Дети победителей (Роман-расследование) - Асланьян Юрий Иванович. Страница 62

Вокруг — поляны, деревья и впадины. Место довольно открытое. Сзади на сопке, метрах в восьмидесяти, виднелась заброшенная кошара. К ней пошли командир колонны майор Валентин Симонов и связист Сергей Собянин, с включенной видеокамерой.

Когда командир вошел внутрь, раздались выстрелы… Начался бой. Длина обороны вдоль дороги составила метров шестьдесят, глубина примерно столько же. Связи с Ведено не было — горы, радиостанция не могла пробиться в эфир. А космическая связь была только у высоких гостей, навещавших родных бойцов в Чечне. Только более мощная радиостанция, бывшая в машине солдат-контрактников, вышла на комендатуру.

«Сдавайтесь!» — раздались крики чеченцев. И дальше — ругань.

Первым загорелся «Урал» с боекомплектом. Вторым — БТР, попавший под прицел гранатомета. Из него сразу выпрыгнули бойцы и заняли оборону у дороги. Но один вернулся в горящую броню и повел огонь из крупнокалиберного пулемета. Тут снова сработал гранатомет, и от башни полетели куски металла. Пуля пробила бензобак машины, которая прикрывала одну из групп. Бойцы поползли вверх, на небольшое возвышение. Только закрепились, как в тыл ударил пулемет. Во весь рост встал Виталий Епифанов и начал бить по «чехам» из ручного пулемета. Вскоре раздалась ответная очередь, и Виталий упал. Вернулись к машинам… Боеприпасы кончались.

Но со стороны Ведено уже подходила вторая, более мощная колонна. В ней было шесть бронемашин. Шли под прикрытием вертолетов, с поддержкой дальнобойной артиллерии.

На пути колонны боевики тут же выставили мощный заслон. Она была остановлена в самом узком месте — тех самых «ушах». А через некоторое время полностью окружена. Большую часть сил боевики, видимо, перебросили туда, поэтому первой колонне стало легче.

С правой стороны дороги одна группа первой колонны обнаружила ущелье с речкой. Шли, скрываясь от «чехов» в кустах, патроны кончились — воевать было нечем. В конце концов бандиты заметили их и начали окружать. Казалось, жить осталось немного. Но тут засвистели мины. Из второй колонны били не прицельно, просто по расположению боевиков. Но ни один осколок не задел наших. А боевиков положили немало.

Прилетели «вертушки», и первый залп, как и минометчики, дали по своим. Бойцы обозначили себя зеленой ракетой, а противника — красной, как полагалось.

Обстрел позиций боевиков с воздуха и земли стал непрерывным. Вторая колонна вкладывала в бой всю свою душу. Но взаимодействия не было. Боевики, зная позывные пермского отряда, не раз пытались отменить приказы по корректировке огня. Военный комендант Тонкошкуров потребовал, чтоб исполнялись только те приказы, что отданы его голосом. Вскоре вторая колонна отступила, остались только «вертушки».

Другая группа первой колонны отошла назад и скрылась в кустах ореха. Лежали тихо, слышали голоса бандитов, среди которых различили и русский говор. До ночи пролежали в кустах, перед основной группой боевиков. Затем проползли между их дозорами и основными силами. Валерий Богданов считал тех, кого можно было увидеть с этого края расположения противника, досчитал до трехсот и сбился.

И только ночью вышли на дорогу — пять омоновцев и один солдат-контрактник. Шумел небольшой дождик, темно — их не видно, им не видно. Все были контужены. Осколочные за ранения не считались. За четыре часа прошли десять километров. Увидели свет и шум машины. Оказалось, рязанские десантники.

Тридцатого продолжалась войсковая операция. В тот день было обнаружено захоронение казненных боевиками десятерых бойцов, взятых в плен ранеными, с пустыми боекомплектами. Поиски погибших начали 31 марта, и вскоре был найден живым прапорщик ОМОНа Александр Прокопов.

Сережа Бородулин писал статью о бое и вопрошал небо: Господи, как случилось, что погибли 36 бойцов, молодых людей, полных жизни и мужества? Скажи, Господи?

