Новая история Колобка, или Как я добегалась (СИ) - Ясная Яна. Страница 44

— Чего это я о себе не знаю?! — изобразила непонимание Адка, и я спрятала улыбку.

Я же говорила: Адку врасплох не так-то просто застать!

Мир улыбнулся ей в зеркало:

— Я имею в виду ведьмовство, — и так у него это обезоруживающе получилось, так располагающе…

Что Адка тут же ушла в несознанку. Сделала жалостливое лицо и сочуственно спросила:

— Мирослав Радомилович, вы здоровы? А то мы ведь к доктору сейчас едем — он как раз знатный специалист по больным головам…

— Премного благодарен за беспокойство, Аделаида Константиновна, — в тон ей отозвался Мир, который от беседы, кажется, получал откровенное удовольствие. — Голова моя пребывает в полном здравии, чего и вам желаю! Ад, я знаю, что вчерашняя незнакомка была ведьмой. И не увела детей только потому, что ты тоже — ведьма…

Адка задрожала нижней губой, блеснула слезами на глазах и повернулась ко мне:

— Лена! Ты ему всё про меня рассказала?! — с болью в голосе это прозвучало, со звенящим нервом. — Как ты могла?!

— Да примерно так же, как тебе про меня, — пробормотал бездушный Азор, ничуть не тронутый чужой сердечной болью.

К Адкиному сверлящему взгляду прибавился мой недовольный, и Мир фыркнул:

— Что?! Можно подумать, я поверю что ты от нее что-то скрыла!

Ну, не скрыла. Ну, не поверил. Но зачем же палить-то так?! Девочкам же неприятно!

Мы продолжили буравить Азора сердитыми взглядами, а этот гад взял и снова всё испортил. рассмеялся и поднял одну руку в жесте “Сдаюсь!”:

— Всё, всё, больше не буду!

Мы с Адкой переглянулись.

“Сомневаюсь!” — сигнализировал мне её взгляд.

“Да уж однозначно!” — ответно телепатировала я.

Обменявшись авторитетными мнениями, мы скорбно вздохнули и дружно отвернулись.

Мир смеялся без смеха, одними глазами.

— Я из детдома, — буднично ответила Ада на вопрос, о котором все благополучно успели забыть.

Я потерла ребра слева. Что-то мне как-то стало… странно. Беспокойно.

— Ну, если точно, то в детском доме я была не так уж долго. Мне одиннадцать лет было, когда мама с папой на машине разбились. Меня бабушка к себе забрала. Но она уже старенькая была, ну и папина смерть по ней очень ударила. Мы в целом, нормально с ней жили — хозяйство, дом, всё как у всех. Три года как-то справлялись. А потом всё как-то разом резко посыпалось. Бабушка умерла, меня забрали, а без присмотра деревенский дом долго не простоит — он очень быстро рушиться стал, и в первую же зиму сгорел. Может, туда греться кто-то залез, может, дети играли…

Из-за этого у Адки и были те сложности, которые нас познакомили. На момент поступления в детский дом, жильё за Адкой числилось. И бюрократы-крючкотворы ухватились за это, чтобы отказать сироте в предоставлении положенного по закону, ссылаясь на то, что у Адки есть доставшийся ей в наследство бабкин дом, а что пострадал от огня — так у нее, Аделаиды Константиновны, ручки есть, ножки есть — ремонт сделает. Понадеялись, что молоденькая дурочка не станет бороться.

Я зло дернула углом рта — за жилье для Адки мы сражались до сих пор. Дай бог, чтобы к окончанию ею университета выдавить удалось.

А еще я поймала себя на том, что испытываю что-то, подозрительно похожее на ревность. Мирослав, сволочь обаятельная, Радомилович легко и непринужденно разговорил мою недоверчивую буку — а я, между прочим, всё это у нее по капельке, по крупинке выманивала!

Повертев эти мысли, я отмахнулась от них.

Беспокойство свербело и грызло, а я никак не могла выловить причину.

А у Мирослава другие мысли в это время варились.

Бросив быстрый взгляд в зеркало на Аду, он осторожно уточнил:

— Ад, а ты не припоминаешь, ты, когда в детдом попала, не болела? Вот чтоб прям сильно? Не было такого?

— Ну, было, — удивилась Ада. — А что?

Он дернул плечом, и когда заговорил, то уверенности в его голосе особой не было.

