Город чудес - Беннетт Роберт Джексон. Страница 29

Он натягивает на голову серо-зеленую шапку, входит в кустарник, вытаскивает подзорную трубу и делается незаметным.

На протяжении следующих трех часов дрейлинг обозревает окрестности. Имение Комайд не самое большое, но все же весьма просторное — занимает оно семь-восемь акров, окружено высокими деревянными стенами, а главный дом стоит на берегу ручья, который рассекает владения. Сигруд таращит глаза, увидев этот самый дом. Он понимал, что здание будет большим — он помнит, как Шара едко говорила, дескать, тетушка сидит на немаленьком таком наследстве, сосед у нее стальной барон, — но не настолько. Это настоящий дворец с темными каменными стенами на первом этаже и темной штукатуркой на втором — обычный сайпурский стиль.

Несмотря на размеры, усадьба хорошо охраняется. Сигруд не подходит близко, но ему удается сосчитать: одна машина у передних ворот, один пеший охранник у боковых и третий охранник в засидке [1], устроенной прямо за имением, в лесу. Также есть машина, которая ездит туда-сюда по проселочным дорогам, то и дело проверяя окрестности с разных наблюдательных позиций.

Попасть внутрь будет нелегко. За стенами наблюдают со всех сторон. А вот сама территория имения кажется относительно пустынной — по крайней мере, судя по тому, что он видит.

Так как же туда забраться?

Он стоит на небольшом холме под высоким тиковым деревом и созерцает ручей, который проходит через имение Комайд. Глубина на вид футов шесть или семь.

— Хм, — произносит Сигруд.

Он крадется к южной части имения, внимательно прислушиваясь. С ветвей на него таращатся птицы с ярким оперением и даже затесавшаяся меж ними обезьяна. Деревья просто поразительные. Он уже слышал, как сайпурцы похваляются, что леса у них самые впечатляющие в мире благодаря влажному климату, и с этим трудно спорить. Деревья высокие, толстые и, как надеется дрейлинг, хорошо его прячут.

Он наклоняет голову, прислушиваясь, и вот оно: тихое журчание.

Сигруд находит ручей и видит, что тот глубокий — по крайней мере, достаточно глубокий. Интересно, как далеко удастся добраться по воде и сколько придется идти пешком — милю? Больше? И нужно позаботиться о том, чтобы его за это время не обнаружили…

Дрейлинг смотрит на небо. Скоро наступит вечер. Он снимает серо-зеленое пальто, затем достает пистолет. Думает, брать ли с собой, но у него уже случались неприятности с мокрыми боеприпасами: предположительно, кое-какие патроны сайпурского производства годились для стрельбы под водой, но Сигруд всегда находил их ненадежными. Может, оружейное производство продвинулось с той поры, когда дрейлинг был на службе, но если так, он об этом не слышал.

Цокая языком, он заворачивает пистолет в пальто и засовывает узел под какие-то папоротники. «Лучше забрать потом и знать, что оружие точно сработает». Он проверяет, на месте ли нож в чехле на бедре и водонепроницаемый электрический фонарь на поясе. Потом делает глубокий вдох, ныряет и плывет вверх по ручью.

К тому времени, когда Сигруд выбирается из воды на территории имения Комайд, прямо за южной стеной, становится совсем темно. Его продвижение вверх по ручью оказалось мучительно медленным; он плыл, а иногда полз в воде. Он достаточно уверен, что миновал стены незамеченным, держась густых теней. Теперь его больше тревожит, кто может повстречаться в самом имении.

Весь мокрый, Сигруд подползает к высокой садовой изгороди и через просвет в ней смотрит на огромный дом по другую сторону. Он сидит там на корточках целых двадцать минут, внимательно наблюдая. Окна дома темные и пустые. Он никого не видит. Наверное, подготовленных агентов слишком мало, чтобы кто-то из них тратил время впустую в доме мертвого политика.

Он окидывает дом критическим взглядом. Ручей протекает по восточной части поместья, и большое тиковое дерево стоит очень близко от окон второго этажа. Забраться на него и запрыгнуть внутрь? Но если никто не охраняет помещения, отчего бы просто не войти через заднюю дверь…

Сигруд медленно подбирается к дворцу Комайд, прислушиваясь, не щелкнет ли где-нибудь несвоевременно ветка, не зашуршит ли листва. Потом бросается через задний дворик, приседает у стеклянных задних дверей и прислушивается.

