Два героя - Гранстрем Э.. Страница 18
– Хорошо, Ара. Я зайду потом, желаю ему поправится, – сказал он и пошел домой.
«Он умирает. Яд канаимы действует наверняка и в таком количестве должен устроить смерть». Но Кастанеда не хотел видеть его умирающим.
Что ему сегодня делать? Оставаться в своей усадьбе? Но Маркена может позвать его к себе! Нет, этого он не хотел! К чему? Пусть он один умирает! Итак, прочь из Королевского двора, подальше от людей, в дикий лес, в прелестную долину, к блестящему золоту!
И снарядившись так же, как накануне, Кастанеда скрылся в густом тропическом лесу. Индейцы, занятые невдалеке распашкой земли, поклонились ему, но он не удостоил их ответом. Только войдя в лес, он машинально оглянулся: глаза его искали верного спутника Бецерилло.
Он вздохнул и пошел дальше. Теперь он хорошо знал дорогу и не нуждался в проводнике. Вчера Каллинаго предостерег его от индейцев, но он вчера же в зародыше задушил возмущение.
Но как медленно шел сегодня Кастанеда! Время от времени он должен был сам себя ободрять и торопить.
Но вот он наконец у обрыва золотоносного ущелья. Машинально привязал он веревку к дереву, надел на себя суму с хлебом и спустился в ущелье. Так же машинально взял он долото и молоток и подошел к каменной стене, но, почувствовав усталость, присел отдохнуть. Солнце проникало в ущелье только после полудня и пока еще в нем не было особенно жарко.
Губы Кастанеды были сухи. Он взял фляжку с водой, висевшую у него сбоку и выпил глоток. Затем он стал есть хлеб из кассавы и вспомнил о вечере, когда Маркена впервые подал ему этот хлеб на тарелке.
Опять этот Маркена! Кончились ли его страдания? Конечно! Но ведь Кастанеда сделал все это из-за золота, которое лежало теперь перед ним. «Будем же работать!» – говорил он себе. «Работа! Работа! – раздавались у него в ушах слова его отца: – это величайшее благо для человека. Работая, будешь весел, работая, будешь счастлив». Кастанеда схватил стамеску и молоток и принялся за работу. Куски камня трескались и крошились под его ударами. Там и сям блистала золотая руда. О, эти золотые куски были больше тех, которые он видел у Маркены; но сегодня они не радовали его. Напротив, он поднимал вверх молоток, но не ударял им и стоял точно окаменелый в каком-то раздумье.
Мысли его были далеки от золота. «Жизнь человека! – раздавалось в его душе, – жизнь человека! Это совсем другое! Он приказал отрубить индейцам руки! Но то были дикари, замышлявшие убить его! Но добродушный Маркена! Этот молодой человек с золотым сердцем, пожертвовавший свое золото за Ару, с целью избавить ее от мучений караиба, – да, это был человек, то был христианин, испанец, то был брат его!»
«Глупости, Кастанеда, – говорил ему другой голос. – Там, в Испании, смеются над бедными людьми. Несчастным беднякам там наступают ногой на горло. Сделайся богатым и мир преклонится перед тобой!»
Он снова застучал молотком по скале и удары эти отозвались в его сердце, которое забилось тревожно. «Ах, поскорей бы конец всему этому!» – вздохнул он.
Он сильнее застучал молотком и не замечал, как золото падало к его ногам; он работал как слепой, без мысли и цели. Скала прыгала и тряслась перед его глазами, голова кружилась и сердце, казалось, хотело вырваться из груди.
Он не слыхал певшего над ним пересмешника.
«Гу, гу, гу, гу!» – раздались вдруг над ним дикие злорадные крики.
«Гу, гу, гу, гу!» – повторился над пропастью вой множества голосов.
Он опустил руку с молотком, не понимая, что творится там наверху. Но крики росли и наконец разбудили его от тяжелого кошмара. То был воинственный крик индейцев!
Кастанеда взглянул вверх. Там, над самой пропастью, плясала толпа дикарей-индейцев в их воинственном наряде. Но что они бросили ему? Что-то тяжелое и холодное ударило его по лицу и упало к его ногам. Он посмотрел и задрожал… То были четыре окровавленные руки – те самые, которые он приказал вчера отрубить! Он побледнел как мертвец и вся кровь отхлынула у него от сердца. Он бросил отчаянный взгляд на дерево, к которому была привязана веревка… Ее не было, ею злорадно махал наверху один из индейцев.
