Игрок нулевого уровня (СИ) - "TryhardS". Страница 7

— Как мне могло прийти ТАКОЕ в голову? — раздраженно воскликнул Влад и вытер слезу с грубой щеки. Он видел картину каждый день, но не переставал сокрушаться, будто это снимало с него ответственность за получившееся «безобразие». — Самой дорогой, мать мою, краской.

На белоснежном холсте кисть оставила красные следы в манере слабого сюрреализма. Из изрубленных ладоней стекали густые капли крови, вливающиеся и переходящие в огромный букет из сотни роз. Цветки казались будто вырванными с корнем, но в то же время создавали пышное алое поле, распустившееся прямо в воздухе. На толстых лепестках пестрела роса, оставляя сладкий и притягательный блеск, который всегда пробуждал голод во Владе, стоило ему раз в месяц расчехлить кисть. Состриженные с ярких, всё ещё красных, стеблей, шипы дождем падали к низу картины и строились в густой лес, уходивший за горизонт. Теплые оттенки картины должны были внушать покой, но почему-то работали в обратную сторону и заставляли… Беспокоиться. Верно, говорят, зелёный цвет полезен для психики. Но тяжело найти что-то более противоположное зеленому, чем красный. Трудно смотреть слишком долго, но и не хотелось отрывать глаза от яркой и живой композиции.

— Какой бре-е-е-д, — протянул Влад и потянулся к палитре с единственным цветом. — Надо доделать фон и забыть об этом непотребстве, как о страшном сне.

Он плюнул в засохшую алую краску и растеребил её пальцем, та обмякла. Влад облизнул покрасневший палец, и ощутил слабый, нежный и чуть щиплющий вкус вишни на языке. Художник в очередной раз убедился, что у него получилось купить натуральную краску, а не синтезированную дрянь, от одного взгляда на которую покрываешься сыпью. По окончании трапезы юноша слегка воспрянул духом и извлёк из-за мольберта одну тоненькую, будто ветку, кисточку.

Небольшие, но уверенные и острые мазки забегали по холсту. Свет единственного окна, нависшего над Владом, вдохновлял на работу. Не будь здесь по счастливой случайности этого небольшого, но живого кусочка солнца, кто знает, когда полотно наконец было бы закончено. Оно прозябало уже два года, и было начато в не самый лучший период жизни Влада. Нельзя сказать, что положение с тех пор улучшилось. Просто в один момент юноша достиг совершеннолетия и перестал получать сиротское пособие. Выделенные на хобби часы стали уходить на новую подработку.

Поначалу монотонная штриховка не вызывала ничего, кроме боли в правой руке, но с каждой прочерченной линией с сердца ремесленника кто-то сбрасывал увесистый камень. В пальцах проснулась бодрость, юноша широко раскрыл глаза, отбросил сонливость и погрузился в труд с головой. Невероятный творческий порыв захлестнул художника и смыл с него грязь обыденности. Разум встрепенулся, душа взорвалась эмоциями. Да, основные детали были завершены. Едва ли Влад мог направить высвободившиеся вдохновение во что-то, кроме игнорируемого им ранее фона, но с каждой секундой юноша ощущал, как плотина внутри рушится под яростным потоком. Спустя минуту вся эта мощь вырвалась наружу, его затрясло, кисть сама ушла с недоделанного фона. Стала вычерчивать невообразимые детали, заливать картину сочной краской, проводить всё новые и новые грани светотени и взбивать контраст в невероятном сочетании. Всё нутро, вся подноготная жизни выплескивались на холст, как из шланга. Марая холст до неузнаваемости, проецировала мысли, не сходящие с языка. В благоговении Влад уже не мог остановиться, тело не слушалось, а вело собственную жизнь и вибрировало от переполняющей энергии. Легкие перехватило, он перестал дышать, а глаза забыли, как моргать. Кисть хрустела в руках, угрожала надломиться от напряжения, однако продолжала служить трансформатором горящей души в казавшийся бесконечным порыв краски. И уже в самом конце, когда получившие волю чувства стали затухать, раздался слабый треск и на серый пол упало два небольших куска древесины.

— Вот и всё, ребята, — Влад очнулся, развёл руками и сокрушенно посмотрел на остатки кисточки, смешавшиеся с пылью на бетоне.

