Порочная месть (СИ) - Салах Алайна. Страница 41
От голода и запаха навоза, усиливающегося от жары, к горлу подкатывает тошнота, и я едва успеваю перевернуться на бок, перед тем как меня рвет на пол обжигающей горечью желчи. Тяжело дыша, вытираю катящиеся слезы и вновь ложусь, утыкаясь взглядом в стену, и через несколько минут пропадаю в темной бездне сна.
Я просыпаюсь в поту от приглушенного звука разговора. Открыв глаза, ощупываю знакомую серую краску и, дав себе время в очередной раз смириться с реальностью, невольно прислушиваюсь. Судя по знакомым тягучим гласным, это Баз беседует с кем-то по телефону прямо за стенкой.
— Понятия не имею, сколько… думал, девчонку на следующий день заберут, но, похоже, на нее решили забить. Колдфилд сразу сказал, что она ему не интересна, а ее братец, похоже, так трясется за свою шкуру, что боится и носа показать.
Я до крови закусываю губу, гася истеричный всхлип, и утыкаюсь лицом в грязную простынь. Наивная дурочка. Я никому не нужна.
глава 27
От того, что силы, подорванные двумя сутками голода, и надежда покинули меня, я почти все время сплю. Хотя возможно, это мой организм переключился в режим самосохранения, не давая сойти с ума от безысходности и осознания того, что никому нет до меня дела. Тошнотворные запахи меня больше не беспокоят; я не чувствую ни голода, ни жажды, ни страха, ни даже позыва в туалет. Наверное, жизненные функции угасают, когда ты теряешь всякую веру в то, что в будущем тебя ждет что-то хорошее. Ведь ничего хорошего у меня быть попросту не может. За мной никто не придет, а значит Крофту больше нет от меня пользы и логично будет избавится от ненужного груза.
Я вдруг вспоминаю, что с детства мечтала попасть в Диснейлэнд в Анайхайме. Поесть сахарной ваты, надеть смешные рожки и обязательно посетить аттракцион Пиратов Карибского моря. Если бы меня спросили сейчас, чего я хочу больше всего — я бы попросила отвезти меня туда. Хочу, чтобы хотя бы эта мечта в моей жизни исполнилась. Страшно умирать, не осуществив ни одной.
— Эй, девочка, давай-ка поешь. — голос База доносится словно через слои плотного хлопка. На плечо ложится тяжесть его прикосновения, а в ноздри проникает запах рыбы и вареных овощей.
— Не хочу, — с трудом выталкиваю слова через ссохшиеся губы. Я и, правда, не хочу.
Из-за спины раздается легкий шорох, кажется, Баз поставил тарелку на пол, следует шум удаляющихся шагов и его озабоченный голос:
— Поменял ей еду…все равно не ест.
— Смысл переводить жрачку. С ней уже и так все понятно. — «Плохой» Энсел все еще здесь, вяло ползет мысль. Я снова закрываю глаза и перед тем как провалиться в сон, успеваю подумать: «Ну по-крайней мере, Баз мне сочувствует»
Из полубессознательной сонливости меня выводят непривычно громкие звуки: свист закопавшихся в землю покрышек, шлепки открывающихся автомобильных дверей, быстрый топот ног и глухой удар, от которого начинают вибрировать стены. Уперевшись нетвердыми руками в настил, поднимаюсь и, подтянув колени к груди, с колотящимся сердцем смотрю на закрытую дверь. Я до конца не понимаю, что означает происходящее для меня, но это не мешает лучам надежды вновь вспыхивать в груди. Возможно, брат позвонил в полицию и они выследили моих похитителей. Возможно, даже пришел за мной сам.
Из-за стены доносятся звуки борьбы, за которыми следует приглушенный мужской стон, и я невольно жмурю глаза и вжимаю лоб в колени. Пожалуйста, пусть кто-нибудь меня спасет. Кто угодно.
