Зверь (СИ) - Михалин Александр Владимирович. Страница 9

Я действительно сделал бы это: раздробил, истерзал, убил. Я хотел этого и был рад, безумно счастлив, что хотел и мог это сделать. И я долго кричал, звал, бесновался в своей долине, пока вдруг не понял, что злобный кракен куда-то пропал. Исчез. Молча сбежал. Испугался. Скрылся и боялся даже думать обо мне. Я искал его мыслещупами, шарил всюду и не находил даже следов от его мыслей. Так я победил без боя. С тех пор никто и никогда не ломился в мой мозг, не пытался трогать мои мысли. А я, между прочим, так и не смог никогда ответить себе на вопрос, сумел бы я сохранить боевой пыл до реальной встречи с кракеном — ведь плыть ему до меня пришлось бы очень долго.

Глава 15. Высвобождение

Меня сутки продержали в каком-то подвале, прикованном наручниками к трубе. Утром следующего дня мы сидели за столом в закрытом кабинете службы безопасности, передо мной стояла почти допитая чашка кофе. Напротив меня восседал мой враг — молодой и уверенный в себе, в модном костюме, чисто выбритый, с безукоризненной причёской. Все преимущества сходились на его стороне: он хорошо тренирован, у него под растёгнутым пиджаком томился в кобуре снятый с предохранителя пистолет, за его спиной дверь, а за дверью топтались несколько таких же, как он, в любую минуту готовых к действию.

За моей спиной торчало окно, но со стороны улицы на окне стальная решётка цвела железными цветочками на мою погибель. Когда я оборачивался, то видел сквозь мутные стёкла окна заросшую кустами пустую набережную и улицу с ржавыми трамвайными путями. Служба безопасности выбрала глухой угол города для своего логова. Никогда раньше тут не бывал.

Мой враг что-то беспрестанно говорил мне: угрожал скучным голосом. Ему плевать на мою жизнь, он легко расправился бы со мной — просто, как червя, раздавил — и пошёл бы по своим делам. Но у него приказ постараться решить дело миром, и он этот приказ выполняет, почти равнодушный к результату. Потому-то меня не били, а поили кофе. Он на службе, и в делах службы исполнителен и аккуратен. Его мысли почти совпадали с его словами. Только в своих мыслях он презирал меня гораздо больше, чем на словах. Совсем не верил, что я могу кого-то убить. И уж точно не собирался меня отпускать.

— Что ты в окно пялишься? Ты не вертись, ты думай. Отдай деньги — и всё, — говорил враг позёвывая. — Или расскажи, где они. Ты позавчера помогал мочить курьеров. Не за просто же так. Всё всем ясно. Прикинь, что дороже — деньги или жизнь.

Я не слушал слов врага, зачем слушать пустые звуки, если у меня всё равно отсутствовали шансы выжить, потому что я, конечно же, ответил бы этому гадёнышу: «Нет». Из чувства собственного достоинства и простого изначального превосходства. Но даже если бы я согласился, меня всё равно убили бы. Моё мёртвое тело, как стемнело, протащили бы через трамвайные пути, через кусты на набережной, привязали бы к чему-нибудь тяжёлому и столкнули бы в реку. На корм сомам.

Когда представил себе жирных сомов, их белое мясо, понял, что хотел есть. Меня в подвале не кормили и не поили, и меня мутило от выпитого кофе. Обычно я кофе не пил никогда. Но ведь я оказался совершенно безоружным, даже ремня с пряжкой на мне не было — всё начисто отобрали, когда сажали в подвал. Не мог же я отказаться от чашки и блюдечка. Внутренне я чувствовал себя превосходно, голод не мешал. Жестом отчаянья я опустил ладонь на лицо, неловко поставив локоть на фарфоровое блюдце, которое, тихо хрупнув, треснуло пополам. Нарочито дрожащей рукой я потрогал осколки, нащупал острый край.

— Извините, — сказал я очень, очень усталым голосом. Но враг не заметил моей фразы.

