Новая история Колобка, или Как я добегалась (СИ) - Ясная Яна. Страница 43

Пришлось второй раз прятать бензопилу обратно в чехол.

— Лен, — Мирослав говорил неожиданно серьезно, не торопясь выпускать меня из кольца объятий. — Я вчера попросил дядю Бронислава молчать, и он согласился, что будет лучше, если родителям я расскажу сам. Дальше молчать не получится — так что придется это делать сейчас.

Он внимательно смотрел мне в глаза, ожидая реакции.

— Ты правда думаешь, что они еще не знают?! — изумилась я. — А Ольга Радомиловна и Всеслав Всеволодович, по-твоему, никому ничего не сказали?

— Они тоже еще не знают, — признался Мир.

Мне на секунду стало жалко его — страшно подумать, что устроит ему двойняшка, когда всё вскроется!

— Ну хорошо, но нас же вчера толпа народа видела из ваших! — я всё не могла поверить.

— Из наших — только охрана. У дяди Бронислава парни дисциплину понимают. Приказано молчать — будут молчать. Но… сама понимаешь. Так что извини, мне надо позвонить, — признал он, неохотно выпуская меня из объятий.

Ага, теперь понятно, к чему были эти взгляды. “Дядя Бронислав” интересовался, сообщил ли уже племянник ошеломительные новости семейству.

Я понятливо встала с удобных колен. Мир достал телефон, поднялся с кресла, и отошел к окну. Я подумала, что приличная женщина на моем месте ушла бы, чтобы не слушать приватный разговор… Но Мирославу явно досталась неприличная — и если ему нужна приватность, то пусть сам уходит.

Спустя несколько долгих гудков в трубке раздалось густое и уверенное “Слушаю!”

— Привет, пап. У меня есть дети. Два сына и дочь. Им три года.

Йоу! Мирослав, у меня есть дети, Радомилович, кто ж так делает?! Надо же было как-то сначала подготовить! А если Радомила Рогволодовича сейчас инфаркт дёр…

— Когда свадьба? — буднично и деловито поинтересовались в трубке после непродолжительного молчания.

А, нет, не дёрнет.

То есть, да, дёрнет, но не его. Меня.

— Со свадьбой пока не ясно, — ответил более хладнокровный, чем я, Мирослав.

— Что значит — “не ясно”? Что тут не ясного может быть? — рявкнули в телефоне. — Что, тебе, щенку, не ясно?! — в телефоне аж в ярости пребывали. — Ты забыл, кто ты? Так я тебе напомню! Я тебя, сопляк… — дальше я предпочла не расслышать, но те части тела, за которые Мирослава предполагалось подвесить и приколотить гвоздями, я, в некоторой степени, уже своей собственностью считала. Обидненько. — Сделал ребенка — женись!

— Значит, так. — В трубке прекратили орать, и перешли к спокойному деловому тону. — Сроку тебе — час. Через час ты мне перезвонишь и скажешь, где и когда состоится бракосочетание. И не забудь, что тебе еще предстоит познакомить нас с матерью с внуками, и объяснить мне, как это всё так получилось. И не дай бог я еще раз услышу про то, что тебе что-то не ясно. Ты меня знаешь.

— Лена, спокойно! — Мир как стоял лицом к окну, так и стоял, даже головы не повернул, но и затылком прекрасно определил всю гамму моих эмоций.

Это он молодец, кстати, потому что я сама, к примеру, не очень отчетливо понимала — то ли я в панике, то ли я в бешенстве.

— Наши с тобой отношения касаются только нас, — спокойно и твердо сказал Мир. — Никто тебя ни под какой венец не потащит, не спросив твоего мнения. А отец… Это не его дело.

Фух. Фу-у-ух. Я прям физически почувствовала, как сжавшиеся в комок внутренности разжимаются. Какое счастье. Слава богу, что мне не надо воевать еще и с его семьей!

Мирослав — молодец! Умница!

А я уж было совсем… Нет, ну какой же Мир зайка!

В трубке, правда, со мной были не согласны.

— Та-а-ак… Вот, значит, как. — многозначительно протянул отец Мирослава. И скомандовал: — Ну-ка, дай-ка ей трубочку!

Мир повернулся ко мне, и вопросительно поднял брови, показывая мне телефон — возьмешь, мол? Я в ответ поманила его к себе пальцами.

Нагретый теплом мужского тела и семейного общения пластик лег мне в ладонь.

— Здравствуйте, Радомил Рогволодович, — вежливо и решительно произнесла я. — Меня зовут Елена Владимировна. Я вас слушаю.

