Штаний Любовь В.. Страница 3

Женщина закашлялась.

— То есть, — отложив вышивку, Онель подошла ко мне, — ты пообещала моему сыну три глотка крови, рассчитывая исключительно на защиту от прочих вампиров с его стороны?

— Н-ну, д-да…

Странная реакция вампирши напрягала, да ещё и пёс никак не желал успокаиваться, всё рычал и рычал…

— Это плохо? — сглотнув, выдавила я нервное. — Разве Лей не стал бы меня защищать? Вроде он как раз весьма серьёзно отнёсся к задаче не подпускать ко мне остальных претендентов на «испить кровушки»…

Онель села напротив и задумчиво постучала по столу длинными перламутрово-розовыми ногтями.

— Знаешь ли ты, чем высшие вампиры отличаются от прочих? — спросила она, чуть прищурив красивые серо-голубые глаза.

На миг я залюбовалась. Всё-таки матушка у Лея неправдоподобно красивая женщина, хотя ничего вампирского в ней совсем нет. Ярко-рыжие густые волосы, тонкая белая гладкая кожа, вызывающая ассоциации с китайской фарфоровой чашечкой. Я такую в музее видела. Губы красивой формы, такого нежно-розового цвета, какого ни одной помадой не добиться. Брови густые, ровные… Одно удовольствие смотреть!

— Таша?

— Ах, да. Простите. Я задумалась.

— Так знаешь, в чём разница? — мягко улыбнувшись, напомнила Онель свой вопрос.

— Кажется… высшие бессмертны. Так?

— Конечно, нет, — мелодично рассмеялась она. — Даже Духи смертны, что уж говорить о нас? Живём мы долго, если есть магия, даже не стареем, но и только. Нас можно убить, если знать, как, и мы погибаем от несчастных случаев.

— Но я читала… думала… — Я растерянно прикусила губу. — А что тогда?

— Низшие вампиры пьют кровь, для них она — пища. Именно потому их иногда называют кровососами. Но, если захочешь смертельно оскорбить кого-то из высших или нажить себе врага — назови высшего кровососом. Более грязного оскорбления для нас нет. Знаешь, почему?

— Эм… — я припомнила, что в книжках писали, и честно призналась: — Нет.

— Высшие не питаются кровью. Совсем! Пустить кровь врагу — за милую душу, но не пить.

— А чем же вы питаетесь?

— Кроме обычной еды? — она кивнула на корзинку с булочками. — По-разному. Например, члены клана Асолу пьют жизненные силы. Жертва мгновенно стареет, отдавая время своей жизни вампиру. Клан Шопта предпочитает эмоции. Мы…

— Да? — я подалась вперёд, заинтригованная и настороженная одновременно.

— Воспоминания, — Онель улыбнулась. — Маленькие и большие, радостные или не очень, главное, чтобы яркие. Память несёт энергетику момента. Конечно, полезнее и приятней выпить счастливое воспоминание, но для подпитки пойдёт любое. Кстати, моменты, когда испытывают невыносимую боль, врезаются в сознание куда надёжнее приятных минут или дней, да и сил дают мно-ого.

— Но… как такое возможно? Это же…

— Просто, — вампирша улыбнулась. — Достаточно раз в несколько лет выбраться в любое поселение, и о энергетической подпитке можно не беспокоиться. Одно большое воспоминание или полсотни мелких — не суть важно. Люди, если всё сделать аккуратно, так и вовсе не замечают разницы. Они и без нас всё забывают. Впрочем, порой жертвы приходят сюда добровольно.

— Зачем? — мимолётное подозрение сжало сердце холодной рукой, а голос сорвался на писк. В ожидании ответа я стиснула край стола так, что подушечки пальцев закололо.

— Иной раз память — тяжёлый крест, а мы можем от него избавить, — вздохнув, женщина отвела взгляд от моего побелевшего лица и посмотрела в окно, за которым шелестел разноцветными струями маленький водопад. — По мне, так люди приходят реже, чем могли бы. Это глупо. Прости, но когда есть возможность… Разве плохо забыть о том, что причиняет боль? Не понимаю.

Я промолчала и зажмурилась. Так вот о чём говорил Лей, когда мы познакомились! Он ведь…Осталось лишь уточнить последнюю деталь.

— А процесс… «избавления» как-то связан с поцелуями? — спросила я шёпотом.

— Да, — кратко ответила, рассеянно кивнув, задумчивая Онель.

