Цвет сакуры красный (СИ) - Орлов Борис Львович. Страница 15

— Классно ты его развел, папань, — заметил сын, когда они отошли от скупки. — Как последнего лоха.

— Почему «развел»? — удивился старший Всеволод. — С чего такой поклеп, товарищ сержант?

— Н-но… Ты ж его на деньги так лихо поднял… И… — Тут младший Всеволод окончательно смешался под ироничным взглядом отца и совершенно нелогично закончил — Вот!

Старший несколько секунд подождал продолжения, а потом усмехнулся:

— Удивительно богатая, изобилующая метафорами и красивыми сравнениями речь. Смотрю, ты у нас — оратор… — Он снова усмехнулся, — Сын, ты еще не понял, что наручные часы здесь — вещь статусная. Очень и очень. А потому и стоят они, ну если не как чугунный мост, то весьма близко. Учти: в Советской России часы еще даже и не производят. А когда начнут производить, то сперва — карманные. И в продажу они не попадут: их будут распределять среди железнодорожников и командиров Красной Армии. — Старший Всеволод почесал нос, — Возможно, здесь, за счет Японии, ситуация с часами чуть лучше, но ненамного. Так что цену мы за наши часы взяли вполне честную, и гаврик этот на нас еще и наварится… — Тут он вдруг рассмеялся, — Интересно, что скажут часовщики, когда года через два-три к ним наши часы принесут в починку?

Младший Всеволод только тут сообразил, что именно произойдет через два-три года. Батарейка кончится. И когда часовщик откроет часы, чтобы посмотреть в чем дело…

— Глаза будут, как три рубля, — расхохотался он. — Они ж клиентам скажут, что эти часы не могут ходить. В принципе! Механизма-то нет!

— Механизм есть, — засмеялся вместе с ним отец. — А вот пружину — пружину они будут долго искать!

Волков-младший словно наяву увидел часовщика, почему-то похожего на киношного Остапа Бендера, который строго вопрошает: «Грустно, девицы. Шутки шутить надо мной задумали? Ты куда пружину дел, лишенец?!», и засмеялся еще громче.

Так беседуя они свернули в проулок — сократить путь к пристани. Здесь было тихо и безлюдно. И тут вдруг младший Всеволод почувствовал легкий толчок в спину. Что-то это ему напоминает? Позвольте, да ведь точно также его пытались обокрасть в метро, рядом с институтом! Резко бросив руку вниз, он перехватил чужую кисть…

Чиж, несмотря на свой совсем еще невеликий возраст — всего-то пятнадцатилетие на Троицу справил! — шигач вполне опытный, «тонкая проволока», почти аристократ. Вот уже третий год, как он удачно подписался под втыковую масть — шайку, работающую на волжских пароходах.

Сам Чиж, подкладчик Грех, мурка Любка и симпатичная вихря Настасья, которая была еще и знатной волынщицей обычно изображали из себя семейство среднего достатка, а еще трое вихеров — Шпыня, Вол и Гнат, что пасли поляну и били понты — фраеров лопоухих, из каких-нибудь мелких совслужащих.

На пароходах работать хорошо. Разомлевшие от скуки да от буфетной водки штымпы сами лопатники да сумки раскидывали. А уж в толпе у трапа по прибытию на пристань — рай! Чистый рай! Но и на берегу работается неплохо. Вон, взять хотя бы эту парочку. У молодого видно: карман деньги оттопыривают, даром, что шкары на нем — галифе. Ишь, фраер ушастый: папашу слушает — рот только не разинул! Ну так и сейчас…

Рука привычно скользнула в чужой карман, но тут…

…Всеволод-младший сильно прижал чужую ладонь к своему бедру и резко повернулся. Раздался негромкий хруст, и только потом — дикий крик.

На земле сидел парнишка лет пятнадцати, держась за сломанную кисть. И тут же словно из-под земли вынырнули двое. Крепкие такие мужички, смотрят нехорошо…

— Это что ж тут делается? — спросил один из подошедших. — Дите покалечил?

— Этому дитю в тюрьме давно прогулы ставят, — напрягся парень. — Лучше милиционера позовите: карманника поймал.

