Идеальность (СИ) - Матюхин Александр. Страница 5
Ната всегда переживала, что не сможет найти свою вторую половинку. Лера отлично помнила эти разговоры, появившиеся лет с шестнадцати. У Наты были высокие требования, подкрепленные сотнями глянцевых журналов, телепередач, сказок и фильмов. Сложно встретить нормального парня, когда, например, гороскопы советуют в год Быка воздержаться от знакомства с Овнами.
− Он идеальный, − шепнула Ната, улыбаясь. — Во всех смыслах.
− Прямо во всех?
Девушки рассмеялись одновременно. Каждая, при этом, наверняка думала о своём критерии идеальности.
− Можете назвать это конфетно-букетным периодом, но мне кажется, что мы так и будем жить всё время. Душа в душу. Ни скандалов, ни ругани, с полуслова понимаем друг друга. Мне хочется делать ему хорошо, а он старается, чтобы было хорошо мне. И никакого дискомфорта. Понимаете?
Лиза кивнула, выудила из водки зубочистку и залпом осушила рюмку. Через четыре месяца её брак с Артёмом закончится кошмаром и выкидышем, стрессом, запоем и курсом психотерапии.
Нату кто-то отвлек, она извинилась и ушла в кухню. Лиза пробормотала, ни к кому конкретно не обращаясь:
− Повезло же. Не верит она в счастье. А кто вообще верит?
Лера предпочла промолчать.
− Помнишь, в школе за ней всюду волочились парни? — продолжила Лиза. — А она что делала? Отшивала всех. Ни с кем ни разу не встречалась. Эти её критерии идиотские. Чуть ли не по линейке вымеривала рост парня, потом смотрела на вес, следила чтобы прыщей не было, чтобы умный был, но при этом компанейский, защищал её, по дискотекам водил, но вовремя привозил домой. Еще чтобы и на других не смотрел. Разве такие бывают?
− Видишь, нашла. − пожала плечами Лера.
− Не удивлюсь, если она до Дениса была целкой. А Денис ей понадобился потому, что негоже в двадцать три не траханной ходить. Перед людьми стыдно. Её же всегда интересовало мнение окружающих.
— Мне кажется, ты просто завидуешь. Как и всегда.
Лиза выпятила на Леру раскрасневшиеся глаза.
— Может и завидую, — медленно произнесла она. — Но я хоты бы не рылась в могиле умершего ребенка, да?
Это было чертовски больно, но Лера сдержалась. Врачи учили её не стесняться говорить правду. И ещё — справляться с душевной болью.
— У нас у всех тараканы, — сказала она. — Не злись. Ты же знаешь, я под таблетками. И не завидуй. Для кармы плохо и все дела.
Лиза повертела в руках пустую рюмку, словно вспоминая, когда же это она успела её опустошить. Поднялась и направилась через гостиную в сторону кухни. Спросила нарочито громко, чтобы услышали все:
− Наточка, милая, как же вкусно пахнет. Кто готовил? Мама? Она у нас хозяюшка! Кролик?..
Сразу после свадьбы Денис с Натой поселились в районе частных застроек, который облюбовали местные чиновники и бизнесмены. За городскими многоэтажками на западе, в сторону Москвы, начинался лес, богатый живностью и озерами — там-то в конце девяностых выросли первые дома за высокими заборами, шлагбаумы, огороженные зоны с камерами. Богатые люди предпочитали комфорт, тишину и чистый воздух. С окраин Митино можно было легко разглядеть то самое «Эльдорадо».
У отца Наты здесь было три дома — заработанный в девяностых капитал он активно вкладывал в недвижимость. Один из домов щедро подарили молодоженам.
Лера жила в девятиэтажной панельке, в двух километрах от «Эльдорадо». Её микрорайон возвели в семидесятых, когда велась массовая застройка дешевого жилья. Тогда же отцу дали «однушку» почти сразу после рождения второго ребенка. Много позже родители переехали в просторную дачу на востоке Митино, чтобы быть — как это называлось в народе — ближе к земле. Квартира то сдавалась, то стояла пустая, потом несколько лет в ней жил Пашка — перебрался после смерти отца. Лера въехала сюда в две тысячи одиннадцатом, когда еще надеялась укрыться от подступающих проблем самым простым способом, который знала с детства — спрятаться. Не вышло.