Сердце упало. То есть, позволь я себя поцеловать тогда… забыла бы про Хартада и всё с ним связанное?! Навсегда? Сглотнув, я зажмурилась, принимая упущенную возможность. Или чудом пролетевшую мимо беду?

Растворить в нигде последние недели… Плохо ли это? Да, согласись я на поцелуй, забыла бы мучительное разочарование — оглушающую боль, но ведь не только их! Ещё счастье и пронизывающую каждый вздох радость тоже… Это…

Прикусив губу, я несколько раз вздохнула. Новая информация никак не желала укладываться в голове. Скатерть на столе красивая… Обвела ногтем вышитый цветочек.

— Я могу объяснить, — проговорила я тихо, — если хотите.

— Буду тебе благодарна, — мягко отозвалась вампирша.

Её лица я не видела, но доброжелательные интонации подбодрили. Есть надежда, что не оскорблю своими выводами.

— Понимаете, — сглотнув, я сжала в ладони ложечку. — Иногда воспоминания приносят невыносимую боль, и да, хочется забыть всё и всех, лишь бы снова научиться дышать, не вздрагивая с каждым ударом разбитого сердца. Порой и вовсе… не хочется уже ничего, даже жить…

Под столом, жалобно заскулив, Нарт упёрся лбом в мою коленку. Я опустила похолодевшую руку, успокаивая собаку. В ладонь уткнулся мокрый нос, да там и остался. Тёплый… Поднимая взгляд на собеседницу, я уже улыбалась. Чуть кривовато, правда, рассеянно и грустно, но улыбалась.

— И всё равно, я не хотела бы забыть даже то, что причиняет такую боль.

— Почему? — с искренним участием и непониманием спросила.

— Это… подло, — пожала я плечами. — По отношению к себе, к тем, кто рядом… к судьбе, в конце концов. Добровольно забыть часть себя — это предательство. Сами подумайте: если тебе выпало пережить что-то, разве можно отказываться от этого? Так не бывает, чтобы только хорошее. К тому же, если не будет горя и тоски, счастья и радости тоже не оценить. Наверное, я не хотела бы забыть ни мгновения своей жизни. Одни — счастье и смысл жить дальше. Другие — опыт и указание, «как» жить.

— Мне этого не понять, — вздохнула вампирша. — Я бы с радостью забыла мучения последних лет. Это страшно — видеть, как мучается любимый, глядя на твои морщины. Майлс винил себя и сжимал кулаки каждый раз, когда я стонала от боли в спине или суставах, но ничего не мог поделать.

— Это в прошлом, пусть там и остаётся, — я потянулась через стол и погладила Онель по руке. — Но подумай: забыв об этом, не вспомнишь и о том, как сильно он тебя любил даже старухой. Забудешь, как много значила для него ты сама. Не внешность, не красота тела, а именно ты. Его тревогу за тебя, заботу, участие. Оно того стоит?

Женщина долго молчала, вглядываясь в мои глаза. У меня уже рука затекла, но убирать её, прерывая касание, сейчас казалось неправильным.

— Пожалуй… нет, — Онель печально улыбнулась и добавила задумчиво: — Никогда бы не подумала, что мою жизнь изменит юная человеческая девушка! Да ещё и найдёт слова, чтобы объяснить мне же нечто важное. Тебе сколько лет, Таша?

— Девятнадцать, — я улыбнулась, припомнив реакцию друзей на подобный ответ. Под столом нервно вздрогнул Нарт. Блохи у него, что ли?

— По человеческим меркам это уже не детство, — к моему счастью не впала в истерику собеседница — Хотя для Хранительницы это совсем ничего.

— Ну, да, — согласилась, поглаживая окаменевшего пса по голове, — Я вообще на Шайдаре всего несколько недель.

— Хм… а до того где жила?

— На Земле. Это другой мир, техногенный.

— Таша, ты вернёшься туда? — женщина нахмурилась, а очередная блоха заставила прислонившуюся к моим ногам псину вздрогнуть и замереть. Странные какие-то блохи, с парализующим эффектом.

— Нет, — честно ответила я и поразилась удовлетворению, звучащему в собственном голосе. — Назад дороги нет, да и не хочу я возвращаться. Мне слишком дорог Шайдар, не говоря о некоторых его обитателях. Но у меня есть вопрос.

— Какой же?

Мне показалось, Онель обрадовалась ответу, даже несколько чересчур. Зато псина отмерла и выдохнула аж с присвистом. Надо будет мыла от блох у вампирши выпросить, а то таким макаром Нарт задолбается не дышать.