О чём молчал Будда (СИ) - Борзов Анатолий. Страница 41

* * *

— Дима, — сказал Григорий Аркадьевич, — заставляешь себя ждать. Ты мне и без того все карты спутал. Ты бы знал, как я от тебя устал! Вместо того, чтобы заниматься делом, я вынужден заниматься тобой. Молодцы — хитро придумали. Устроиться в магазин продавцом! Дима, у вас там что, все дураки? Мы книжек не читаем? Хорошо — не читаем, но мы смотрим кино. Секретный агент! Да у тебя на лбу написано, кто ты и с какой целью явился. Честно скажу, я мог тебя прихлопнуть, как муху, уже в первый день. Не прихлопнул — было интересно.

— Володя — ваша работа?

— Володя — отработанный материал. Слишком глуп и доверчив.

— Чевадзе?

— Афтондила было жаль. Но сколько можно терпеть его алчность? А потом он возомнил себя моим партнером! Это уж ни в какие ворота. Какой из Афтондила партнер — мелкий мошенник.

— Григорий Аркадьевич, вы допустили ошибку — Афтондил ничего не знал.

— Правда? А чего он не знал?

— В портфеле никогда не было документов.

— Правильно, не было. Мы их прежде уничтожили — наши долговые обязательства.

— А Володя? К чему заказывать нападение на самого себя?

— Володя — дурак, за что и поплатился. Скажи, как ты понял, что я подбросил тебе деньги? Наследили? Я прав? Бестолочи, не могут выполнить простого задания. Дима, представляешь, с кем мне приходится работать?

— Почему не организовали липовое нападение на самого себя? Боялись повториться? Хотя задумка хороша — не нужно отдавать партнеру деньги. А подбросили деньги зачем? Чтобы пустить следователей по ложному следу? Мол, Дима Скворцов спрятал на первое время.

— Дима, я старый человек. Чтобы наши партнеры поверили, Тимур должен был в меня стрельнуть, а стрелок он паршивый.

— Планировали меня убить?

— Молодец. А что мне еще оставалось? К сожалению, нужна трагедия. Мы бы тебя похоронили, как человека Эллочка женщина сентиментальная, отработала бы за двоих — всплакнула бы от души. Памятник поставили бы, но уже через год. А ты гусар! Купера на мои деньги купил. Вот уж повеселил старика. А впечатление какое на Эллочку произвел! Она была готова броситься тебе на шею.

— Бомжа кто играл?

Григорий Аркадьевич окончательно развеселился.

— Дима, ты меня огорчаешь. Неужели не узнал? Или темно было?

— Тимур?

— Он и здесь не справился, а ты здорово бегаешь. А если бы еще не курил? Ох, и напугал ты нас! Перестрелку устроил в центре города. А пистолет какой попросил — револьвер! Гильзы-то в барабане остаются.

— Глупо.

— Почему? По-моему, логично. Пусть Дима Скворцов голову ломает. Григорий Аркадьевич не будет опускаться до какой-то жалкой тысячи долларов.

— Пежо к чему угонять?

— Чтобы у тебя занятие появилось. Чтобы оставил на время меня в покое. Полагаешь, кроме тебя мне больше нечем заняться? Деньги, Дима, на деревьях не растут, а если бы они росли, сначала нужно их посадить. Много деревьев. А потом ухаживать, поливать, с вредителями бороться.

— Какое слово вы дали Элле Сергеевне?

— Эллочка — женщина. А любая женщина может влюбиться. Прежнего мужика я быстро оформил. Вот ему слово и дал. Прежде чем его, беднягу, в лодку погрузили, дал слово настоящего мужчины — буду, мол, за женой приглядывать и в обиду не давать. Утонул. Представляешь? Искали, искали — не нашли. И сам искал — два дня в лесу — комары, оводы, а у меня язва по осени открывается. Вот с тобой поговорим и махну в санаторий. Знаешь, Дима, я тебя бы не тронул. Но как ты меня обманул! Я же со страха решил, ты и в самом деле секретный агент. Иначе чего с тобой возиться? А тут умные люди мне и говорят. Кто? Димка Скворцов? Да какой он агент! Ему пинка под зад дали и забыли. Как я расстроился! Что же получается? А получается полная и окончательная конфузия! А расходы какие? Моральный ущерб. Знаешь, они правы — тот, кто требует возмещение морального ущерба. На своей шкуре почувствовал — как больно. И язва едва не открылась. На таблетках сижу. А прежде до октября никаких проблем. Вроде, все вопросы обсудили? Или тебя еще что-нибудь мучает?

