Сезоны любви (СИ) - Колесова Наталья Валенидовна. Страница 10

— Нет.

— Следующее — как насчет мозгов?

— Ну, если вы создали и руководите такой фирмой…

— Так. Значит, мозги есть? Оставим в покое мой ангельский характер, и не смотрите на меня так — ангельский, точно.

Мы рехнулись — вот что точно.

— Как насчет моего материального положения?

— А что с вашим материальным положением?

— Оно приемлемо?

— Для кого?

— Ну, скажем, для девушек вашего достатка?

— Лучше скажите — НЕдостатка, — пробормотала я. И вздохнула. — Да.

— Что — да?

— Для девушек моего э-э… достатка ваш э-э… достаток вполне приемлем.

— Ага, — сказал Глеб. — Теперь насчет вас. Что для вас — лично для вас — главное в мужчине?

— Огласить весь список?

Глеб ждал, подняв брови. Я подперла рукой голову.

— Вроде бы за такую же нищету выходить нечего, что нищету плодить… И урода тоже не хочется, хотя знаете, есть такие обаятельные… И секс для меня не последнее дело…

— Знаю, — пробормотал Глеб. Я немедленно затолкала назад вполне естест-венный вопрос — откуда?

— И чтоб голова варила, и юмор, и внимание… — я затормозила, приметив блуждающую на лице шефа странную улыбку.

— Чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил…

— Ну да, примерно. А вы?

— Что я?

— А у вас какие требования к женщине? В смысле, к жене?

— У меня… — Глеб посмотрел в окно. — Мало требований. Я хочу, чтобы она меня любила.

Я вежливо помолчала. Но так как шеф по-прежнему смотрел в окно, спросила:

— И все?

— Считаете, этого мало? Просто любила — просто так, ни за что, со всеми моими недостатками. Просто.

Он посидел, глядя на свои руки, приподняв брови, словно сам удивлялся своим словам. Потом посмотрел на часы и сказал обыденно:

— О чем вы думаете? Вам к вечеру нужно сдать программу, а вы тут раз-говоры разговариваете.

— Я? — я в свою очередь посмотрела на часы — ну надо же, как время летит за разговором! Особенно, за таким содержательным… Начальство право, право, во всем право. А если не право, смотри правило первое.

— Спасибо за кофе, — я с трудом выбралась из кресла: оно явно не было создано для деловых переговоров — настолько расслабляюще действовала его мягкость и глубина. Шеф, не глядя на меня, уже набирал номер телефона — тоже, наверное, наверстывал упущенное со мной время. Я на всякий случай кивнула ему и удрала из кабинета. Строевым шагом пересекла приемную под прицель-ным взглядом Лены — расслабься, детка, оставила я тебе твои конфетки!

На столе у меня лежала “сладкая парочка” — коржик с пирожком. Тетки подняли сочувственные глаза.

— Что так долго? Без обеда осталась…

— Много вопросов? — спросил Буров, не отрывая глаз от экрана.

— Каких вопросов?

— По дискам?

Я и думать про них забыла.

— Всего два…

Ну да — про мои несуществующие туфли и моего несуществующего мужа. Рассеянно расправляясь с пирогом, я смотрела на экран. Странно как-то это было слышать от него. Любовь. В нашем возрасте как-то даже неприлично его употреблять — засмеют. Ну — влюбился, втюрился, втрескался — куда еще не шло. Теперь не умирают от любви. Насмешливая трезвая эпоха. Лишь падает гемоглобин в крови. Лишь без причины человеку плохо. Лишь сердце барахлит ночами. Но "неотложку", мама, не зови — врачи пожмут беспомощно плечами — теперь не умирают от любви… И вообще какой-то странный разговор у нас вышел: деньги-туфли-Буров-замужество-он… Тьфу, черт, опять не туда нажала…

Я перешагнула через порог и едва не угодила в ведра с водой, стоящие у порога.

— Чего это у вас? Потоп? Или пол моешь?

— А! — Нинка отмахнулась, подхватила ведра и пошлепала на кухню. Я пошла следом.

— Где твои?

— К маме спихнула на субботу. Хоть отоспаться, соскакивают ведь ни свет ни заря…

Нинка штопала. Аккуратная стопка носков лежала на столе, своей очереди дожидалась еще разноцветная куча.

— Садись. Есть будешь? Нитки кончились, счас…

Подхватила ведра и удалилась в комнату. Вернувшись, поставила ведра и оседлала табурет. Я подозрительно заглянула. Вода.

— Нин, ты чего это? Грудь качаешь?

Нинка скривилась.