— Да, понимаешь, похоже кое на что твое описание. Чтобы в один год дом начал рушиться — это всё же… Странно. Я не большой специалист в ваших возможностях, но похоже, что ты те три года дом на себе держала. Бабушка часто болела? Скорую к ней вызывали?

Она растерянно кивнула, и Мир невесело сощурился:

— Очень похоже, что ты бабушкино здоровье на себе тащила. По-детски, неосознанно, неумело… Замкнула всё на себя и держала, сколько смогла. Потом тебя забрали — ключ из замка вынули. Система развалилась, и всё, как ты выразилась, посыпалось. А тебя накрыл откат. Потому и болела, потому и не раскрывалась так долго — двадцать один для ведьмы, это все же поздновато, одиннадцать — слишком рано. Очень потратилась и надорвалась.

Я потерла грудь, поморщилась.

— Мир, а почему товарки по ремеслу Аду не нашли, не поддержали как-то? Ты же сам говорил — ваши предпочитают держаться кланами, семьями. И в Чернорецке довольно большая община. Всё-таки девчонка одна осталась, ей поддержка как никогда нужна была…

— Угу, — он кивнул. — Предпочитают. Наши. А ведьмы — индивидуалистки. Каждая сама по себе и все сами за себя. Стихия и хаос. Как их главы кругов в повиновении удерживают — большой вопрос. Да и вообще… Сила развращает, Лен. Сила, передаваемая из поколение в поколение — тем более. Порождает ощущение вседозволенности. Люди, зачастую, начинают считать себя выше других…

— Ага, — поддакнула ему с заднего сиденья Адка. — Например, начинают думать, что имеют права прийти и отобрать чужое дело!

— Мы не… — досадливо начал Мир традиционные возражения, но мадемуазель-правдолюб его снова перебила.

— А получив в ответ твердое “Нет!”, начать угрожать!

Всё-таки, однажды Адку за её характер задушат.

Мирослав, железные нервы, Радомилович на провокацию не повелся, в оправдания не скатился, только посмотрел на ехидну и головой слегка покачал.

Мол, юна ты еще, девица, и зелена, и жизни не знаешь!

Девица в ответ сощурила глаза — как по заказу, юные и зеленые. Но, что бы там не думал Мир, жизнь — знающие.

Я потерла грудь, пытаясь сформулировать, что же меня так беспокоит.

Тревога нарастала, но каждый раз, когда я пыталась сконцентрировать на ней свое внимание, она рассеивалась, и локализовать причину не получалось.

— Лен, с тобой всё в порядке? — спросил Мир, поглядывая на меня искоса.

— Да, всё хорошо, — я потерла руки. — Вот здесь поверни налево.

Он посмотрел вопросительно на меня, недоуменно на навигатор, рисующий прямую линию пути, и промолчал. Со сменой сигнала светофора машина свернула влево.

Беспокойство усилилось, но теперь я по крайней мере смогла ухватить его за хвост.

— Быстрее. Здесь направо, и сразу под мост. Сейчас будет развязка, там застрять можно, съезжай во дворы.

Нервы гудели. Как только я поняла, куда меня тянет, они вытянулись в струну и теперь от малейшей задержки пели мне — быстрее, быстрее, быстрее!

Если бы я могла, я бы вышвырнула Мирослава из-за руля и повела машину сама, сворачивая время и пространство, вытягивая путь по прямой, кратчайшим путем из точки А в точку Б…

— Вы свернули с маршрута, — механическим женским голосом повторял навигатор.

Адка вцепилась в спинку кресла и смотрела огромными круглыми глазами, не понимая, что происходит.

Быстрее, быстрее, быстрее — шептали мне все чувства.

Опаздываю, опаздываю, я безнадежно опаздываю!

Знакомый двор, знакомый дом.

Консьерж, вылетевший наперерез нашей бравой троице:

— Вы к кому?

— Ольга Владимировна Колобкова, к Елистратову, в двести восьмую! — отбарабанила я, снова без всяких сомнений зная, что Макс не аннулировал мой гостевой пропуск. — Это со мной!

— Не положено! — резвый парень, беспрепятственно пропустивший к лифту меня, перегородил дорогу Миру и Адке.

Вдавливая кнопку вызова лифта, я краем глаза успела заметить, как Ада, сверкнув глазищами, отступила в сторону, как Мир пытается что-то объяснить охраннику… А я лишь на месте не плясала — быстрее, быстрее, быстрее!

Мигнула красная единичка на табло, открылись двери…