— Элла Сергеевна.

— Прости. Вопрос не ко мне. У Эллочки спросишь. Чувствительная оказалась. Думаю, ну когда дура разобьется? Не трогал, решил не брать лишний грех на душу. Да и привык. Вроде как приедет, поговорим и приятно.

— Трактор вы подогнали?

— Дураки подогнали. Я их не просил. Подарок захотели сделать — лишняя головная боль. Они как думают: если старик пожаловался на дочь, так ее сразу на плаху? А что, Дима, пойдешь ко мне? Хоромы не обещаю, но жалование положу приличное.

— Григорий Аркадьевич, — улыбнулся я, — вы меня через месяц убьете.

— Прав — убью. Может, не через месяц, но убью. Умный ты слишком, Дима, и опасный. Выгнать такого парня! А знаешь — почему? Умные, Дима, нам не нужны. Нужны сообразительные. Есть разница? О-о-о! Огромная разница. Устал я. Монолог закатал на полчаса, что-то вроде покаяния. Вот что, — Григорий Аркадьевич полез в карман, — будешь там, скажи обязательно, мол, Шепитько в грехах каялся. На коленках не стоял, но правду говорил. Признает за собой, не отпирается. Но и желает возразить — многие нынче так и живут. И что? Кто их призвал или наказал? А детей у меня нет — некому нести проклятие. Опять желудок заболел. Где таблетки? Думал, появилась дочь… Тимур, глянь, неужели дышит? Бестолочь, подушку прижать не может! Что за наказание! Эллочка… ты жива?

Пуля — дура. Она пролетит мимо. Оторвет клок с моей головы и уткнется в стену. Вдох — выдох. Мир — фальшивые декорации. Я принимаюсь вращаться. Одна нога согнутая, вторая прямая. Блеклый фонарь просыпается — озаряет светом мрачное помещение. Удивленное лицо Григория Аркадьевича. Тимур мне не подмигивает. Он выхватывает пистолет, который тут же взмывает вверх. Сейчас пистолет выстрелит! Я уже видел, как он стреляет.

Время — не секунды и минуты. Вижу мать. Она улыбается и протягивает руку. Вижу отца — мужская сдержанность тает у меня на глазах. И в этот момент свинец входит мне в голову. Растет дырка — как точка на экране телевизора — я его выключил. Сколько раз я видел эту точку — оказывается, не видел. Все! Я мертвец. Дима Скворцов понимает — он мертвец…

* * *

— Соловьев! Опять он курит? Господи, дал бог работника. Сколько можно терпеть? У нас что — нет других грузчиков?

Выходит Элла Сергеевна — кошмарная баба со склада. Грудь у нее кругом. С какой стороны не посмотришь — сплошная грудь. Элла Сергеевна об этом своем уникальном качестве, вероятно, знает. Разговор начинает с того, что припирает своей могучей грудью всякого к стенке.

— Соловьев! — ревет она морским котиком, — ты уволен!

День был поганым с утра. Пять минут я выслушивал по телефону ругань сумасшедшей тетки, которая настоятельно требовала соединить ее с каким-то Григорием Аркадьевичем. Тетка обещала его убить. Затем у меня лопнула резинка на трусах. На Филиппинах упал и разбился самолет. Кажется, экипаж и пассажиры погибли. Упал и рубль, а вместе с ним доллар. Известный астролог обещал через месяц Апокалипсис. В завершении позвонила моя бывшая.

— Я приду, чтобы забрать машинку. Она где-то на антресолях в коробке из-под обуви. Помнишь, я купила тебе ботинки? Желтые, импортные. Не помнишь? Ты, Соловьев, ничего не помнишь. Соловьев, ты прилетел с другой планеты — здесь тебе не место.

— Меня убили, — сказал я.

— Что? Убили? Плохо тебя убили. Нужно было убить как следует. Соловьев, ты опять пьян?

— В финале меня убивают. Пуля входит мне в голову, и я вспоминаю детство, родителей вспоминаю…

— Вчера у них была, — сообщила моя бывшая жена. — Тебе не стыдно? Трава по пояс!

* * *

Григорий Аркадьевич скалит зубы — вылитый вампир. Тимур испугано таращит глаза и ищет пистолет. Он здесь, — мрачная тень протягивает руку — какая длинная рука!

Костя! Вот он мой спаситель! Ну где ты был все это время? Терпеливо стоял за кулисами и ждал своей минуты? Она наступила — твоя минута…