Пасифик (СИ) - "reinmaster". Страница 52

— Нет? — палец замер. — Уверены?

— Холодно, — признался Хаген.

— Шаг вперёд и два назад. Вы осторожны. Но лишь пока я рядом, так?

Он, наконец, обернулся. Хаген ожидал увидеть тень застывшей улыбки, но её не было. О взгляд тераписта можно было порезаться. Плохо дело. И всё же это был он, доктор Зима, каменный и неизбежный, с какими-то фокусами в карманах, запасом ядерного топлива и компакт-календарём на ближайшее столетие.

— По-моему, вы мне рады. Должен же кто-то положить конец вашим безумным фортелям. Вы как ракета со сбитым прицелом, Йорген! Умеете ускоряться? За последние дни я узнал о себе столько нового.

Он дёрнул уголком рта и вдруг оказался рядом, вот уж фокус так фокус! Хаген ахнул, отпрянул — недостаточно быстро.

— Юрген-Йорген, — вполголоса проговорил Кальт, заглядывая ему в лицо. — Мы так не договаривались, Юрген-Йорген! Ничего не желаете сказать? Например, «я виноват»?

— Я не виноват, — прохрипел Хаген. — Но можете начинать.

— В самом деле?

Один металлический поршень придавил его за горло, второй вцепился в сердце. Щелчок, пробой, винтовое замыкание в обмотках! Хаген взвыл, попытался оторвать от себя эту страшную руку и захлебнулся слюной.

— Не… надо…

— А, — хладнокровно сказал Кальт. — Беда с этими университетскими молодцами. Не знают, когда нужно остановиться!

Он что-то делал, и внутри возникали короткозамкнутые контуры, в которых, в свою очередь, появлялись циркулирующие токи. Искрила проводка. Перегрев масла грозил пожаром. Что-то уже дымило, и первые языки огня лизнули горло.

Хаген захотел вдохнуть и не смог. Хотел закричать и не смог. Тогда он сделал самую простую вещь, из тех, что ему оставались.

Он остановился.

***

«Подъезжаем», — сказал попутчик. В серой угольной дымке темнела приземистая горизонтально-краеугольная горбушка горного массива. Где-то на северо-западе, на вершине Брокен, стеклянный глаз обсерватории то и дело отвлекался на шуршание ведьминых подолов. Хох-хох! Такая красота! «Вся красота — под землёй, — доверительно сказал попутчик. — Туннели и скважины». Под землёй так под землёй… От попутчика пахло порохом и копчёной колбасой. Он наклонялся всё ближе, теснил и нависал карнизом, а потом и вовсе приложил свою огромную ледяную лапищу на грудь, на сердце — и дал разряд!..

— Н-не-не надо…

— Не буду, — успокоил попутчик.

— Такая красота, — мечтательно сказал Хаген. Ему не терпелось поделиться увиденным.

— Возможно.

Кажется, попутчик был не убеждён. Хаген привстал было, но натолкнулся на преграду и вместе с ней послушно опустился обратно.

Стоянка поезда — десять минут. По потолку метались размытые световые блики, а сам потолок источал мягкое свечение, и это тоже было довольно красиво. Так Хаген и сказал.

— Сложно устроены некоторые техники, — заметил сидящий в кресле человек. В его пальцах перекатывался шарик, мерцающий голубыми и зелёными огоньками. Иногда в их синхронной пульсации проскальзывали рубиновые искры, и тогда пальцы подхватывались в сложнейшем танце. От скорости рябило в глазах. Хаген сглотнул, подавляя горькую отрыжку.

— Вы вообще хоть что-нибудь ели сегодня, болван?

— Вообще я… собирался…

— Столько дел, — согласился Кальт. — Предприимчивый Йорген. Не вставайте. Можете сесть, только аккуратно.

Голос его звучал мирно, по всей видимости, продолжение откладывалось. Хаген осторожно приподнялся, бережно придерживая живот и грудь, чтобы, упаси бог, не взбултыхнуть кисельное содержимое, — и отъехал в угол дивана, подыскивая пути к отступлению. Такой большой кабинет и такие маленькие диагонали! Лишь кубик темноты под столом манил относительной безопасностью.

— Вот сейчас у вас здоровые инстинкты, — одобрил Кальт. — Не то, что раньше. Не хватайтесь за сердце — с ним всё в порядке. Я ещё даже не начал, просто привлёк внимание. Не люблю, когда собеседник витает в облаках.

