«К» – значит кара - Графтон Сью. Страница 24

Я выбралась на утреннюю свежесть улицы. Океан был почти такого же серого цвета, как и мой спортивный костюм. Белый, словно мел, песок на пляже был покрыт пятнами пены, оставленной уходящей с отливом водой. Серо-белые чайки стояли в воде и что-то высматривали, образовав в совокупности причудливый орнамент. Небо на горизонте было окрашено в правильные кремовый и серебристый тона, утренняя дымка отступала, закрывая еще только острова на выходе из пролива, темные силуэты которых виднелись в отдалении. Вообще-то на просторах Тихого океана это время года – сезон штормов, но до нас еще пока не докатились даже отголоски хотя бы одного тропического урагана. Стояла поразительная, всеобъемлющая тишина, нарушаемая только мягким шуршанием набегающих на берег волн. Вокруг, насколько хватало взгляда, кроме меня не было больше ни души. Трехмильная прогулка превратилась в нечто вроде сеанса медитации: только я и мое тяжкое дыхание, и приятное ощущение, что мускулы на ногах с трудом, но отзываются на мое стремление идти быстрым шагом. К моменту возвращения домой я уже готова была встретить начинающийся день во всеоружии.

Еще у двери я услышала приглушенный звонок телефона. Поспешно войдя в квартиру, я бросилась к аппарату и рванула трубку на третьем сигнале, едва не задохнувшись от своего же усердия. Звонил Мак.

– Что случилось? Ты в такую рань никогда не звонил. – Я уткнулась лицом в безрукавку, стараясь заглушить кашель.

– У нас вчера вечером было совещание. Гордон Титус прослышал про эту историю с Венделлом Джаффе и хочет с тобой поговорить.

– Со мной? – пропищала я.

– Он не кусается, – рассмеялся Мак.

– Ему это и не обязательно, – ответила я. – Титус терпеть меня не может и это чувство у нас взаимное. Он обращается со мной как с...

– Ну, будет тебе, будет, – перебил Мак.

– Я хотела сказать: как с грязью!

– Ну, это еще куда ни шло.

– Как с человеческими отбросами, которые надо именно выбросить, – уточнила я.

– Давай-ка лучше приезжай сюда как можно быстрее.

Положив трубку, я еще немного посидела около телефона, корча аппарату рожи: это мой обычный метод реагирования на внешний мир, метод, надо признать, свидетельствующий, видимо, о степени моей зрелости. Разумеется, я не бросилась сразу же к двери, как мне было сказано. Вылезла из тренировочного костюма, приняла горячий душ, тщательно вымыла голову, оделась. Немного перекусила, проглядывая при этом газету в поисках чего-нибудь интересного. Потом вымыла за собой посуду, вынесла в уличный контейнер мусор – его оказалось немного. Исчерпав все возможные способы оттянуть неизбежное, я наконец взяла сумочку, блокнот, ключи от машины и тронулась в путь. От сознания предстоявшей встречи у меня слегка сосало под ложечкой.

Внутри контора страховой компании не сильно изменилась, хотя я с первого взгляда отметила для себя некоторые признаки убогости и упадка. Пол от стены до стены покрывал ковер из хорошей синтетики, но стиль и цвет его были явно выбраны по критерию "износостойкости", чтобы на их фоне как можно меньше выделялись бы грязь, пятна и потертые места. Внутреннее пространство было слишком плотно забито "рабочими станциями" – маленькими клетушками, разделенными тонкими перегородками, предназначенными для тех, кто пришел подписывать страховой договор. По периметру помещения были сделаны кабинеты для работников компании, отделенные стеклянными стенками. Стены явно нуждались в покраске, и вообще на всем лежал отпечаток какой-то потертости и запущенности. Вера, когда я проходила мимо нее, подняла голову и посмотрела на меня. Я успела уловить лишь ее общее настроение: брови нахмурены, рот чуть скошен, лицо выражает комическое отвращение.

