Волки в городе (СИ) - Шаффер Антон. Страница 50

— Ну, не будем спешить с выводами. — Днев уже собирался наклонится над больным, чтобы поправить ему подушка, как дверь палаты распахнулась. Обернувшись, офицеры увидели Громова старшего и вошедшую вслед за ним пропавшую без вести Елену Дмитриеву.

— Гром! — всхлипнула девушка и бросилась на Громова, который, казалось, все еще не мог поверить собственным глазам.

— Пэм! — Громов заключил Дмитриеву в объятия.

— А теперь объясните, что здесь происходит, — прервал эту сентиментальную сцену Громов-старший.

Вместо ответа Днёв протянул ему прокол допроса его сына. Партийная бонза тяжело опустилась на свободный стул и углубилась в чтение. В палате стояла гробовая тишина. Когда Громов закончил читать, он медленно поднял голову и тяжелым взглядом посмотрел на сына:

— Это правда?

— Да, — кивнул Костя.

— Этого следовало ожидать, — тяжело вздохнул Громов-отец и снова повторил: — Этого следовало ожидать. А ведь я их предупреждал….

— О чем ты, отец?

— Неважно, — коротко ответил партийный начальник и обратился уже к Днёву с Мишиной: — Что вы собираетесь делать с этим протоколом?

— Для начала передать непосредственному начальству, генералу Збруеву, — ответил Днёв.

— Не надо Збруеву, — махнул рукой Громов. — Елагину сразу на стол. Поехали. И обеспечьте моему сыну усиленную охрану.

— Уже сделано, — доложила Лада и кивнула в сторону коридора, где действительно дежурило несколько спецназовцев.

— С девочкой что делать? — будто бы сам себя спросил Громов, а потом сам же себе и ответил: — Я сейчас свяжусь с Дмитриевым. Он нам тоже будет нужен у Елагина. Лена, тебе пока следует остаться здесь. Охрана надежная. Так всем будет спокойнее.

Офицеры с Громовым вышли из палаты.

— На Лубянку сейчас нельзя. Оттуда мы уже можем не выйти, — обратился громов к Днёву с Мишиной. — Давайте на мою личную дачу. В ней я уверен. Уж, по крайней мере, прослушки там точно нет.

— А как же Елагин с Дмитриевым? — уточнил Днёв и кивнул на портфель, в котором лежал протокол допроса.

— Они приедут туда же, — объяснил Громов.

Рассевшись по машинам, они направились в загородный дом Громова. Автомобили Елагина и Дмитриева прибыли туда одновременно с машинами Громова и Днёва с Мишиной. С Елагиным приехал и Збруев.

Большие начальники вошли в дом первыми и тут же расположились в гостиной. Борис с Ладой остались в прихожей в ожидании дальнейших указаний. Но не успели они расположиться, как из гостиной вышел Елагин и попросил их войти в комнату:

— Товарищи офицеры, вы — полноправные члены нашего собрания, — объявил он и сел в кресло, закинув ногу на ногу.

То, что Днёв услышал дальше, было выше его понимания. Это не укладывалось в его голове, не вписывалось в схемы, которыми он привык думать, разрушало привычную картину мира, формировавшуюся годами. Первым слово взял Громов.

— Товарищи, — негромко начал он. — В этой комнате сидят разные люди, но я уверен, что все мы — патриоты нашей родины. Я сейчас говорю именно о родине, а не о каком-то конкретном государственном образовании. Я говорю о России. Мы все по-разному с вами информированы. В разной степени. Я, товарищ Дмитриев и товарищ Елагин — в большей степени. Оставшиеся — в меньшей. Но сейчас мы все оказались в одной лодке, а потому у нас не может быть секретов друг от друга. Я буду говорить прямо. Государство под названием СНКР стоит на грани краха. Возможно, для кого-то из вас это будет откровением, громом среди ясного неба. Но для нас, тех, кто стоит непосредственно у руля — это факт.