Крик безнадежного отчаяния вырвался из его груди. Он поднял руки вверх! И что же?.. Индеец бросил ему веревку и над ним снова раздался громкий, дикий, злобный смех.
Кастанеда задрожал всем телом и, прислонившись к скалистой стене, закрыл лицо руками. Сверху на него летели камни.
«Готовься к смерти! – кричал ему внутренний голос. – Они забьют тебя камнями!»
Новый град камней полетел вниз и он почувствовал страшную боль в ноге.
– Господи! Прости мне прегрешения мои, я сознаю их, я каюсь! – громко кричал Кастанеда в смертельном ужасе.
Наверху поднялись крики заспоривших о чем-то между собой индейцев. Он понял только слова: «Оставим его, пусть умрет голодной смертью!»
Еще раз раздался воинственный крик и язвительный смех индейцев, и над пропастью воцарилась опять мертвая тишина. Кастанеда не смел поднять головы. А время шло… Вот опять пересмешник завел свою песню, в которой мягкие звуки диких голубей перемешивались с криками хищных птиц.
Наконец Кастанеда поднял голову. Он посмотрел наверх, но фигуры краснокожих исчезли. То были не привидения: ужасные улики его собственной жестокости – окровавленные руки индейцев – валялись перед ним на выступе скалы и у ног его лежала веревка, а нога страшно болела. Да, все это было ужасной действительностью. Палачи его удалились и золотой рудник стал его могилой, в которой он был заживо похоронен.
Заживо похоронен! Кастанеда в отчаянии рвал на себе волосы. Но он скоро поднялся и хромая пошел вперед. В нем пробудилось чувство самосохранения и все его думы и стремления сосредоточились на одной мысли – вырваться из этой могилы.
Он подошел к краю выступа скалы. Ведь индейцы бросили ему веревку, может быть, она была достаточно длинна, чтобы по ней спуститься вниз. Быть может, пропасть не так глубока, как это казалось сверху. Кастанеда лег на землю и подполз к краю выступа, но один взгляд вниз сразу уничтожил все его надежды. Веревка была длиной футов в 50, а пропасть вчетверо больше; круто и гладко шла каменная стена вниз, туда, где шумел горный поток.
По этой дороге спасение было невозможно! Он отошел и осмотрел свою темницу; она состояла всего из сотни квадратных футов скалистой почвы, окруженной крутыми каменистыми стенами. Взгляд его упал на лежавшие на земле четыре руки. Ему невыносимо было видеть их, и он с ужасом поднял их и бросил в пропасть.
– Теперь моя могила чиста, – прошептал он садясь.
Собравшись несколько с духом, он стал ободрять себя. Ведь бывал же он в самых ужасных положениях и никогда не терял головы. Стены и скалы не Бог весть, как высоки, всего сорок футов! Надо попытаться выбраться отсюда. К тому же у него есть инструмент: стамеска и молоток, с помощью которых можно вырубить в скале ступени.
Он вскочил и выбрал для этой цели косо выдававшийся край утеса, широкий внизу и сужавшийся кверху; небольшая покатость в стене составляла для Кастанеды громадную выгоду и облегчала устройство ступенек.
Он тотчас же принялся за работу; но раненая камнем нога болела так сильно, что он вынужден был снять сапог. «Ах, если бы только у меня была вода!» – говорил он. То немногое, что оставалось у него в фляге, нужно было беречь. «Скорей за работу! Надо кончить ее, пока еще не наступил голод и жажда».
Кастанеда начал высекать первую ступень на высоте груди. Куски камня летели по сторонам, и, несмотря на палящее солнце, первая ступень была окончена в какой-нибудь час.
Он страшно устал, но с радостью смотрел на дело рук своих. Через двадцать четыре часа он надеялся быть наверху, а двадцать четыре часа он, конечно, свободно выдержит. С радостью смотрел он теперь на небо, видя, что солнце прячется за черное облако. Солнечные лучи не беспокоили его больше, он мог продолжать работать. Он влез на первую ступень, сел на нее верхом и начал высекать вторую. Неловкое положение затрудняло работу; но Кастанеда не унывал и работал до тех пор, пока ураган не заставил его на время приостановиться.