И Господь ответил. Боевики были в курсе того, что предпринималось командованием: накануне в радиоперехватах переговоров наши слышали: «Утром пойдет «ниточка» 30–40 человек с одной коробочкой».

А наше командование утверждало, что под Ведено только мелкие группы боевиков, остальные уничтожены, активная фаза операции завершена.

На самом деле всё было иначе. Бандформирование, базировавшееся в районе Джаней — Ведено, было больше батальона. Могло быть и три батальона, до двух тысяч человек, большинство из которых — наемники. Командовал бригадой тот же Хаттаб, что и в Первую Чеченскую. Они уходили от федеральных войск. И группами пришли к Ведено, с мыслью захватить старую столицу Чечни.

Неужели наше командование не знало о таком крупном бандформировании? Конечно знало! Уже фактически обозначенный нашей разведкой, противник сидел в заброшенном поселке как в «слепом пятне». А то, что с ВДВ сняли задачу контролировать дорогу, говорит не столько об оценке опасности командованием, сколько об отношении к опасности. Конечно, по дороге пойдут бойцы, а не смелые генералы.

Но зачем было такому крупному и опытному противнику планировать засаду на полтора взвода? С такими силами в Чечне решали задачи наступления, прорыва, или устраивая свою оборону как систему засад в удобной для того местности. Боевики и не планировали это нападение. Недаром колонна прошла Джаней — Ведено в полной тишине.

Весной 2000 года, 4 апреля, во вторник, хоронили 25 пермских милиционеров из той колонны, что была расстреляна в Чечне боевиками. Было хмурое небо, все таяло. День траура. Сотни людей провожали омоновцев — родители, дети, жены.

А недавно я видел Пашу по телевизору: он превратился в настоящее божество, оброс религиозным жирком, будто Будда, мне даже показалось, что зубы у него стали золотыми, а глаза — бриллиантовыми. Мне почудилось, будто он выглядит еще совершеннее и непобедимее. Там, в области безоблачного существования, там, наверное, он писает португальским портвейном, а ходит исключительно черным налом.

И я порадовался за человека…

Я выключил мотор и начал планировать, чтобы никто не слышал, как я ухожу вниз. Как я ухожу. Как.

Главное — не что, а как.

Я понял: Бог меня любит. И я верю в него — в своего Бога, мерцающего белой звездочкой в самом темном и самом дальнем углу моего сознания. Он заботливо оберегает меня от фактов и поступков, способных причинить необратимый вред, он стережет меня от друзей и врагов, тихо-тихонечко нашептывает мне слова на сакральном языке познания самого себя.

Более того, я заметил, что всякий, кто меня обманывал, вскоре наказывался так, будто срабатывала какая-то программная формула. Я знаю, что Бог меня терпит — за то, что я не жадный, не злобный, не завистливый. Я добрый, я не сильно мстительный человек.

«Запел, сучонок, — приветливо подумал я о себе, — Бог его любит… Лучше бы отдельную квартиру предоставил. Да, он предоставит — на веки вечные… Э-э-э, земляк, нет, лучше моя коммуналка».

Мы ехали с отцом по прямому вишерскому шоссе из Соликамска. Еще в те времена, когда дорога была гравийной — белой от полуденного солнца. Навстречу шли машины с севера. Не доезжая Чердынского отворота, там, где вдоль пути стоят высокие сосновые боры, мы увидели мотоцикл. Он двигался навстречу нам, потом остановился. Один из двоих мужиков начал поправлять бензиновую канистру, прикрепленную сзади. В это время появился зеленый «Москвич-412», который начал объезжать мотоцикл, стоявший у обочины, сзади.

Я видел, но что произошло, понял потом, из объяснений отца. Водитель машины не успел вырулить влево — и сшиб стоявшего у мотоцикла мужчину.

Я увидел легковушку с разбитым лобовым стеклом, медленно проехавшую мимо нас. Отец дал по тормозам и выскочил из кабины рефрижератора, я — за ним.

— Стой, сука! — заорал отец вслед удалявшейся машине. — Стой! Давай назад, сука!

Он соскочил с подножки и побежал к месту происшествия, я — за ним. Второй мотоциклист делал лежавшему на дороге товарищу искусственное дыхание. Лицо его было испуганно и напряжено.