От оглушительного пинка в дверь я дергаюсь и неожиданно для себя начинаю тихо плакать. Словно удар пришелся не по дереву, а по моим превратившимся в лохмотья нервам.
— Она здесь. — доносится сквозь грохот сердца знакомый голос. Я быстро моргаю, стирая запястьем слезы, и мутное пятно постепенно обретает очертания. Рядом с покачивающейся на одной петле двери в камуфляжных штанах и массивных армейских ботинках стоит Прайд. Я моргаю снова, чтобы убедиться, что человек, появившийся рядом с ним, — не плод моих галлюцинаций от истощения и обезвоживания, и слезы начинают катиться еще сильнее. Потому что мне не привиделось. Из дверного проема ко мне быстрым шагом направляется Кейн, и почему-то в этот момент я думаю, что никогда не видела, чтобы он быстро ходил. В его движениях никогда нет спешки, словно он всегда знает, что его готовы ждать.
Кейн отпихивает ногой стоящую на полу тарелку с едой, от чего она с глухим стуком ударяется в стену, и быстро опускается передо мной на колени. Поймав мой заплаканный взгляд, убирает прилипшие пряди волос с лица, и его челюсть едва заметно сжимается.
— Как меня зовут? — его голос спокойный и твердый, глаза смотрят сосредоточенно.
От постепенного осознания, что все происходящее не сон, а у меня еще есть шанс увидеть Диснейленд, тело начинает пробивать бешеная дрожь, и речь звучит отрывисто и хрипло:
— Я знаю, как тебя зовут, Кейн.
— Уже неплохо. - Привстав, Кейн обхватывает мою талию и легко поднимает на руки. Я тыкаюсь носом в воротник футболки-поло, вдыхая его запах, легко перебивающий окружающее зловоние, и от созревшей уверенности, что этот кошмар позади, что меня нет убьет и не изнасилует толпа озверевших охранников, начинаю рыдать. Но даже этой истерике не под силу заглушить голос внутри меня, шепчущий: «Он все-таки пришел».
Когда мы доходим до смежного помещения, откуда доносились звуки борьбы, я предпринимаю машинальную попытку оглядеться, но не успеваю поднять голову, как мгновенно слышу твердое предостережение рядом с ухом.
— Не надо.
Стараясь не думать, что эти слова могут означать, закрываю глаза и, спрятав лицо в твердой ключице, выдыхаю в нее последнее сдавленное всхлипывание.
— От меня плохо пахнет. — шепчу, когда мы оказываемся в темноте ночного воздуха. — Не было душа… и сменной одежды.
Кейн никак не комментирует мое странное признание, лишь пальцы на моей талии слегка вздрагивают, когда он прижимает меня к себе сильнее.
глава 28
— Передай мне воду и шоколад. — негромко говорит Кейн, когда мы оказываемся на заднем сидении большого черного внедорожника, после чего Прайд, сидящий за рулем, достает из подлокотника бутылку минеральной воды и коричневую упаковку Hershey и, развернувшись, передает ему.
— Пей, — раскрутив крышку, Кейн вкладывает воду в мою ладонь и начинает разламывать шоколадную плитку, — у тебя обезвоживание.
Я прикладываю бутылку к губам, силой вливая в себя глотки, раздражающие ноздри и горло. Истерика окончательно отпустила меня и теперь ей на смену пришел оглушенный ступор. Я чувствую себя выпотрошенной и потерянной, словно из меня выкачали все эмоции.
— Не могу больше. — рукавом вытерев подбородок, протягиваю бутылку Кейну. Он критичным взглядом оценивает количество убывшей жидкости и, накрыв мои пальцы своими, вновь поднимает горлышко к моему рту.
— Нужно выпить еще немного.
Заставляю себя сделать еще несколько глотков и, тяжело дыша, откидываюсь на кожаную спинку сидения. Я провела в плену не более трех дней, а кажется, будто я мучительно умирала в нем несколько месяцев.