Горизонты и лабиринты моей жизни - Месяцев Николай Николаевич. Страница 99

И в тот вечер я в сжатой форме доложил председателю о завершении к 50-летию Октябрьской революции строительства первой очереди телецентра. Я собирался уже попрощаться с Алексеем Николаевичем, когда он спросил:

— Вас часто беспокоят товарищи из ЦК?

— Члены Политбюро, секретари Центрального Комитета партии — редко. Сложилась примерно следующая цепочка передачи замечаний: секретарь ЦК — его помощник — отдел пропаганды и агитации — кто-либо из моих замов — я. Замечания идут, как правило, в связи с тем, что кому-то в эфире не понравилось что-то или кто-то. Главным «цензором», конечно, выступает Отдел пропаганды и агитации ЦК, который в своем составе имеет специальный сектор, и товарищи из него обязаны «отрабатывать» занимаемые ими должности, что некоторые из них с особым рвением и делают под руководством замзава А. Яковлева. Мое отношение к замечаниям я не скрываю: если я буду поворачивать голову на каждое замечание, идущее то слева, то справа, то спереди, а то и сзади, то моя голова быстро сорвется с плеч.

Своих замов я тоже просил критически относиться к замечаниям, идущим сверху, не пугаться, не привносить страх в коллектив, дабы не раскачивать его из стороны в сторону в связи с субъективными замечаниями, а удары принимать на себя.

— Вам это удается?

— Да. В главном.

— По моему убеждению, вы поступаете правильно. Конечно, вам в нынешних условиях выдержать свою позицию гораздо легче, чем мне в былые годы, во времена Сталина. Тогда я тоже был молод, и, естественно, мне хотелось привнести в работу свое, выстраданное вопреки идущим указаниям сверху. Однако это оказывалось, как правило, невозможным. Жесткий прессинг сковывал инициативу. Все годы работы на любых должностях я в меру своих полномочий стремился дать своим подчиненным максимально возможный простор для самостоятельности, творчества. Сталин упрекал меня за это. Но щадил. Он умел зажимать волю других в своем кулаке и направлять ее в нужном ему направлении. Мне порой казалось, что он видит все кругом и даже насквозь. Работали мы тогда за полночь, если не до утра, — продолжал вспоминать Алексей Николаевич, — бывало, что Сталин около часа ночи приглашал поужинать. После ужина шли смотреть кино. Я обычно садился сзади или сбоку от Сталина. Однажды, сморенный усталостью, я во время просмотра фильма задремал. Сталин заметил и сказал: «Если вы, товарищ Косыгин, устаете на работе больше, чем другие, идите спать». Сон, конечно, с меня сразу слетел. Я извинился. Сталин молчал. Он умел держать паузу.

Рассказывал Алексей Николаевич о былом обычно неторопливо, на него набегала грусть. Надо сказать, что внешне он обычно выглядел спокойным. Коротко, «ежиком» подстриженные седые волосы (ему тогда перевалило за шестьдесят), большой с залысинами лоб как бы приковывал к себе внимание, отвлекая от серых живых глаз, крупного носа и округлого подбородка.

Работал Косыгин быстро и красиво. Он знал свое дело. Я завидовал его познаниям в различных отраслях экономики и культуры. Он, будучи по образованию инженером-текстильщиком, со знанием дела мог «распекать» директора Магнитки за излишние припуски при прокате металла или высказывал глубокие суждения о сути реформы школы на основе связи профессионально-технического образования с производительным трудом. Он понимал природу массового вещания и видел за ним большое будущее в деле просвещения народа.

Алексей Николаевич был, как мне кажется, из породы тех политиков, которые на политической арене редко выступают на первый план. Мне доводилось наблюдать Брежнева — Генсека КПСС, Подгорного — председателя Президиума Верховного Совета СССР, Косыгина — председателя Совета Министров СССР, когда какое-то дело сводило их вместе, слушать их суждения, сравнивать…

Напыщенный вождизм Брежнева при заурядности суждений; безликость Подгорного, обязательно вступающего в дискуссию вторым, при посредственности аналитических оценок; глубина мыслей Косыгина и некая то ли стеснительность, то ли нежелание выпячивать себя — скорее всего именно последнее. Алексей Николаевич обладал колоссальным практическим опытом руководства народным хозяйством. Вряд ли кто-либо еще из плеяды «стариков», прошедших Великую Отечественную, мог возглавить советское правительство после освобождения Н.С. Хрущева с этого поста в октябре 1964 года.

