Жестокий роман (СИ) - Ангелос Валерия. Страница 102
— Наши люди оцепят периметр.
— Да, — широко усмехаюсь. — Всегда лучше подстраховаться. Чтоб никто залетный туда не влез.
— Мало времени, — замечает тихо. — Для подготовки.
— Нормально, — чеканю. — Целые сутки.
— Все должны там присутствовать.
— Не вижу проблемы.
Отец буравит взглядом. Долго молчит. Выжидает, пока занервничаю, сам себя выдам, от напряжения расколюсь. Его глаза — лучший детектор лжи. Агрегат, который трудится без ошибок.
Но я спокоен. До черта спокоен. И четок.
— Твоя спешка настораживает, — выдает он.
Прямо. Как есть. Без обиняков.
— Я готов, — отвечаю. — Нет резона затягивать процесс. Вечером намечается другая разборка. Потом свадьба. Не стану же мать своих будущих детей трогать руками, с которых кровь толком не смыл.
— Что за разборка? — спрашивает.
— Охреневшую крысу хлопнуть.
Отец поднимается, обходит мое кресло, как зверь кругом бродит, рыщет в поисках слабины.
— Не по вкусу мне такой настрой, — заключает. — Вчера ты кипел. Дерзил. Явно на кару нарывался. А сегодня вдруг согласен. И место удачное подобрал. И с жертвой готов навсегда покончить.
— Согласен ли я с тобой? — кривлюсь. — Нет. Будь моя воля, жену бы взял гораздо позже. Когда момент нужный придет. Когда жажду мести целиком и полностью утолю.
— Занятно, — усмехается.
— Я бы годами эту шлюху пытал. Ломал. В животное обращал. Забитое. Безвольное. Я бы от нее даже тени не оставил. Размазал бы морально. И муженька бы ее рядом посадил. На цепь приковал. Пусть бы смотрел, как я эту суку деру во все щели. Не раз и не два. Долго. Смачно. Изо дня в день. Пусть бы слюнями захлебывался. Слишком просто этот ублюдок отделался. Я бы его до смерти в подвале держал.
— Никто из нас не пойдет против правил, — говорит отец. — Мы забираем женщин. Мужчина должен продолжать род Стрелецких.
— Мужчина, — фыркаю. — Тот соплежуй? Левую бабу вместо сеструхи подставил. Молодец. Справился на ура.
— Ты одержим ею, — произносит сухо.
— Кем? — мрачнею.
— Она твой разум туманит, — выплевывает. — Проклятая девка.
— Верно, — рявкаю. — Она единственная жертва, что мне досталась. Главного гада ты отобрал.
— Я поступил правильно, — отрезает.
— Теперь моя очередь, — заявляю. — Время и место назначено. Казнь состоится завтра утром.
— Я должен это одобрить, — замечает вкрадчиво.
— Нечего тут одобрять, — поднимаюсь, встаю напротив отца. — Один шаг отделяет меня от абсолютной власти над нашей империей. И я сделаю этот шаг. Не раздумывая. Взыщу долг. Девка сдохнет там, где пыталась меня пронять. Разве не судьба?
— Действуй, — раздается короткий ответ.
Деньги. Власть. Фирмы. Компании. Корпорации. Огромная сеть, опутывающая мир паучьим коконом. Царство.
Неужели я от всего откажусь? Выброшу. Вышвырну. На помойку отправлю. Выкину к дьяволу все, для чего двигался вперед. Сражался. Бился. Проливал кровь.
Да.
Наплюю на семью. На род. На клан. На веру. На традиции. На порядки, которые веками нас вязали. На единственный существующий закон болт положу.
И ради кого? Ради бабы. Порочной девки. Грязной. Дающей мужикам направо и налево, подставляющей дырки всем своим прошлым парням. Ради самой обычной шлюхи. Ради потаскухи. Рядовой шалавы. Бляди.
Да. Да. Без счета — да.
Какое царство без царицы?
Глава 57
Я люблю его. Дико. Безумно. Отчаянно. Преступно. Совершенно безрассудно. Наплевав на здравый смысл, на всякие законы логики, на строгие моральные принципы и прежде привычные нормы. Люблю. Одержимо. Бешено. На нерве. На изломе.
Раньше сомневалась, не верила, долго гадала, есть ли в душе серьезные и крепкие чувства по отношению к Олегу. Разум всегда одерживал победу над эмоциями. Сердце хранило молчание.
