Хорт – сын викинга - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 26
Когда руяне намеревались пойти походом против какого-нибудь народа или племени, жрецы ставили перед храмом три копья. Из них два втыкались наконечниками в землю, а третье соединяло их в виде перекладины. Если конь Святовита в полной сбруе переступал перекладину правой ногой, это считалось знаком удачного хода войны; если же левой, то направление похода меняли, а то и вовсе отказывались от военных действий.
Но вот наконец началась главная церемония! Толпа празднично разодетых священнослужителей Святовита вошла во внутреннее ограждение, и главный жрец с видимым благоговением взял из деревянной руки бога рог, наполненный вином. Его обязанностью было определить, не понизился ли уровень налитой жидкости. Если так случалось, то это значило послание Святовита, что в будущем году следует ждать неурожая. Тогда главный жрец объявлял собравшемуся на площади народу, что всем нужно запасаться дарами земли на будущее, чтобы не было голода.
Судя по радостному гомону жрецов, уровень вина в роге остался прежним, а значит, в следующем году не предвиделось никакого убытия плодородия и грядущее время порадует людей изобилием полей, о чем главный жрец и заявил громогласно, обращаясь к толпе на площади.
– О-ей! О-ей! Гой! Гой! Слава Святовиту! – раздались крики, да такие громкие, что вспугнутые птицы, в том числе голуби, стаями закружили над храмом; это лишь подтверждало достоверность прорицания.
Вылив старое вино к ногам идола, тем самым совершив жертвенное возлияние, главный жрец храма Святовита снова наполнил рог дорогим франкским вином и начал говорить. Его речь была длинной, велеречивой, и закончил ее жрец следующими словами:
– …Так возжелаем же, люди добрые, родному краю великих благ, витязям нашим удачи в умножении побед, а себе и близким – жизни без хворей и горестей! Слава Святовиту! – Народ снова возликовал, а жрец поднес рог к устам и быстро, одним глотком, выпил вино.
«Силен!» – поразился Морав. Рог был весьма вместительный, и, по мнению юноши, его мог осушить только богатырь. Тем не менее худощавый жрец даже не поперхнулся, и вино влилось в него, как в пустой бочонок.
Жрец снова наполнил рог вином и осторожно, стараясь не пролить ни капли, вставил его в правую руку кумира. Теперь это вино было священным, так как принадлежало только Святовиту, и никому иному.
Едва жрец справился с этой задачей, как шесть человек внесли в храм огромный медовый пирог, испеченный из муки нового урожая. Он был выше человеческого роста, с аппетитной румяной коркой, украшенной вылепленными из теста затейливыми фигурками людей и животных в обрамлении лепных листьев вьющегося хмеля. Жрецы поставили пирог стоймя перед главным священнослужителем Световита, и он громко спросил, обращаясь к народу:
– Зрите ли вы меня, люди добрые!
– Нет, нет, не зрим! – раздались радостные возгласы. – Мы видим только пирог!
– Это добрый знак! Так пожелаем же нашим хлебопекам, чтобы и в следующем году пирог был не меньших размеров! Благословляю вас именем Святовита, почитайте его и приносите ему щедрые дары и жертвы, и вознаграждением вам будет обилие плодов земных, победы на море и на суше, мир и покой в доме каждого из вас, который станет полной чашей! А теперь, честной народ, пришло время вкусить жертвенных яств и испить доброго вина или меда во славу бога нашего пресветлого и превеликого Святовита!
Последние слова главного жреца были приняты с не меньшим воодушевлением, нежели все его предыдущие речи. И начался пир! Такого невероятного обжорства и пьянства Мораву никогда прежде не доводилось видеть. В тверди, конечно же, случались пиры, и довольно часто, – по разным случаям, – но все ели и пили достаточно умеренно, благодаря богов за то, что они в своих щедротах не забывают русов. Но руяне и гости острова поглощали жертвенную еду в огромных количествах, а уж вина и мёды и вовсе текли рекой.