Ничего. Тишина.

Он достает отмычки и принимается за работу. Замок слабый, и через несколько секунд дрейлинг уже внутри, аккуратно закрывает за собой дверь.

Сигруд поворачивается, чтобы осмотреться. Потом в недоумении таращится.

Вестибюль огромный и достаточно грандиозный, чтобы сбивать с толку, — но на самом деле поражает то, что он совершенно, абсолютно пуст. В поле зрения ни единой табуретки, и на стенах ничего, не считая штор на дальних окнах и маленького круглого зеркала, которое свисает с одной из колонн.

«Они вывезли все ее вещи?»

Прислушиваясь, не раздастся ли звук шагов, Сигруд крадется к главному коридору. Пол отделан розовым мрамором, а стены — деревом, окрашенным в мягкий зеленый цвет, с алым карнизом и ярко-золотыми газовыми рожками. Наверное, здесь раньше было бесчисленное множество картин, некоторые из них огромных размеров — он видит следы от крючков, — но теперь их тоже нет.

«Я и впрямь почувствую себя полным идиотом, — думает Сигруд, — если окажется, что я рискнул своей шеей, чтобы вломиться в пустой дом. — Он втягивает воздух сквозь зубы. — Но если он пуст… тогда зачем его вообще охранять?»

Он молча, тихо идет по главному коридору и заглядывает в первые несколько дверей, за которыми видит гостиные, игровые, библиотеки и прочие комнаты — по крайней мере, он так предполагает, потому что все они пусты.

Это вдвойне сбивает с толку: Сигруд не просто изумлен тем, что дом пустой и нет никаких признаков того, что недавно здесь находилась мебель, он еще и не представляет себе, как Шара могла здесь жить. Она всегда испытывала сильную неприязнь к большим, просторным помещениям. Она никогда об этом не говорила, но Сигруд подозревал, что дело в тренировке: в большой комнате тебя может увидеть издалека множество людей, а вот ты, возможно, не увидишь всех.

Что еще более странно — где ее книги? Шара любила книги почти что больше всего на свете. Как человек, которому иногда приходилось перетаскивать ее пожитки, Сигруд — и в особенности его поясница — может это подтвердить.

Тут у него появляется идея. Он возвращается туда, откуда пришел, и идет к столовой. «Не в одной из этих больших, просторных комнат… Но, возможно, она жила в…»

Пересекая вестибюль, он застывает.

Припадает к полу, бросает взгляд через плечо. Ждет. Следит. Но ничего не происходит.

Он готов поклясться, что видел движение перед колоннами у двери. Может, даже чье-то лицо. Но кроме него в вестибюле только газовые рожки, шторы и зеркало, которое все еще висит на одной из колонн у входа.

Он смотрит в зеркало. «Может, я мельком увидел собственное отражение».

Это, конечно, не исключено. Хотя под таким углом он вряд ли мог увидеть самого себя в зеркале…

— Хм, — тихонько произносит Сигруд.

Он пытается сосредоточиться на поставленной задаче. Но каким бы невозможным это ни казалось, часть его настаивает, что в зеркале на миг мелькнул кто-то другой: женщина, сайпурка, с жестким смуглым лицом и золотисто-янтарными глазами.

Он идет вперед, внимательно разглядывая зеркальце. В нем отражается только пустой вестибюль и покрытое шрамами лицо самого Сигруда. Хмурясь, он уходит в столовую.

Там тоже пусто, но не совсем: в комнате есть маленький стол и четыре стула. Он видит на столешнице пятно чего-то съедобного — наверное, капля варенья. Похоже, этот стол использовали на протяжении последних месяцев.

Он отправляется к лестнице для слуг и идет вниз.

В этой части дома, ниже господских покоев, нет и следа грандиозной демонстрации богатства и власти. Белое дерево, потертые ступени и скрипучие деревянные двери. Он знает, что эти помещения предназначены для слуг, так что они должны быть куда меньше, теснее и укромнее.