Возникала необходимость, чтобы мой противник на той стороне стола показал мне свою шею, хоть немного, он держал голову опущенной слишком низко. Не раздумывая, левой рукой я высоко, как только мог, поднял вверх пустую кофейную чашку. Этот, на другой стороне стола, сразу напрягся и взглянул на чашку в моей левой руке, его холёная клешня инстинктивно дёрнулась к пистолету. Он лишь чуть-чуть приподнял подбородок, но мне этого хватило. В то же мгновение правой рукой я метнул половинку блюдечка. Осколок полетел, как белая хищная рыбка, бросившаяся на добычу из засады, и глубоко вошёл острым кончиком в горло моего врага, разорвала трахею, вены и артерию. Никогда не умел бросать ножи, чтобы втыкались, а теперь сумел точно вонзить фарфоровый осколок, но почему-то не удивился себе. Я совершенно перестал удивляться. Особенно себе. Враг булькнул кровью, тихонько прохрипел пару секунд и умер. Погасла его последняя мыслишка: «Как же так…» Его безупречно белоснежная рубашка сразу же превратилась в красную и мокрую. Сырая алость быстро и неестественно расползалась на белом. И снова меня, как и два дня назад, странно взбодрил запах и вид крови моего врага.

Я бесшумно уложил труп на пол. Пистолет убитого сам лёг в мою ладонь. Оружие, по всему видно, любит живых хозяев. Глушитель лежал у трупа в боковом кармане мокрого пиджака, у такого не могло не быть глушителя к пистолету. Я накручивал скользкими пальцами металлический цилиндрик на ствол и говорил мертвецу:

— Да, вот так. Только без обид. Ладно? Я только что извинился за твою безвременную уродскую смерть. Такое случается с шакалами, если они тявкаю, на кого не следует, — я разговаривал, нёс чушь только для того, чтобы те, за дверью, слышали чьи-то голоса в кабинете и не волновались. Глушитель долго не хотел вставляться в резьбу. Мой опыт общения с огнестрельным оружием был всё-таки крайне не богат. Через полминуты, всё же подготовив пистолет, я вытер скользкие пальцы о занавеску. На занавеске остался изящный узор следов крови, напоминавший иероглифы.

Я недолго постоял у двери, слушая звуки и мысли, и определил, что за дверью находятся три человеческих мозга. Потом я выпал спиной вперёд из двери кабинета в коридор. Пока падал, выстрелил два раза почти наугад, и продолжал стрелять лёжа на спине — убил всех трёх врагов в коридоре. Никто из них толком не успел даже дёрнуться. Снова меня недооценили. Хроническая смертельная болезнь.

Пришлось втащить мёртвые тела в кабинет из коридора. И хорошо, что никто не увидел, как уже немолодой солидный мужчина напрягаясь волочит кровящихся покойников за ноги, а потом затирает пол от крови кусками сухой одежды тех же покойников. Во-первых, это определённо смотрелось нелепо, я наверняка выглядел глупо, а потому чувствовал бы себя очень неловко, если бы меня увидели. А во-вторых, обнаружение меня в этаком положении скорей всего приводило к ненужной суете с перестрелкой и непредсказуемым результатом.

Однако всё прошло гладко — простое везение. Или непростое. На моей одежде почти не оказалось капель крови, и я сумел благополучно выйти из здания, махнул в окошко охраннику каким-то удостоверением, которое я забрал у одного из убитых. А на улице как-то неожиданно легко поймалось такси, которое я поменял в центре города на другое. Я ушёл от врагов, но ощущения победы не возникло — что-то лишь начиналось.

Но в кабинете с четырьмя трупами я всё же оставил записку: «Забудьте про меня и деньги, а я больше никого из вас не убью». Написал кровавым пальцем на белой стене. В самом деле, почему бы им было про меня не забыть — миллион в евро не слишком крупная сумма для очень солидной компании в большом городе.

Глава 16. Морской Змей

Большинство мыслей этого мира поражали примитивной простотой: о еде, то есть о собственной сытости; о случках, о поисках партнёра или партнёрши; о том, чтобы не быть съеденным, а съесть кого-то самому. Мне быстро наскучило просматривать такие мысли. Противно бесконечно обсасывать чужие банальности.

Мне очень импонировала цивилизация свободно мыслящих весёлых хищников — дельфинов и вообще всех китов. Уж им-то вовсе не нужно было скрывать свои мысли, простые и ясные, как бы просвеченные солнцем до самой своей глубины, а глубина там присутствовала — я-то знаю, я часто беседовал с дельфинами ни о чём. Дельфины никогда ничего не строили, не обживали пещер, как, допустим, я, не стремились к могуществу в любой форме и покорению чего бы там ни было — для них всякое подобное стало бы обузой, помешало бы легко кочевать по просторам океана, свободно размышляя обо всём, что видели и слышали. Дельфины — самые лёгкие и самые наслаждающие лёгкостью бытия разумные существа.