Нужно сказать, что и «волки», обычно скромные в своих запросах, – не из-за скаредности родителей, а потому, что запасы продуктов в закромах на зиму таяли быстрее, нежели пополнялись, – поддались общему увлечению и так усердно налегали на мясо жертвенных быков, зажаренных на вертеле, что за ушами трещало. Да и сурицу, и вина разные заморские пробовали неоднократно, иногда украдкой, потому что Рогволду, весьма воздержанному в еде, это не нравилось, и он настаивал, чтобы крепкие напитки юнцы употребляли только тогда, когда провозглашали здравницы в честь Святовита. Но здравниц была так много, что вскоре он махнул рукой на предосудительное, как он считал, поведение «волков» и уединился с жрецами руян, чтобы потолковать о своих делах.
Разожгли еще несколько костров, потому что мясо быстро убывало, и одного жертвенного огнища оказалось маловато. Вскоре над Арконой можно было наблюдать зарево, будто от большого пожара. Отблески огня золотили гребешки морских волн и отражались в низко нависших небесах. Наверное, жертвенные костры видели и боги, которые тоже – в этом ни у кого не было сомнений – поднимали заздравные чаши в честь Святовита.
Глава 7
Гадание в храме Велеса
Утро следующего дня выдалось хмурым и неприветливым, как раз подходящим для посещения храма Велеса. Все «волки», кроме Морава, отправились осматривать город. Кроме того, они намеревались посетить городской торг, который, конечно же, был гораздо беднее, чем торжище данов в Слисторпе, тем не менее, по сведениям людей бывалых, там иногда попадались редкие и ценные вещи, какие можно было найти лишь в землях франков.
Воинские дружины руян часто ходили в дальние походы, и их добыча неизменно оказывалась на торге; естественно, за исключением захваченных в боях доспехов и оружия, оседавших в общественных каморах. Распоряжаться оружием имел право только вождь руян Крут, которого франки и даны именовали конунгом. Он был совсем молод, но слава о его деяниях долетала даже до Валланда и Грикланда [43].
Морава в храм Велеса повел Рогволд. Оба облачились в простые темные одежды и приготовились к путешествию. Остров Рано был не маленький; чтобы доехать на коне из одного конца в другой, требовалось не менее трех дней, а уж пройти пешком – и того более. Но Мораву и Рогволду долго бить ноги в пути не пришлось. Храм Велеса находился неподалеку от Арконы, в низинке, покрытой густым хвойным лесом. Дорогу туда Рогволд знал, поэтому проводник им не понадобился, но когда они оказались в лесу, то едва не заблудились.
Узкая тропинка петляла среди вековых сосен и елей, обросших мхами и лишайниками, между многочисленными муравейниками, и временами терялась, когда на пути попадался валежник. Похоже, храм Велеса, темного и страшного бога, не пользовался большой популярностью у руян. Хотя он и считался Скотьим богом (хозяином дикой природы, подателем богатств, покровителем путешественников, гостьбы и тех, кто ищет знания, наконец, божеством удачи), но все-таки это был Черный бог – посмертный судья, хозяин Нави, властитель Непознанного, могучий волшебник и повелитель черной магии, а главное, оборотень, наводящий ужас.
К Велесу обращались лишь в крайних случаях, насколько Мораву было известно, и очень немногие; чаще всего это были волхвы-облакогонители, чаровники, кобники, ведуны и купцы. Тем не менее жрецы Черного бога проводили требы постоянно, а иногда случались и кровавые жертвоприношения, когда в плен попадали особо неприятные личности из числа кровных врагов руян. К тому же и Яролад, и вождь Крут никогда не забывали выделять капищам Велеса на своих землях часть воинской добычи. Крут особо чтил Черного бога, и люди были уверены, что он – волкодлак, хотя во всеуслышание это не говорили, только шушукались по углам.
Морав сгибался под тяжестью узла с дарами для Велеса. Кроме «солнечного камня» и мехов он тащил на горбу еще и медные бруски, которые считались лучшими дарами для хозяина всего живого и мертвого. Что касается Рогволда, то старик нес два кувшина с пивом и квасом – для жертвенных возлияний. По древним сказаниям, готовить эти напитки людей научил Велес.