2018: Далёкое Отечество (СИ) - Ким Сергей Александрович. Страница 6
Пингус поспешно ретировался, а Афина круто развернулась и зашагала к окну, встав около него и мрачно глядя на улицу.
— Очень впечатляюще, ваше высочество, — одобряюще произнесла Мерцелла.
— На самом деле не особо, — скривилась Афина и напрямик заявила. — Мне… я не нравлюсь себе в такие моменты. Иногда я сама себя пугаю…
— Вы не слишком похожи на его величество Клавдия… Однако куда больше напоминаете своего деда — императора Мария, — заметила Мерцелла.
— Мне часто это говорят… Но я его почти не помню — он ведь умер ещё до рождения моей младшей сестры, — принцесса усмехнулась. — Хотя обычно мне об этом напоминают, когда я говорю или делаю что-то слишком уж агрессивное. Не слишком лестно, когда тебя сравнивают с тираном…
— Марий не был тираном.
— И каким же он был?
— Невысоким, прихрамывающим на левую ногу… Совсем не грозным на вид. Я была на приёме в Ориентале, когда император Марий посещал Восточный предел и даже вырвала себе целых два танца с ним, — рассмеялась Мерцелла. — Но в нём чувствовалась сила — это было в его глазах. И да, у вас его глаза.
Всё верно — глаза Афины были серыми, а не тёмно-синими как у большинства Корнелиев.
— Сила? Да уж, вряд ли бы самый крупный мятеж нобилей со времён Тёмных веков подавил кто-то слабый, — усмехнулась Афина.
— Чего стоит мощь тела без мощи духа? — философски заметила глава гильдии Фортос. — Император Марий был младшим сыном императора Суллы — самым слабым и болезненным, и променявшим Город-на-Холме на войну с северными варварами… Но именно он унаследовал трон Нового Рима.
— Просто потому, что в нашей семье случился такой позор как Гай Отцеубийца.
Историю Афина знала хорошо — как даже не наследница престола, но просто как образованная свободная гражданка Нового Рима. Как можно идти в будущее, не зная собственной истории, не вспоминая и не учитывая уже совершённых кем-то ошибок?
У прадеда — императора Суллы было четверо сыновей: Люций, Гай, Юлий и Марий. Когда в кораблекрушении погиб наследник престола, император назначил новым не второго по старшинству Гая, а Юлия. Что Гаю совсем не понравилось, поэтому он сначала отравил нового наследника на пиру, а затем убил и отца, развязав первую со времён Тёмных веков большую гражданскую войну… Победителем в которой оказался принц Марий и его северные легионы.
И что не слишком радовало Афину — ситуация с её единокровными братьями вполне могла вылиться во что-то нехорошее. Это у Мария до совершеннолетия дожили только двое сыновей, а вот у его величества Клавдия — целых пятеро.
Старшему, Вендимиану, уже почти сорок лет, а он всё в наследниках ходит, хотя тот же Марий получил императорскую диадему уже в двадцать. Но Его величество Клавдий живёт и здравствует, и на покой не собирается — сказывается кровь светлых фейри, с которыми Корнелии роднились со времён Александра Великого.
Второму наследнику, Аврелию, тридцать семь лет, Константину — тридцать пять. Лавру и Максимину — двадцать семь и двадцать три года. Шестым наследником престола является дядя Александр, седьмым — её величество императрица Лариссия.
Восьмая в списке — она, Афина. И на этом список кончается, потому как принцесса Селена, сестра Афины как по отцу, так и по матери, не входит в число наследников престола. Это правило старше самого Нового Рима — Селена не может ходить, а калека трон наследовать не имеет права.
Но всё равно, пять принцев — это много, слишком много. А там, где много наследников, всегда есть опасность раздора…
[1] Энсиак — дворянский титул у высших фейри.
[U1]девушка, — а твои
Сергей Вяземский
— Как тебя зовут-то? — спросил Неверов, протягивая небольшую фляжку.
— Таня… Татьяна Семёнова, — девушка, уже немного успокоившаяся и переодевшаяся из своих обносков в один из комплектов запасной формы, сделала небольшой глоток и тут же закашлялась. — Это не вода!