Я не велась на инстинкты, не поддавалась природным рефлексам, не сгорала от страсти к мужчинам, не ведала о существовании настоящего исступления. Моя жизнь вполне меня устраивала, пусть реальность и не играла яркими красками. Все оказывалось спокойно, нормально. Полный штиль. Никаких значительных потрясений.
Честно? Вообще, в любовь мало верила. К родителям, к детям, к близким людям — да, разумеется, естественная реакция организма, нутряная потребность, привязанность. Однако вот чтоб к мужчине, к первому встречному, увидеть и на ровном месте вдруг сильными чувствами проникнуться — нет, нереально, никогда. Такое нужно оставлять книгам и кино. Только там подобное работает. Бурная фантазия, не более.
Но любовь не спрашивает разрешения. Не оставляет места сомнению. Не требует веры. Вламывается внутрь, сквозь ребра к сердцу пробивается. Заполняет собою все. И уже не уйти от нее, не сбежать. Никак от этого не отбиться. Правда. Истина. Приговор. Как ни старайся, ничего не спасет и не поможет. Вырывайся, проклинай слабость, рыдай. Твоя капитуляция неизбежна. Вопрос времени. Признай.
— Я… я люблю тебя, — вмиг сгораю дотла в губительном пламени черных глаз, пеплом и прахом вниз осыпаюсь, теряю себя и вновь обретаю.
Марат молчит. Не издевается, не унижает новой порцией отборных ругательств.
— Тогда вдвоем сдохнем, — ухмыляется и в объятья сгребает.
Страшная фраза. Страшный ответ. Жуткий. До дрожи леденит, заставляет кровь в жилах застыть, а сердце судорогой сводит. Но я улыбаюсь.
Дура. Идиотка. Окончательно с ума схожу. Млею в руках монстра. На темную волю чудовища отдаюсь.
Надеюсь. На что? На какое чудо?
Я глаз не смыкаю, уперто бодрствую целую ночь, не забываюсь сном ни на секунду. Боюсь пропустить возвращение Марата. Жду его у окна, жадно во тьму вглядываюсь. Никто не смеет меня потревожить, отвлечь от столь серьезного занятия, даже Замира не решается начать беседу. Возможно, женщина еще не отошла от действия препарата, которым всех накачал Егор.
Кстати, не представляю, как ему это удалось. А как мой палач происшедшее объяснил? Какую версию выдвинул для своих собственных слуг и охранников? Ни единой догадки не возникает. Хотя разве это имеет значение?
Меня тревожит другое. Будущее. Ближайшее.
Что скрывается за поворотом?
Марат уехал сразу после разговора с тем странным типом. Неприятный человек. Скользкий. Мутный. Вроде и внешне симпатичный, интеллигентного вида, однако пробуждает неприязнь. Глаза у него бегающие. Взгляд вороватый. И на меня еще уставился, прямо вперился, разглядывал с пристальным вниманием. Будто желал вспомнить, откуда меня знает, будто мы уже виделись раньше и были знакомы.
Я его впервые видела и больше видеть не хотела. Вечно мерзкие мужики сюда таскаются. Один краше другого. Недавний гость, жуткий бугай. Даже трудно определить, кто из них хуже. Тот мрачный здоровяк, смахивающий на самого реального мясника и убийцу. Или же этот лощеный тип, скрывающий натуру гремучего змея. Оба производят гнетущее и муторное впечатление.
А ведь Марат не лучше их. Такой же. Точно. Человек того же толка. Его руки запятнаны кровью, на совести неисчислимое количество грехов.
Злая ирония. Жестокая. Но факт остается фактом.
Я люблю палача. Реального. Мужчину, который все свои проблемы привык разрешать кулаками, кровавыми боями, ужасными экзекуциями, смертельными пытками. В нем и намека на жалость нет. Слабой тени сострадания не обнаружить.
Он не просто «плохой парень». Чудовище. Чудище. Буйное. Голодное. Жадное до насилия. Необузданное. Такому не то что дорогу переходить нельзя. От такого нужно удирать, сверкая пятками.
А я остаюсь. Добровольно. Отказываюсь от своего единственного спасения. Обрекаю себя на убой. Подписываю смертный приговор.
Уже не Олег меня отдает. Предает, подставляет, под этого безумного монстра бросает. А я сама решаю. Сама вступаю на эшафот и шею под нож подставляю.
Горе-супруг строил планы, которым не суждено было сбыться. Тогда в моей голове роились вопросы. Душу раздирали сомнения.