Город чудес - Беннетт Роберт Джексон. Страница 22

Девушка кивает Сигруду и начинает медленно двигаться в сторону двери. В ее пальцах трепещет пламя.

Потом высокий, холодный голос шепчет ему на ухо, дрожа от ярости:

— Где она? Она здесь, не так ли?

Сигруд прячет улыбку. «Значит, чудеса из туфель Кхадсе работают, — думает дрейлинг. — Он не может ее как следует увидеть…»

— Ты и впрямь работаешь с ними, — говорит голос. — Я знал. Я это знал! Ты же понимаешь, твой огонек долго не протянет. И тогда тебе от меня не уйти.

— Я расскажу тебе все, — говорит Сигруд. — Прямо сейчас.

Пауза. Сигруд видит, что девушка почти добралась до двери.

— Что именно ты мне расскажешь? — спрашивает голос.

— Про Комайд. Про тех, кто в ее списке. Я знаю, где они.

Это, разумеется, сказочная ерунда. Но голос среди теней размышляет.

Потом он ласково произносит:

— Если тебе есть что сказать, начинай.

— Я работал с Комайд, — произносит Сигруд. Он старается говорить как можно медленнее. — Я работал с нею очень, очень долго. Даже если она этого не знала, я работал на нее и ждал ее — до самой ее смерти.

Тихое позвякивание и лязгающий звук — девушка отодвинула скользящую дверь.

Голос звучит снова, на этот раз рядом с другим ухом Сигруда:

— И? — подозрительно спрашивает невидимка.

— Она была осторожным человеком, — говорит Сигруд. Он наблюдает, как пламя ползет вниз по спичкам. — Но даже самый осторожный человек совершает ошибки. И тебе это известно.

Сигруд наблюдает за тем, как девушка выбирается туда, где безопасно. Она не оглядывается.

— Однажды мы были в убежище, вели допрос, — говорит Сигруд. — Но его прервали. Понимаешь, ворвались наши враги и чуть не взяли нас в плен. И с той поры я настаивал принимать меры предосторожности, чтобы такое не повторилось. Она это ненавидела. Но система была очень простая.

Сигруд переводит дух.

Берет радиопередатчик, демонстрирует и говорит:

— Она выглядит вот так.

После чего бросает спички, левой рукой натягивает пальто на голову и жмет на кнопку.

Раздается взрыв.

На самом деле Сигруд его почти не слышит. Он слышит, наверное, первые 0,0001 от взрыва. Потому что потом его с такой силой швыряет на землю, что он отключается.

Свет. Жар. Шум. И дым.

Он приходит в себя, задыхаясь и моргая; вокруг пляшут языки пламени, и он смутно осознает, что ему не больно. Пальто по-прежнему на голове, а спина и череп — которые должны были удариться об пол на смертельной скорости — совсем не болят. Наверное, пальто не дало ему врезаться в пол, но, как бывает с людьми, чью голову мотает во время автомобильной аварии, это не защитило его мозг от сотрясения.

Все еще в полубессознательном состоянии, он встряхивается и садится. Зажигательные мины нанесли немалый ущерб: тени разорваны в клочья тысячей маленьких огоньков, которые мерцают тут и там по всей скотобойне. Он высматривает своего противника — этого Нокова, — но ничего не видит.

Разве что…

В дальнем углу бойни виднеется какая-то фигура, тень на стене — только вот ее некому отбрасывать. Тень выглядит так, словно человек, кем бы он ни был, согнулся пополам, упирается руками в колени, как будто оправляясь от ошеломляющего удара. Затем тень шевелится и поворачивается, чтобы посмотреть на него…

Он видит глаза тени, холодные и мерцающие, как далекие звезды.

— Посмотри, что ты наделал! — кричит голос, возмущенный и растерянный. — Да только посмотри, что ты наделал!

Сигруд встает и кидается к двери наружу, хотя слегка шатается как пьяный. На бегу он видит, что ловушка сработала не так хорошо, как в былые времена: только две из трех зажигательных мин, которые он заложил здесь, взорвались. Он, похоже, испортил третий заряд, самый мощный. Скорее всего, приемник третьего заряда был поврежден во время взрыва, но пока Сигруд бежит, он прикрывает как можно больше своего тела пальто Кхадсе и щелкает передатчиком снова и снова, надеясь, что устройство все же проснется.