— За что вы мне вломили? — глухо спросил Хаген. — За Дитрихштайна?

— Ваши политические телодвижения я пока не смог однозначно квалифицировать. Ждите — прилетит позже. Совместная с СД разработка Сопротивления? Какая восхитительная ересь! Но я могу сделать её правдоподобной. Определённо. Тут я вам подыграю, да, собственно, уже подыграл: будете морочить голову папе Отто, только уже по моим инструкциям.

Он подмигнул, и Хаген выдохнул, распустил узлы сведённых судорогой мышц. Всё шло как нужно. Или не совсем?

«Сожрите друг друга, — подумал он в стотысячный, как ожесточенную мантру, неизменно придающую сил. — Бейте друг друга, лупцуйте по мордасам, только отстаньте от хороших людей. Их и так мало здесь, и до чего же жаль, что я к ним не отношусь. И вот сегодня — минус один. Такая математика».

— Я посмотрел вашу математику, — сказал Кальт. — Что вы вздрагиваете? Пульт от климат-системы сзади, на столике. Я ознакомился с вашей статистикой, Йорген. Она примитивна и странна, как вы сами, эта криволинейная регрессионная… Все ваши умопостроения губит отсутствие чётких представлений о результате. Как я понял, вы пришли к тому же, что и я, интуитивно, — есть как минимум два вида резистентности. Так вот, если пользоваться вашей терминологией, меня интересуют те, кто «ведёт», исключительно они. Вот и копайте в этом направлении.

— Я не могу копать без допуска к Территории.

— Преотлично можете. Научная секция «Моргенштерн» в вашем распоряжении.

— Это разговор слепого с глухим, — возразил Хаген. Он сознавал, что нарывается, но мощно проклюнувшийся росток зануды-исследователя отодвинул чувство самосохранения. — Невозможно связать концы! «Датенбанк» и «Моргенштерн» дают мне разную информацию. Почему? Кто-то мухлюет?

— Доверяйте секции. И не лезьте, куда не просят; кто чего мухлюет — не вашего ума дело. У «Датен» — ежеквартальный сбой реестра, у меня — резервное копирование, чистота и порядок. И… я сейчас дам очень странный совет: не увлекайтесь математикой. Интуиции у вас нет, зато есть что-то другое, вот и воспользуйтесь этим. Предоставьте аналитикам доработку моделей, а сами сформируйте мне группу.

— Что — без модели?

— Без. Развлекайтесь. Разрешаю.

— А вы опять мне вломите — за недостаток обоснованности!

— Не вломлю.

— Верится с трудом, — мрачно сказал Хаген.

— Я «вломил», как вы выразились, не за статистику. И не за то, что вы на бреющем полёте носились по Трауму, втаскивая службы в своё облако неопределённости. Ха! Виллем швыряет дротики в вашего фанерного двойника. Но, Йорген, не пытайтесь лукавить! Я обещал вам одну карту, а вы решили подтянуть всю колоду?

Он взвесил мерцающую головоломку в руке и вдруг без предупреждения запустил ею в Хагена. Очень точно. Шмяк! — с отвратительным мокрым звуком шарик впечатался в мякоть бедра. Хаген айкнул. Ему показалось, что по ноге выпалили из пушки, заряженной ржавыми железными костылями.

— Реакция, — сказал Кальт. — Вот что вас убьёт. Тренируйтесь и не нарушайте договорённости. Задали вы мне задачку! Я даже не сразу сообразил, ради чего вы стравливаете «Кроненверк» и СД. Ради моих прекрасных глаз? Но мои прекрасные глаза не заслуживают такой топорной игры. Значит, всё-таки адаптанты. И я опять в недоумении — зачем? Нужны обезьянки — возьмите у Лютце, из «вивария». Если хотите больше, я достану. Из любого трудлагеря, с производств, да хоть прямиком из Саркофага! Когда, ну когда я ограничивал вас в материале?

От его искренности у Хагена перехватило горло. Так они и сидели как два истукана. Один никак не мог понять, а второй, с дырой в бедре — не мог ответить. Потому что не мог понять, как это возможно — не понять.

Хаген прилёг на диван. Потолок всё ещё выглядел довольно красиво.

— Прекратите истерику, — спокойно сказал Кальт.

— Я молчу.

— У вас молчаливая истерика. Её и прекратите.

— Хорошо, — ответил техник-исследователь, ведущий специалист Юрген Хаген (ни капли Йоргена — сушь, гладь, благодать). — Прекратил. Я могу объяснить.