Встреча наша происходила в кабинете Титуса. Я не видела его с того самого дня, как мы разругались. И сейчас не знала, чего ожидать, а потому не могла окончательно решить для себя, как мне лучше держаться. Титус снял с меня этот груз, мило поздоровавшись и избрав такой тон, будто мы встречаемся впервые и никогда раньше не знали друг друга и не ссорились. С его стороны это был превосходный шаг, который избавлял меня от необходимости извиняться или обороняться. Он и его самого спасал от бремени как-то по-новому переосмысливать наши прежние отношения. Меньше чем через минуту я уже ощущала себя совершенно свободно. Я поняла и почувствовала, что теперь у него нет надо мной никакой власти. Все долги с обеих сторон уплачены, и каждый в конце концов получил именно то, что хотел. Он освободился от необходимости платить зарплату человеку, которого считал для компании "мертвым грузом". Я же вернулась к той работе и тем методам ее исполнения, которые сама для себя предпочитала.

Мак Вурис и Гордон Титус были прямой противоположностью друг другу, и сейчас это особенно бросалось в глаза. Коричневый костюм Мака был весь в морщинках и складках, как осенний лист, зубы и свисающие на лоб космы седых волос – желтого оттенка от долгого употребления никотина. Гордон Титус был в нарядной рубашке голубовато-ледяного цвета, с закатанными рукавами. Идеально выглаженные серые брюки по тону перекликались с цветом его рано поседевших волос. Галстук был похож одновременно и на восклицательный знак, и на точку: строгий, безукоризненно завязанный, подчеркивающий его манеру держаться на работе – сдержанную и деловую. Даже Мак понимал, что закуривать в его присутствии не стоило.

Титус уселся за стол и раскрыл лежавшую перед ним папку. Там, по заведенному им же порядку, были собраны все необходимые данные о Дане и Венделле Джаффе. На бумаге выделялись четкие, иногда немного смещенные в сторону абзацы и параграфы, в некоторых местах, куда особенно сильно тыкала его ручка, остались следы и даже разрывы. Титус говорил, не глядя на меня, лицо его ничего не выражало, как у манекена.

– Мак ввел меня в курс дела, так что повторять известное нет необходимости, – сказал он. – Что у нас нового?

Вытащив из сумки блокнот, я полистала его, раскрыла на пустой странице и принялась излагать все, что мне было известно о нынешнем положении Даны. Я старалась говорить как можно подробнее, а потом подвела итог сказанному.

– По-видимому, часть страховки она использовала для оплаты дома, купленного для Майкла, а другая, и немалая часть, пошла на предварительную оплату адвоката для Брайана.

Пока я говорила, Титус кое-что записывал.

– Вы уже обсуждали с нашим юристом, какую позицию мы сейчас можем избрать?

– А какой смысл? – вмешался Мак. – Допустим, Венделл действительно инсценировал собственную смерть. Ну и что? Какое преступление он совершил? Это что, противозаконное действие... инсценировка самоубийства, как же она называется, есть какой-то термин... – Он пощелкал пальцами, силясь отыскать нужное слово.

– Псевдосуицид, насколько мне известно, – подсказала я.

– Верно, псевдосуицид. Что, инсценировать свою собственную смерть противозаконно? – спросил он.

– Если это делается с целью обмануть страховую компанию, то да, – ехидно заметил Титус.

– А где этот обман? – возбужденно возразил Мак. – В чем он? Пока мы еще даже не знаем, получил ли он хоть один цент.

– Вы совершенно правы. – Титус сверкнул на Мака глазами. – Если уж быть до конца точными, мы даже не знаем, действительно ли наткнулись на самого Джаффе. Я хочу, – тут он повернулся ко мне, – иметь конкретные доказательства, которые бы четко устанавливали личность: отпечатки пальцев или что-нибудь в этом роде, черт побери.

– Я делаю все, что в моих силах, – ответила я, и в моем голосе прозвучали одновременно и сомнения, и попытка самооправдания. Просто чтобы казаться деятельной и энергичной, я сделала запись на чистом листе блокнота. Фраза была очень короткой: "Найти Венделла". Как будто бы до встречи с Титусом мне была не ясна эта задача. – И что мы будем делать сейчас? Надо мне вести какое-нибудь расследование в отношении миссис Джаффе?

– Черт возьми, что такого особенного она сделала? – Раздражение Мака было очевидно, но я никак не могла взять в толк, чем оно вызвано. – Насколько мы знаем, никакого преступления она не совершила. Каким образом ее можно заставить отвечать за расходование денег, которые, как она считает, получила по закону?