Раньше дома здесь были окружены лесом, можно было выйти на шашлыки или по грибы сразу из подъезда. Затем лес отодвинулся на несколько километров, появились автомастерские, заправки, выросли супермаркеты и стеклянные торговые центры, природу закатали в асфальт и бетон. Если бы не район «богатых», кто знает куда бы дальше расползлось Митино, сколько бы леса еще вырубили — так что в этом плане Лера была даже благодарна людям за высокими заборами. Парадоксальным образом, они берегли природу лучше, чем жители городка.
По утрам она занималась пробежками — примерно с тринадцатого года, когда попыталась заново научиться жить. Узкие тротуары уводили её вдаль от старых «панелек», гаражных захолустий, трубопроводов и заброшенных ларьков, в «Эльдорадо»; она бежала вдоль дорогих домов, увешанных камерами видеонаблюдения и спутниковыми антеннами, разглядывала дорогие машины, размышляла о чудовищном контрасте, который невольно бросался в глаза. За заборами модные дизайнеры стелили газоны из специально выращенной травы — а в нескольких километрах отсюда дети играли в песке на берегу реки. Здесь устанавливали лавочки ручной работы, а возле Лериного дома недавно кто-то оторвал доски у скамейки и сжёг их. Здесь невозможно было встретить пьяного бомжа или сигаретные бычки, рассыпанные у чьей-нибудь калитки. Здесь исправно светили по ночам уличные фонари, и мусорная машина появлялась строго по расписанию.
Не то, чтобы Лера завидовала. Ей было всё равно. Контраст жизни между «Эльдорадо» и Митино скорее вызывал в ней любопытство, позволял понять, насколько же большая пропасть может возникнуть между людьми. Она и сама несколько лет назад взлетела так высоко, что едва не оказалась здесь же, за заборами; едва не нашла страну, полную невероятных богатств и чудес, но быстро опалила крылья и свалилась обратно. Как иронично.
А еще в районе у богатых по утрам было невероятно тихо. Не сновали машины, не плакали дети, не играла музыка. Новые аристократы предпочитали жить за толстыми стенами с новейшей звукоизоляцией. Это Лере нравилось. Во время пробежек она предпочитала оставаться наедине с собственными мыслями. Телу это тоже нравилось — тело набиралось сил.
Иногда она встречала таких же «бегунов», но не часто, потому что отравлялась на прогулки, как правило, еще до рассвета. Мамина бессонница, ранние телефонные звонки и ночной график работы корректировали жизнь в нужную сторону.
Лера бегала каждый день на протяжении двух лет. За это время увеличила расстояние с двух километров до тридцати шести. Еще она бросила курить, пить кофе и алкоголь, перешла на здоровую пищу и почти не думала о самоубийстве.
Весной пятнадцатого она впервые встретила на пробежке Дениса.
Он бежал навстречу — широкоплечий, высокий, одетый в шорты и куртку, в зеленых кроссовках, которые ярко выделялись в дождливой серости утра. Капюшон был накинут на голову, изнутри тянулись проводки наушников, которые исчезали в нагрудном кармашке. Лера, задумавшись о своем, не обратила на бегуна внимания, пока он не остановился и не окликнул её.
− Лера?
Обернулась, узнала. Денис снял капюшон, отковырнул левый наушник и, улыбнувшись, помахал рукой.
− Не знал, что ты бегаешь.
Он подошел, продолжая улыбаться. Лера вспомнила, что считала Дениса слишком болтливым.
− Сложно было знать. Мы же не общаемся.
− Ну, вот, теперь встретились, и немного узнали друг о друге. А ты почему здесь? Ты же вроде живешь…
− На Миллионной. Тут четыре километра по прямой. Для бегуна недалеко.
− Угу. Нарезаешь круги, значит. Ни свет, ни заря. — Денис убрал руки в карманы шорт, оттопырив большие пальцы. — Прикольно, да? Я про бег. Вычищает всю гадость из организма. Никогда не чувствую себя настолько здоровым, как во время бега.
− Я тоже.
− Выглядишь здорово. Намного лучше, чем… ну, несколько лет назад.
− А ты сама тактичность.
Лера не хотела его смущать, но Денис, вроде, и не смутился.
− Я серьезно, − сказал он. — По твоей жизни можно написать диссертацию. Как вляпаться во все грехи мира и потом выкарабкаться с высоко поднятой головой. Следил за тобой в новостях. Тогда все следили. Реально восхищаюсь.