Новый Гулливер (Затерянные миры. Том XXIV) - Пэйн Барри. Страница 13

Мы развели у входа в пещеру небольшой огонь и поддерживали его весь день, а когда солнце закатилось, зажгли от него наши факелы и отправились на разведку, не взяв с собою ничего, кроме моего складного ножа и куска мела, чтобы отмечать им свой путь в лабиринте.

Скоро мы дошли до перекрестка, где сходились два хода, оба такие широкие и такой вышины, что по ним без труда можно было бы ехать в карете четверкой. Один из этих ходов вел наверх и, без сомнения, выходил на другую сторону холма. Другой круто спускался книзу — его-то мы и выбрали. Если подземное озеро существует, этот ход должен вести к нему. Чем дальше мы подвигались вперед, тем слышнее становился шум падения подземных вод. Я был взволнован, возбужден и жаждал увидать как можно больше.

Неожиданно ход разросся в огромную пещеру, такую обширную, что в дальние углы ее не проникал свет наших факелов. И хорошо, что я осматривал каждую пядь земли, прежде чем поставить ногу, ибо неожиданно я очутился на краю пропасти. Я лег на живот и, вытянув вперед факел, заглянул вглубь. Там, внутри, была широкая полоса темной воды, в которую с одного конца низвергался водопад. Посредине озера торчало наружу что-то вроде гладкой скалы или большого камня. Я не мог сообразить, что бы это такое могло быть.

— У нас много факелов? — спросила Дрим.

— Масса.

— В таком случае, мы увидим, что это.

Она замахала факелом над головой и, когда он ярко разгорелся, швырнула его вниз. Он упал на громаду, торчавшую из воды. Громада медленно перевернулась, показав всклокоченные волосы, перепачканные илом. Запах паленой шерстя дошел до нас и с ним глухой, сердитый рев, от которого дрогнули стены пещеры.

Мы в страхе бросились бежать. Не знаю, как я не выронил факел; во всяком случае, это можно приписать только случайности, а не моей храбрости. Мы даже не смотрели на пометки мелом, сделанные нами на стенах для того, чтобы не заблудиться, и потому на время сбились с пути в лабиринте запутанных ходов и переходов. Но в конце концов нашли дорогу и вышли из пещеры в лес, где и провели остаток ночи без сна, беседуя о чудесах, виденных нами. Это была последняя ночь, проведенная нами вместе.

Не успело взойти солнце, как я увидал невдалеке от нас над землей курящийся дымок.

— Что это? — спросил я.

— Это конец, — сказала Дрим. — Мы умрем вместе.

Дымок, не поднимавшийся кверху и не рассеивавшийся, скоро сгустился, стал менее прозрачным и, колыхаясь, постепенно принял определенную форму. Перед нами выдвинулась уродливая голова и блестящие, как бусинки, глаза профессора.

Правая рука его, покрытая резиновой перчаткой, скользнула в сапог и вытащила из него смертоносную палочку.

— Чужеземец умрет первым, — молвил он и ткнул палочкой в мою сторону. Дрим уцепилась за меня. Я почувствовал в горле точно ожог…

А затем было то, что представляется мне — хотя, быть может, другим оно и не покажется таким — наиболее странной частью моей истории. Очнувшись от обморока или забытья, я почувствовал, что меня качает, словно в колыбели. Я открыл глаза. Я лежал на палубе корабля. Надо мною наклонялись два человека; один из них подносил к моим губам флягу с водкой.

— Вы видите, — торжествующе вскричал он. — Человек этот жив, — я выиграл пари.

Впоследствии я узнал, что нахожусь на борту парохода «Гермиона», шедшего из Александрии в Кардифф с грузом семени хлопчатника. Меня нашли без чувств в открытой лодке. Матросы обращались со мной грубовато-ласково, отходили меня и привезли домой, но, когда я рассказывал им о том, что я видел и пережил на острове, они лишь недоверчиво качали головами.

После того ничего интересного не случалось со мной, пока меня не привезли в этот большой дом, похожий на барак, где я теперь живу — и живу очень недурно. Здесь много докторов и много гостей. Некоторые из гостей, боюсь, не в своем уме, так как они говорят странные вещи. Я доволен. Я свою жизнь изжил. Но, так как никто не хочет слушать рассказов о моих чудесных переживаниях на острове Фуле, — а если кто и слушает, не принимает их всерьез, — я записал их здесь для иных поколений, более вдумчивых и разумных.

Об авторе

Барри Пэйн (1864–1928) — английский поэт, беллетрист и журналист. Уроженец Кембриджа и выпускник кембриджского колледжа Корпус-Кристи, где изучал классическую филологию. Активно писать начал еще на студенческой скамье, публиковал пародии и юмористические рассказы в журнале Granta. С конца 1880-х гг. публиковался в Cornhill Magazine, Punch, The Speaker, Black and White, работал в газете Daily Chronicle.

Обширное литературное наследие Пэйна включает около 60 книг, в том числе сборники рассказов, повести и романы. В свое время был широко известен как автор историй о привидениях и рассказов о «потустороннем»; встречаются в его произведениях и элементы научной фантастики.

Повесть Новый Гулливер была впервые напечатана в 1913 г. Русский перевод З. Н. Журавской был впервые опубликован в 1914 г. в №№ 1–2 журнала Волны. Орфография, пунктуация и некоторые устаревшие обороты приближены к современным нормам.