Стоящий поблизости старлей меланхолично курил сигарету, тоже понемногу успокаиваясь и перепоручив расспрос девушки Эриксону. Не в силу нежелания, а потому как в такой ситуации нужен был кто-то внушающий дружелюбие и способный нести какую-нибудь позитивную чушь. А Сергей, по собственному мнению, такими качествами не обладал, потому как душой компании себя никогда не считал.
Вяземский с сожалением подумал, что немного погорячился как с приостановкой перемирия, так и со своими действиями. Впрочем, Кравченко, которому он аккуратно обрисовал ситуацию по рации, старлея поддержал.
Конечно, со своим уставом в чужой монастырь лезть не принято — если в Новом Риме существует рабство, то это в первую очередь его внутреннее дело. Несение демократии и вооружённая борьба за права непонятных меньшинств — это дело для армии американской, но уж никак не российской. Безоглядное несение свободы может отозваться проблемами куда более серьёзными, так что в таком вопросе лучше действовать осторожно…
Но вот касательно российских граждан политика должна быть одна — их в новоримском рабстве быть не должно. Закрывать на такое глаза причин нет…
То есть, в рабстве вообще мало хорошего в принципе, но, положа руку на сердце, Сергей вынужден был признать, что при наличии существенного государственного интереса, власть закрыла бы глаза и не на такое. Однако сейчас нужда была скорее именно в агрессивных действиях, дабы поддерживать нежданно-негаданно заполученный образ суровой постримской республики.
— Лучше! Это коньяк. Почти лекарство же — в газете вот, в разделе «Для дома, для семьи» читал. Врачи рекомендуют! Улучшает нервную систему, расширяет сосуды… Ты пей, пей — тебе сейчас нужно. Меня, кстати, Эриксон зовут.
— Как… того командира? — Таня шмыгнула носом, но слёзы у неё уже не текли.
— Тут всё непросто, — поцокал языком Эриксон. — Так как я, наверное, и есть тот самый командир, то не могу называться в честь себя же. Поэтому вообще-то — как телефон. Это меня просто как-то донимали «какой у тебя телефон?» да «какой у тебя телефон?», а я возьми да скажи «Сони Эриксон К790»…
— Брешешь! — не поверил старшина. — Классная мобила была, но ему же лет десять должно быть!
— Восемь.
— Телефоны столько не живут.
— В умелых руках и ху… рма — балалайка.
— У старшин вообще ничего долго не держится — всё списывается, как утраченное, — вставил Булат. — А потом неожиданно обнаруживается в каптёрке.
— Снайпер, ты у меня теперь ни хрена не получишь — понял, да? — насупился Новиков.
— Ничего — это никакого гуталина и мыла, что ли? Вот же потеря потерь…
Вяземский решил, что разведчики уже достаточно разрядили атмосферу, и Семёнова немного отошла от шока, поэтому решил перейти к основной части.
— Татьяна, я понимаю, что вам пришлось тяжело… Но не могли бы вы ответить на несколько вопросов?
— Д-да, конечно.
— Вас взяли в плен при нападении на Владимирск?
Семёнова сглотнула и молча кивнула.
— Как вы оказались здесь?
— Тогда… Нас… Нас сначала провели через какие-то ворота… Там был лагерь. И много… ЭТИХ. Ну, которые с мечами и в доспехах… А как стемнело, где-то рядом начали стрелять, и меня и ещё несколько человек взяли с собой и ускакали из лагеря.
— Несколько человек — это сколько? — уточнил Сергей.
— Н-не помню…
— Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.
— Помню парня какого-то… Рабочий ещё… В такой оранжевой жилетке. И девушка ещё какая-то.
— Всё?
— Кажется… Извините, я просто не помню…
— Я понимаю, — кивнул старлей. — Что с вами произошло дальше, можете рассказать?
— Парня куда-то увезли… А нас, получается… продали, — Таню передёрнуло. — Остальных куда-то увели, я осталась одна. Ногу потянула в дороге, а у этих… ни лекарств, ничего. Пришлось травы какие-то собирать — подорожник даже… И язык непонятно какой — ни русского, ни английского не понимают. Кое-как потом объясняться смогла — они латынь хоть с пятого на десятое, но понимают, оказывается…