После какого-то на редкость ехидного молчания, трубка отозвалась:

— Здравствуй, здравствуй, девонька. Это ты, выходит, за моего сына замуж идти не хочешь?

— Да вот, знаете, может и хотела, но тут засомневалась что-то, — с некоторой глубокомысленностью откликнулась я. — Зачем мне муж, который во всем слушается папу с мамой? Мне бы мужика, а не маменьки-папенькиного сыночка…

Телефон Мирославу я возвращала с чистой совестью: мотопилу выгуляла!

Так, самую малость, чтобы не заржавела.

— Давай не поедем к врачу?

— Никакого “не поедем”, — мы уже сидели в машине, машина уже вырулила с парковки “Золотого кольца”, а Аделаида Константиновна не могла угомониться.

Про плановый осмотр у лечащего врача она не то чтобы забыла, она решила — ну какие осмотры, когда вокруг такие дела? И с чистой совестью выбросила его из головы.

Поэтому утренние решительные сборы Мирославичей с последующей передачей детей в чужие (мужские!) руки застали ее врасплох.

Нет, обычно ее каким-то там “расплохом” не проймешь, но тут девица моя сплоховала.

Больше всего ее подкосило обстоятельство, что в качестве няньки с мелкими останется мужчина. Доверять детей мужчине ей еще не приходилось.

Она раза три повторила что с малышней следует делать, чего делать не следует ни в коем случае, что не хотелось бы, но если не сможете отобрать разом у всех троих — просто смиритесь и махните рукой. И распорядок дня. И меню. И…

Оставляя подопечных с бабушками-соседками, она ни разу так не волновалась. Хотя на мой взгляд, Бронислав Рогволодович у бабушек выигрывал по всем пунктам: с опытом присмотра за детьми, спортивный, имеет подчиненных, которых может пристроить (и пристроит!) к сему благому делу.

Не хочу сказать, что мой нежный котик — сексистка, но… Кажется, она сексистка.

“Дядя Бронислав” слушал её наставления не то чтобы внимательно — скорее, просто нервировать не хотел.

Наверное, тоже верил, что она ведьма.

“Нежный котик” оглянулся сквозь заднее стекло автомобиля (кстати, вовсе даже не знакомого уже и почти родного БМВ, а здоровенного внедорожника цвета “золотой лист”) и заныла снова:

— Ну, Ле-е-ен!

— Нет, я сказала!

Впереди бессовестно заржал Мирослав:

— Доктор сказал “В морг!”, значит — в морг!

Ада зло зыркнула на него зелеными глазищами и отвернулась.

Утром мы сообщили Адке о ее возможном ведьмовстве.

Я переживала, что новость она может воспринять не очень, и потому сообщать ее решила сама и наедине (а то к Мирославу она и без новостей не слишком благосклонна).

— Ада, знаешь, господа альтеры считают, что раз ты смогла увидеть сквозь отвод глаз — то, скорее всего, ты ведьма…

— Ага, я об этом думала, — скривилась она недовольно, но совершенно спокойно, — Только знаешь, кажется, твари они еще те! Мне в свое время никто помочь и не дернулся, зато детей у родной матери украсть — это они тут как тут… В общем, мы подумали, и я решила — ну их в топку, такие знакомства. Как думаешь, если я майора попрошу, он мне разрешение на пистолет организует? А еще лучше — ружье! — кровожадно замечталась нежная девица.

Я поперхнулась словами.

Майор — тот самый, рассказавший мне про слово “рекогносцировка”, был в душе немного рыцарем, питал к Адке очевидную слабость, и запросто мог войти в положение и преподнести Прекрасной Даме такой подарок. Причем — вместе со стволом, еще и пользоваться научил бы. Запросто. Как пить дать.

— Ты в самом деле хочешь принести оружие в дом, где водятся Ярик, Стасик и Ольга Мирославовна? — осторожно уточнила я.

Адка скрипнула зубами и с написанным на лице страданием отказалась от светлой мысли. Я с облегчением выдохнула.

А теперь мы все вместе ехали в авто, и Ада с таким мрачным и суровым лицом смотрела в пустоту, что я шестым чувством чуяла — опять мечтает о ружье.

— Ад, а откуда ты? — внезапно спросил Мир, поглядывая на насупленную ведьму в зеркало заднего вида. И на ее недоуменный взгляд пояснил: — Я знаю, что ты местная, а где твоя семья? Почему ты ничего о себе не знаешь?