Новая история Колобка, или Как я добегалась (СИ) - Ясная Яна. Страница 17

На расстоянии конкурентной доступности от “Тишины” свободных участков, которые можно было бы без проблем купить, нет. Потому что здесь, вокруг заповедника “Соловьиные Родники”, сплошь естественные леса, не подлежащие продаже в принципе. Разрешенный законом максимум — передача в долгосрочную аренду.

Вложиться в строительство пансионата, его продвижение и развитие с тем, чтобы через пятьдесят лет запросто лишиться всех вложений? Очень сомневаюсь, что Азорнинвест на это пойдет.

Земельный участок под “Тихий лес”, выкупленный якобы по заниженной стоимости, на самом деле был продан Елистратову под целевое использование, с условием рекреации земель, пострадавших от хищнической вырубки лесов лет двадцать-тридцать назад.

Макс обещал восстановление леса — Макс произвел восстановление, и если кто думает, что Елистратов просто так, от балды, натыкал елочек с сосенками в произвольном порядке, то он сам себе дурак, и Максима Михайловича Елистратова плохо знает.

Перед тем, как идти в муниципалитет с предложением сделки, Макс чертову тучу народа на уши поставил. Проект “Тихий лес” делали экологи и ботаники из “Соловьиных родников”, изнасиловавшие по такому поводу мозги всем сотрудникам архивов от городского до регионального уровня, в попытке выяснить, каким был лес тут изначально. Потом эти маньяки корректировали план с учетом текущих данных: состава почв, влажности, возвышенностей и низин…

Каждое растение было пронумеровано (а закупали их у проверенного и одобренного питомника несколькими грузовиками). Во время посадки впереди шли машины, которые бурили лунки по хитромудрой схеме, за ними скакали ребята из заповедника, и расставляли маркеры, и следом шли мы, сотрудники базы отдыха “Тишина”, уже по специальным картам сверяясь, куда и что высаживать…

Эта сделка готовилась не один год, передача земель в собственность Елистратова стала всего лишь заключительным ее этапом.

Если Азоринвест надеется, что сможет так просто ее аннулировать…

Ну-ну. Попутного ветра в горбатую спину.

Законом мы прикрыты со всех сторон. Главный вопрос заключается скорее в другом — не захотят ли они этот закон обойти?

Но Артюша Цвирко, как бы я там к нему не относилась, свою зарплату получает не зря, и драться за свое мы будем насмерть.

Я хотела пройти мимо, вернуться в терем и заняться уже наконец работой, но Мирослав удержал меня взглядом.

— Вы, Елена Владимировна, на переговорах были удивительно немногословны.

Ну да, с учетом того, что до этого он меня наблюдал исключительно в режиме экскурсовода, то да, удивительно!

Я пожала плечами.

— Переговоры — не моя компетенция. Я присутствовала на них в качестве, как вы ранее выразились, специалиста по внутренней кухне, а не того, кто принимает решения.

— И все же мне любопытно ваше мнение по поводу всего этого.

Голос, мамочки мои, ну какой голос, а?

“Ты такая сладкая…” — эхом из прошлого.

Мирослав, девичья погибель, Радомилович!

— Мое мнение — оставьте “Тишину” в покое, — прямо сказала я. А что? В конце концов, вреда от того, что я озвучу очевидное абсолютно всем, точно не будет. — Я не совсем понимаю, зачем вам сдалась наша база, но она — детище Елистратова, и он вам ее не отдаст.

— Никто, вроде бы, и не собирается отнимать, — вкрадчиво произнес бывший маньяк, а ныне человек в деловом костюме. — Мы предлагаем долгосрочное сотрудничество.

Я на это только хмыкнула, вражая тем самым все, что я думаю об их долгосрочном сотрудничестве.

Вполне возможно, Мир попытался бы и еще капнуть мне на мозги, но в этот момент дверь терема отворилась и выглянула Лада.

— Елена Владимировна! Вы телефон в конференц-зале забыли, вот.

Я мысленно чертыхнулась на рассеянность, поблагодарила горничную, ткнула в кнопку, включая экран.

Три неотвеченных вызова — два от Адки, один от ее лечащего врача.

У меня похолодели руки.

Длинные гудки. Долгие. Бесконечные.

“Это Ада. Оставьте ваше сообщение после гудка, и я вам, может быть, перезвоню”.

Еще раз.