Д.Ф. Устинов, но он был знатоком более узкого профиля — того, что ныне входит в понятие «военно-промышленный комплекс». Назначение А.Н. Косыгина на должность председателя Совета Министров СССР было воспринято с удовлетворением. В народе к нему относились с большим уважением. И если авторитет Брежнева и Подгорного с годами снижался, а со второй половины 70-х годов просто-таки катился вниз, то Косыгина и после его кончины (18 декабря 1980 года) люди продолжают вспоминать светло, с благодарностью за честное служение Отчизне.

С приходом Алексея Николаевича к руководству Совмином были отсечены некоторые бюрократические элементы в его деятельности, члены правительства заговорили не по бумажкам, а своим языком, по отведенному каждому из них природой уму. Были упразднены областные и региональные совнархозы и восстановлено отраслевое управление народным хозяйством страны при расширении прав и самостоятельности отдельных, особенно крупных предприятий, фирм, концернов.

В 1965 году на сентябрьском Пленуме Центрального комитета партии с докладом об основных параметрах экономической реформы выступил А.Н. Косыгин. Было принято соответствующее решение. В интересах дела и ликвидации бюрократического параллелизма в руководстве народным хозяйством, повышения роли министерств Косыгин предложил ликвидировать соответствующие отраслевые отделы в ЦК КПСС. Однако Брежнев расценил это как умаление роли Центрального комитета партии, а стало быть, и его роли как Генерального секретаря ЦК.

На заседаниях Секретариата ЦК, которые в те годы обычно вел Суслов, я не наблюдал активной поддержки экономической реформы. Суслов и другие приспешники Брежнева цедили что-то невнятное по поводу этой реформы.

И все же экономическая реформа набирала силу, а состояние народного хозяйства шло в гору. В 1965–1967 гг. валовый национальный продукт увеличивался в среднем на 8 процентов в год, производство товаров народного потребления — на 10 процентов, а производство сельскохозяйственной продукции на 4 процента. Настроение Алексея Николаевича тоже улучшалось. Но так продолжалось недолго. В конце 1967 года я заметил резкий спад в его настроении и как бы мимоходом во время очередного доклада спросил о состоянии здоровья, хотя знал, что недавно он отдыхал в Кисловодске, в санатории «Красные камни». Последовала длинная пауза. Алексей Николаевич встал из-за стола, подошел к окну, выходящему на Ивановскую площадь Кремля. Встал и я. Тоже подошел к тому же окну. Алексей Николаевич не смотрел на площадь. Мне показалось, что он как-то сник.

А потом после паузы сказал:

— Наверное, мне пора уходить отсюда.

Я не поверил своим ушам.

— Вы сказали уходить?

— Экономическая реформа дальше не пойдет, она обречена. Принято решение (как я понял, Политбюро. — Н.М.) о том, чтобы почти вся прибыль предприятий, в том числе и сверхплановая, изымалась «в порядке исключения» в госбюджет. Наговорил, наобещал, что реформа — это путь экономического развития путем стимулирования инициативы и заинтересованности трудящихся в результатах своего труда. А на деле болтовня.

У меня посредственная политэкономическая подготовка, но я понимал, что принятое Политбюро решение подкашивает реформу Косыгина под корень. Она была его детищем. Всех своих министров и председателей госкомитетов он обязал два раза в месяц к девяти утра являться на лекции по проблемам экономической реформы, которые мне, например, многое помогли глубже уяснить.

…Отставка А.Н. Косыгина принята не была. Реформа забуксовала, а потом даже сами слова «экономическая реформа» вышли из употребления, в том числе и у нас, на радиотелевещании. Брежнев и его приспешники, профессионально малограмотные, продолжали вмешиваться в решение народнохозяйственных проблем, что наносило вред. Во что обошлось стране строительство, например, Чебоксарской ГЭС, предпринятое по инициативе Брежнева и Кириленко, приведшее к затоплению очень большой территории плодородной земли, переносу деревень, а в последующие годы к большим дренажным работам…