Он видит, как тени кружатся, роятся, клубятся позади, тысячи маленьких лужиц соединяются вместе, чтобы схватить его, прежде чем он достигнет дневного света снаружи.

Сигруд в двадцати футах от двери, потом в десяти. Он видит, как снаружи рябит на солнце поверхность реки Лужницы.

— Нет! — кричит высокий, холодный голос позади него. — Нет, нет!

Большой палец Сигруда в последней попытке неистово бьет по кнопке передатчика: щелк-щелк-щелк-щелк-щелк!

А затем стены заливает горячий и оранжевый свет, идущий откуда-то позади дрейлинга. Всплеск жгучего тепла омывает его.

Потом Сигруд вылетает через дверной проем, как пуля из ружья.

Кажется, время замедляется. Сигруд медленно кувыркается над рекой, что позволяет ему видеть плод своих усилий: яркий огненный шар, вылетающий из входа в скотобойню, словно язык дракона, который решил попить воды.

Сигруд смотрит вниз — точнее, поскольку он вверх тормашками, вверх — на воду, которая стремительно приближается к нему.

«Это, — думает он, — не то, чего я хотел».

Он пытается завернуться в пальто, но потом…

Удар.

Мир темнеет, и все его чувства сводятся к пронзительному «и-и-и-и-и-и-и-и!» в ушах. Когда Сигруд приходит в себя, то мгновенно осознает, что очутился под водой, что пузыри струятся из его носа и рта и в общем-то в глотке уже немало воды.

«Не паникуй. Не паникуй…»

Он начинает биться, дергаться, рваться вверх, к мерцающему там свету, красному и злобно-оранжевому. Он вырывается из воды, кашляя и задыхаясь, и от облегчения едва не начинает тонуть опять. Он снова выбирается на поверхность, работая руками и ногами, и плывет к далекому берегу.

Наконец под ногами у него мягкая грязь, и он выкарабкивается на берег, еле дыша от изнеможения. Позади раздается оглушительный треск, и Сигруд оборачивается как раз в нужный момент, чтобы увидеть: скотобойня начинает разваливаться.

Дрейлинг хмурится. Он намеревался устроить всего лишь яркую и жаркую вспышку, а не разрушить все здание.

«Мне точно надо стряхнуть пыль со своих навыков взрывника».

Он смотрит, как здание рассыпается. Интересно, а эта тварь — Ноков — погибла в огне, оказавшись в ловушке? Сигруд в этом сомневается. Восемнадцать лет назад в Мирграде он видел, как Божество получило несколько десятков артиллерийских снарядов прямо в физиономию и у него даже кровь из носа не потекла.

«Но разве оно… он… Божество? — Сигруд сует мизинец в ухо, пытаясь вытрясти каплю воды. — И кто эта девушка? Во что же я ввязался?»

Он вспоминает, что сказала молодая континентка: «Разве ты не знаешь, что идет война?»

Он смотрит на себя. Пальто Кхадсе разорвано — не из-за внешних сил, но явно из-за того, как очень большие руки Сигруда вертелись и дергались туда-сюда в одежде размеров на пять меньше нужного. Вздохнув, он снимает с себя лохмотья. Очень бы хотелось сохранить такую штуковину, но он решает, что было бы глупо доверяться чуду, особенно такому, которого никогда раньше не видел.

Он встает и ковыляет прочь. Теперь надо добраться до квартирки и спрятанных денег и документов. А потом уматывать как можно скорее из Аханастана.

«А оттуда в Галадеш, — думает он, — чтобы уберечь Татьяну от этого существа, чем бы оно ни было».

Понадобится местный ресурс. Но дрейлинг знает отличный вариант. Тот, чей домашний адрес известен широкой публике.

«Надеюсь, — думает он, пока плетется в сторону дороги, — она не застрелит меня при встрече».

5. Все, что мне оставалось

Иногда меня спрашивают про Во. Я нахожу такие вопросы очень прямолинейными, но пресса нынче рвется вперед и вперед. Еще немного рвения, и она споткнется — по крайней мере, я на это надеюсь.

Я думаю о том же, о чем думала всегда: статус-кво равнозначен рефлекторной смерти.

Люди не меняются. Государства не меняются. Их меняют. Они сопротивляются. А иногда и дерутся.

Из письма бывшего премьер-министра Ашары Комайд лидеру меньшинства Верхней палаты Парламента Турин Мулагеш. 1732 г.