“Это Ада. Оставьте ваше сообщение после гудка, и я вам, может быть, перезвоню”.

Я нервно прошлась по крыльцу, гулко стуча каблуками по дереву. Закусила губу, ткнула во второй номер.

Долгие гудки. Стандартный автоответчик.

Неизвестность рождает страх. А в моем случае — сразу панику, чего мелочиться?

Сердце билось так, будто вознамерилось протаранить грудную клетку и наконец-то удрать куда-нибудь от всех этих стрессов, ибо с такой нагрузкой оно и до сорока не дотянет, а жить хочется.

Спокойно, Лена, дыши. У них может быть миллион и одна причина сначала тебе звонить, а потом не брать трубку. И тебе совершенно не обязательно прямо сходу, сшибая сосны, мчаться сейчас в Чернорецк. Голова тебе для чего дадена, Колобкова? Думать? Ну вот думай!

Славься всеблагой интернет!

— Вторая городская, отделение травматологии, — монотонная скороговорка дежурной медсестры.

— Здравствуйте, Елена Владимировна Колобкова, родственница Аделаиды Константиновны Звенской. Сто пятая палата, лечащий врач Семенов Николай Николаевич. Я не могу с ней связаться, вы не подскажете, где она сейчас находится?

— Снимки плохие, — после короткого молчания известили меня. — Увезли.

И повесили трубку. Им там в больнице не до праздных разговоров. Им там работать надо.

Я могла набрать номер еще раз, устроить скандал, выпытать подробности и детали. Куда увезли? Зачем увезли? Когда вернут в конце концов? Но…

Снимки плохие.

Это в любом случае не могло означать ничего хорошего.

Я рванула в свой кабинет. Сумка, ключи от машины. Анне за стойкой — я в больницу, ты за старшую под мою ответственность, с Елистратовым потом сама разберусь, все вали на меня. Выскочила обратно на мороз, на ходу влезая в рукава пуховика.

Слетела по ступенькам и чуть не врезалась в подкатившую “бэху”, перегородившую мне дорогу.

— Садись, — короткий приказ.

Стекло опущено, синие глаза смотрят снизу вверх. Без улыбки. На “ты”.

— В таком состоянии за руль не пущу. Садись.

Мгновение колебания. Доли секунды. И я рванула на себя ручку, рухнула на сиденье и захлопнула дверцу не сильно заботясь о нежной механике машины.

Она тут же тронулась — мягко, неторопливо, и я пожалела о том, что согласилась. Тут должен был мотор взреветь, брызги снега из-под колес, моргнул — и уже на шоссе выруливаем! И только когда мы выехали за ворота базы, я осознала, что деревья вдоль обочины мелькают куда быстрее, чем я привыкла.

Автомобиль не ехал по зимней дороге, он будто летел над ней. Я облизнула губы и произнесла, нарушая тишину:

— Штраф за превышение, если что, я оплачу.

Мир скосил на меня синий глаз и тут же вернул его обратно на дорогу.

— Сестра? — вдруг поинтересовался он.

— Почти. Подруга, — не стала привирать я. — Откуда?..

— По телефону ты сказала “родственница”.

Ах да, он же был все это время на крыльце со мной, я просто забыла на несколько мгновений о чьем-либо существовании.

— Что с ней?

— Упала, ударила голову. Гематома.

— Не забывай показывать дорогу. И что сказали?..

Я отвечала на автомате, механически. И была благодарна Мирославу за эти вопросы. Не потому, что мне приятно было осознавать, что кому-то не все равно. А потому, что эти вопросы отвлекали от нарастающей паники.

Телефон в руках молчал. Смотрел на меня черным траурным экраном, и я, не выдерживая, раз за разом нажимала кнопку, чтобы высветить на нем время.

Когда автомобиль затормозил на светофоре мне стало практически дурно. И я вздрогнула, когда моих трясущихся пальцев коснулась чужая рука.

Мир вытащил из них телефон, перевернул экраном вниз и положил мне на колени, а потом вдруг обхватил и крепко сжал мою ладонь своей. Ледяные пальцы в обжигающе горячем прикосновении.

Когда он выпустил меня, чтобы тронуться на зеленый, я едва сумела разжать собственную хватку и позволить ему это сделать. Унявшаяся на несколько мгновений дрожь вернулась с новой силой, но я была благодарна за короткую передышку.