— Грудь! Залетела я.

— Ну?

— Пальцы гну! Я уже лет пять аборт не делала. Боюсь. Одна на работе по-советовала тяжести таскать. Вот и таскаю с утра.

— Ну?

— Что — ну? Как слону дробина. Это же только в сериалах — чуть споткнулся, сразу выкидыш. А тут хоть дрелью высверливай!

Я задумалась.

— Нин, а у Кусовых ремонт…

— И что?

— Так им мебель надо двигать. Может, попросишься?

— Не могу, — рассеянно отозвалась Нинка, — у меня хондроз… У, злыдня! Жрать, спрашиваю, будешь?

— Я сегодня без обеда, — честно предупредила я. — Все подмету.

— Ладно, мой сегодня во вторую, еще поджарю.

Уплетая картошку с капустой, я предложила:

— Может, девочку родишь?

— Да иди ты!.. Я что, больная? Смейся-смейся, вот выйдешь замуж, узнаешь! Будешь толстой, как я, психованной, и скрестись через месяц!

— Вот типун тебе на язык!

Нинка, пригорюнившись, смотрела на драные носки:

— У этих мужиков-сволочей одна проблема — встанет-не встанет. А у нас, — Нинка начала загибать пальцы, — месячные — раз, девственность — два, беремен-ность — три, роды — четыре, аборты — пять…

Мы дружно вздохнули над тяжелой женской долей.

— Не ходи замуж, Наташка, — вдруг сказала Нина. — Ничего хорошего там нет. Роди себе ребеночка…

Известная песня! Как все хорошо — так ты бедная, несчастная, одинокая, безмужняя, а как что не так — счастливая, никаких проблем… Ненавижу!

— А кстати, — тут же нелогично оживилась Нинка, — я тут объявление про-читала — как раз про тебя!

Соскочила, запнувшись за абортивное средство, вода щедро плеснула на пол. Нинка, выругавшись, сгребла ведра и с шумом вылила в ванну. Притащила свернутую трубочкой газету.

— Так, где он, я же обводила… А, вот! Брюнет, глаза карие, спортивного… 170,80,35… нормально… материально независим, детей нет. Хочет, так… стройную, сексуально раскрепощенную, без жилищных проблем… ну вылитая ты!

— Ты куда смотришь! — я ткнула пальцем. — Ему же модель нужна: 90-60-90… Да еще наверняка блондинка с ногами от коренных зубов…

— А ты объявления не давала?

— Его надо еще сочинить… ты погляди, какие они все здесь умные, красивые, нежные, сексапильные… А что, давай! Только всю правду: не умная, не красивая, нервная, ленивая, мужчин люблю, но недолго… Думаешь, кто-нибудь откликнется?

— Разве что такой же ненормальный. Нет, ну его, этого брюнета! Знаешь, я где-то читала, что брюнетам нужны блондинки и наоборот! Так, какие у тебя глаза? Почти карие… угу, у него должны быть серые, синие, голубые, а волосы если не блондинистые, то русые…

Нинка уставилась на меня с надеждой. Я честно перебрала свое окружение: в памяти упорно всплывали почему-то только стальные глаза Глеба. Изыди! Я сдалась и решительно заявила:

— Не нравятся мне блондины!

— Да? А кто тебе нравится?

— В данный момент никто! Но мы квиты — я им тоже не нравлюсь. Нин, а ты мужа любишь?

Похоже, такой простой вопрос поставил ее в тупик. Нинка выпятила нижнюю губу. Спросила настороженно:

— А что?

— Любишь или нет?

Она пожала плечами, забрала у меня тарелку.

— Ну…

— Что — ну?

— Ну люблю, а что?

— Да ничего, — я полезла из-за стола.

— А чего ты тогда? — подозрительно спросила Нинка, сопровождая меня в прихожую. Я тяжело вздохнула:

— Откуда я знаю? Пока, спасибо за ужин!

Я поглядела в глазок и с некоторым недоумением открыла дверь.

— Привет, — сказал Макс, сходу сунув мне в руки гигантскую шоколадку.

— Привет. А где Динка?

— Дома. Я тут мимо проезжал, решил зайти…

Такое впечатление, что рядом с моим домом проходит кольцевая обще-городская автомагистраль — все ездят мимо… Я задала дежурный вопрос:

— Кофе будешь?

— Лучше чай.

— Сосуды бережешь? — я убрела в кухню, пожимая плечами. Макс — муж моей хорошей приятельницы и в гости приходит исключительно со своей половиной. И что его принесло? Только собралась расслабиться перед телевизором…