Вы можете спросить меня, какие у меня основания говорить столь тревожные и действительно страшные вещи?. А основания такие есть. И товарищи Дмитриев и Елагин в этом полностью меня поддержат. Дело в том, что у нас уже давно были подозрения насчет некоторой части, скажем так, элиты нашего государства. Плетется заговор. И плетется уже не первый день и даже месяц. Давно. У нас были кое-какие сомнения, мы перепроверяли факты, пытались найти доказательства. И вот доказательства у нас в руках. Я говорю о материалах допроса моего сына. Самые страшные подозрения подтвердились. Министр национальной безопасности Кротов создал целую организацию, в которую втянул наших детей, запачкав их кровью невинных людей. Повязав их этими преступлениями. По сути, использовав как слепых котят. Создал иллюзию независимости действий, а на самом деле руководил всем от начала и до конца. Но и это еще не все. Насколько мне известно, все присутствующие в курсе Проекта «В». А некоторые (он посмотрел на Ладу) и его непосредственные участники. Как видно из показаний моего сына и это подтверждается и словами дочери товарища Дмитриева, нашими детьми и другими подростками руководил сын Кротова, а так же те, кого дети не могли распознать, так как не обладали всей полнотой информации и уж конечно не знали о Проекте «В». И это — волки. Да-да, те самые, товарищи офицеры, за которыми вы охотитесь.

— Или же другие…. - неожиданно произнес Елагин.

— Что? — не понял его Громов. Остальные с интересом посмотрели на руководителя МНБ.

— Я говорю, что охота действительно шла на волков. Только, похоже не на тех, кто совершал все эти преступления. В протоколе допроса ни слова нет о той кровавой резне или, правильнее будет сказать, грызне, которая произошла на той рабочей окраине. Парень не упоминает об этой акции. Все перечисляет, а про эту ничего не говорит. А почему? Потому что не их рук это дело. Вот почему.

— А чьих же? — встревожено спросил Дмитриев.

— Волков. Но других.

— Постой, постой, Петр Сергеевич, — притормозил Елагина Громов, вытирая носовым платком вспотевший от напряжения лоб. — Ты что-то нас совсем запутал. Каких еще других?

— А вот таких других, — развел руками Елагин и рассказал примерно ту же историю, что отец Илья поведал группе Павла в деревенском сарае под Ноябрьском. Он рассказал о расколе, произошедшем между волками еще несколько десятилетий назад, о том, что далеко не все они были зверьми, которых требовалось истребить. — Многие из них хотели стать нормальными людьми. И у многих получилось. Но после революции им всем без разбора была объявлена война. Самые подлые и беспринципные перешли на сторону МНБ и начали сдавать своих же. Другие остались верны себе и своим принципам. Именно они — главный страх Кротова. Именно их он и хотел, чтобы вы нашли и зачистили. Как же я сразу не сообразил….

Елагин встал и начал нервно прохаживаться по комнате. Кто-то закурил. Днёву тоже нестерпимо хотелось курить, но он держался и не решался позволить себе это в присутствии столь высоких государственных лиц. Збруев какое-то время мялся, а потом неслышно чертыхнулся и все же засмолил.

— Итак, — сказал застывший посреди комнаты Громов, который от переживаний будто постарел сразу на десять лет, согнувшись и растеряв лоск, — Ситуация складывается крайне сложная. Крайне. Мы находимся перед лицом заговора, который может в считанные дни обернуться кровавым переворотом. И тогда пощады не будет никому. Я подчеркиваю — никому. И у ж тем более тем, кто присутствует в данную минуту в этой гостиной. Мы все трупы. Наши песочные часы отсчитывают последние крупицы.

Днёв неожиданно и совершенно ни к месту вспомнил про Аню. Ему нестерпимо захотелось попасть домой, прижаться к ней и уже никогда не отпускать. Как же нелепо все складывается — думал подполковник. Как же все глупо. Казалось бы, жизнь только-только начала приоткрывать свои яркие стороны…..

— Какие у нас есть варианты? — Дмитриев перебил своим вопросом размышления Днёва. — Что мы можем сделать? И можем ли сделать хоть что-то?

— Ну, самый простой вариант — срочно доложить обо всем Вождю. Думаю, нашего коллективного мнения будет вполне достаточно для того, чтобы убрать Кротова. — Елагин внимательно посмотрел на присутствующих.

— Да, действительно — это самый простой вариант, — согласился с ним Громов. — Но устраивает ли он нас?

Последний вопрос был задан им таким голосом, что Днёву показалось, будто этот подавленный человек только и ждет ото всех одного единственного ответа: да, конечно, это всех нас устраивает. Но никто не спешил отвечать ему согласием. Збруев нервно достал из пачки еще одну сигарету и прикурил от предыдущей. Где-то в глубине дома хлопнуло окно, дребезжа стеклами. Днёв смотрел на присутствующих и медленно, маленькими-маленькими шажками, словно нехотя и через силу, смысл происходящего начинал доходить до него.