Адреналин судорогой стучал по телу, упирался в тупик и слегка затухал с каждым мгновением. Веки Влада ещё немного дергались, но он обхватил себя руками и попытался успокоиться. Правая ладонь будто прошла ампутацию и не ощущалась, а отвыкшие от искреннего труда пальцы онемели. Горячий пот затекал в глаза, в ужасе осматривающие результаты буйства.

— Что я вообще натворил…

Художник в неверии замотал головой, попытался заходить кругами. Ударился лбом о стену, чуть не упал, вцепился в волосы и обошел мольберт сзади. Краска настолько сильно впиталась в холст, что была видна с обратной стороны, и от того, что видел Влад, ему хотелось плакать. Вид на собственную высвободившуюся душу привёл его в отчаяние, было плевать, стала ли картина лучше или хуже. Он выплеснул эмоции, о существовании которых забыл. За вечной рутиной юноша будто забыл, каково это, жить. Картина закончена, он снова умер.

Влад развернулся к окну, на худом стекле отпечаталось грязноватое дыхание мороза. Узоры были не белые, нет. Чёрные. Будто углем рисовали. Уголь, дым, смог… Ничего и никогда не меняется. Заводы работают бесконечно и заткнутся только при смерти последнего потребителя. Наверное, фабрик уже больше, чем людей в городе. Единственный способ спастись — сбежать. Убежать, куда глаза глядят. Может, есть ещё где-то место с чистым воздухом, без ядовитого тумана, где можно услышать хоть одну живую птицу?.. С другой стороны, а есть ли у города конец? Нет… Он растянулся на всю страну. На весь мир. Большой могильник, кладбище. Везде и повсюду всё одинаковое. Ну а что, один процент населения держит девяносто девять процентов богатства… Они могут обеспечить себе беззаботную жизнь. А что осталось для других?

Влад в отчаянии взглянул вверх, и вместо лазурного полотна узрел жирный ковер, сотканный из тысяч клочков смога. Мужчина тяжело вздохнул, попытался зажмуриться, чтобы хоть как-то отвести глаза, но лишь услышал хруст в ушах. Его кулак насквозь пробил окно, осколки ножами впились в грубые пальцы. Несколько багровых капель неохотно скатилось на пол. Тогда Владислав улыбнулся, что-то прошептал про себя и подошел к лицевой стороне холста. Грязным ногтем он выдавил на палец немного крови и прочертил на картине дату.

Немного постояв на месте и подрожав от ворвавшегося внутрь холода, Владислав проигнорировал свои недавние убеждения, хотя сейчас они казались ему будто и не своими, и налил ещё одну чашку кофесодержащего напитка. Кипяченая жидкость с оттенком вкуса приятно наполнила горло и уколола язык. Синеглазый сел на стул у тумбочки, предварительно взяв с него ноутбук и положив на столик.

— Времени не очень много, нужно ещё успеть… Сегодня пройдусь быстренько.

Чудо техники представляло две серых сомкнутых плитки раскрывавшихся в любую сторону и светившихся в точке соприкосновения с кожей. Лэптоп мог показаться слегка устаревшим, но был на десяток планок выше того, что мог позволить Владислав. И каждый раз, когда он садился за него работать, одно воспоминание больно стучало в сердце.

Года три назад, летом, ещё подростком, ему срочно потребовалось зайти в магазин за вареной крупой. Погода радовала малолетнего путника, пособие иногда платили, и настроение болталось на верхних границах воображаемой шкалы. Жаркие лучи солнца врезались в кожу, и много людей суетилось на ветхих и пыльных улицах. Чтобы идти под тенью, Влад увязался за студентом в легкой, белой кофточке и контрастной чёрной сумкой под мышкой. Этот парень, помимо того, что являлся неплохим укрытием от беспощадного светила, излучал вокруг себя непонятный позитив. Всё из-за разговора по смартфону со своей, похоже, близкой подругой. За несколько минут Влад узнал кучу подробностей из жизни студента. В это воскресенье он планировал навестить одинокую маму, познакомить её с девушкой. Потом они могли бы втроем сходить вместе в кино, или остаться на ужин и поесть фирменное жаркое, которое мама не готовила ещё с тех пор, как на завале в шахте погиб отец. Как отдельный сюрприз паренек преподнес и факт того, что успешно сдал экзамены в медицинском ВУЗе (между прочим, один из всей группы) и уже готовится устраиваться в больницу своей мечты. Там он, по его словам, «изменит мир к лучшему» и «спасет как можно больше достойных людей».