— Прямо так и поймал? — осклабился второй подошедший. И тут же ударил Всеволода в лицо. Вернее, попытался ударить…

Младший Волков легко качнулся в сторону, крутнулся на пятке и ударил каблуком пролетавшего мимо нападавшего в крестец. Тот нелепо взмахнул руками, словно пытался удержаться за воздух, и налетел на услужливо подставленный Волковым-старшим кулак. Глухо булькнул и растаявшим пломбиром оплыл наземь.

Второй сообщник махнул рукой, и в ней коротко блеснуло узкое лезвие. А сзади раздался топот: к ним бежал еще какой-то мужик с широким злым лицом.

— Сын, твой — тот, — ткнул рукой отец. И уже обладателю ножа, — Брось железо, козел. Руки вырву.

Тот, щеря плохие зубы, попытался покрутить нож в руке. В этот же самый момент Всеволод-младший прыжком сократил дистанцию с третьим противником и нанес прямой удар в печень, одновременно уходя влево.

Оппонент оказался крепким: удар не сбил его с атаки, и он попытался достать парня настоящим боксерским хуком. «Во как! — поразился младший Волков. — Это ж надо: на доисторического боксера нарвался!»

Уголовник со стажем по кличке Шпыня действительно был знаком с боксом и даже как-то выступал, а потому слыл крутым бойцом. Вполне заслужено… для двадцать девятого года. Вот только сержант Волков полгода тому назад взял первенство части по рукопашному бою. Совсем в другом времени, с совсем другими требованиями. И Шпыня на свою беду об этом не догадывался…

Удар ребром стопы выбил Шпыне колено, и тут же жесткая ладонь сломала кадык. Всеволод-младший поспешил повернуться: вдруг помощь нужна? «Все-таки бате уже за сорок, — промелькнуло у него. — А ну, как…» Но, никакого «ну, как» не произошло: Младший Волков только и успел заметить выпавший из вывернутой руки нож, а противник отца, уже дергался и хрипел в неразрывном захвате. Волков-старший чуть напряг руку и у бандита глаза на лоб полезли…

— И что это было? — спросил старший Всеволод так спокойно, словно сидел за столом в кабинете. — Чего за гнилой наезд? Ну?

— Папань, он же говорить не может. Ты ж его сейчас задушишь…

— М-да? — приподнял бровь старший Волков. — Ну, значит судьба у него такая…

— Бать, отпусти ты этого урлоида…

Теперь Волков-младший волновался уже совсем по другой причине. Обычно тихий и спокойный отец не зря числился в нескольких странах военным преступником, и к врагам, особенно — к таким вот шакалам, относился безо всякого почтения. Неизвестно даже, считал ли он их вообще за людей, или числил в разряде мелких вредителей, наравне с клопами и тараканами?..

— Ладно, урочье племя, — Всеволод-старший разжал руки и одновременно наладил свою жертву здоровенным пинком в «задний фасад». — Те, кто меня слышит — запомните, и передайте остальным: если я ваши бакланьи хари хоть раз до отъезда увижу — окалечу! Вопросы, пожелания есть? Если есть, заткнули их себе в хайло и дернули отсюда мелкой рысью! Пошли, сын…

Билеты у Волковых были на пароход «Яхонт», шедший вниз по Волге. Увидев это странное заднеколесное суденышко, отец и сын остановились, с минуту разглядывали несуразное плавсредство, а потом, переглянувшись, пропели дуэтом:

Америка России подарила пароход.

С носу пар. Колеса сзади.

И ужасно, и ужасно,

И ужасно тихий ход!

Но оказалось, что никакая Америка никакой России «Яхонт» не дарила, а построили его на заводе Крюкова в Молитовке в далеком одиннадцатом году. Эту информацию довел до них добродушный пожилой рыжий и веснушчатый мужик в тельняшке, стоявший у трапа. Уже в каюте сын поинтересовался:

— Папань, Молитовка — это где?

Отец, завалившийся было на койку, ответил, что Молитовка — деревня рядом с Нижним Новгородом. Но недолго ей осталось: в середине тридцатых она войдет в состав Ленинского района города Горький. А знает он это потому, что когда-то там жила родня его матери — бабушки младшего Всеволода.

— А вот что там за завод был — понятия не имею, — добавил он. Встал и потянулся, — Пойдем-ка лучше на палубе посидим, воздухом подышим, на пейзажи полюбуемся. Да и покурить бы, а то в нашей каюте… — и вместо окончания фразы Волков-старший просто обвел рукой крохотное помещение.