Клеопатра. Последняя Из Птолемеев - Грант Майкл. Страница 37

"Филота, врач из Амфиссы, бывало, рассказывал моему деду, как он учился своей профессии в Александрии и там познакомился с одним из царских поваров. Однажды он пришел навестить своего приятеля и попал на дворцовую кухню, где в это время готовили роскошный царский обед. Гость был поражен обилием снеди. Став свидетелем того, как на кухне жарили восемь кабанов, он спросил, сколь же многочисленны должны быть люди, пользующиеся гостеприимством во дворце. Повар громко рассмеялся и ответил, что гостей к обеду будет всего человек двенадцать, но все, что он видит перед собой, должно быть приготовлено и подано на стол в лучшем виде, поскольку даже небольшая задержка может все испортить. Возможно, Антоний потребует подавать на стол сразу, как только придут гости, может быть, он несколько отложит обед и попросит только вина; может случиться и так, что он надолго будет занят важным разговором. «Поэтому, – сказал повар, – мы никогда не готовим одну перемену кушаний, а всегда несколько, так как мы точно не знаем, когда именно за ними пошлют» (см. Антоний).

Двор Клеопатры в то время выглядел экстравагантным как по греческим, так и по римским меркам. Ходили слухи об оргиях во дворцах для развлечений неподалеку от Александрии, которые посещал Антоний (см. Плутарх. Сравнение биографий Деметрия и Антония; Дион Кассий). Рассказ Плутарха о том, как Антоний и Клеопатра основали «кружок неподражаемых», в котором проходили пиры (Антоний, 28, 2), подтверждается греческой надписью 34 года до н.э. которая именует «Божественного Антония» также «Великим и неподражаемым». Во время одного из балов, которые давала Клеопатра, знатный римлянин Планк, друг Антония, говорят, развлекал гостей, участвуя в любительском спектакле, в котором он, изображая морского владыку Глаука, «плясал в обнаженном виде, приделав себе рыбий хвост и выкрасив тело в синий цвет, а также ползал на коленях» (см. Веллей). Конечно, римляне должны были быть шокированы тем, что консул и военачальник унижал себя подобным образом. Кроме того, многие римляне были убеждены, что Египет – страна пьянства и пьяниц (см. Ювенал. Сатиры), причем особенно это относилось, по их мнению, к пирам и балам Антония и Клеопатры. Страбон объявил, что при их правлении пьянство в Египте было беспробудным. Истории о пьянстве, которому-де предавался Антоний, стали известны публике еще из «Филиппик» Цицерона, появившихся вскоре после гибели Цезаря; обвинения в пьянстве предъявляли также и Клеопатре. Отчасти это, видимо, объяснялось недоразумением: царица носила перстень с надписью «Опьянение», но речь шла о мистическом опьянении, «опьянении без вина», которое свойственно менадам, спутницам Диониса (см. Плутарх. Моралии), в мистериях которого Клеопатра участвовала подобно другим царицам из рода Птолемеев, ее предшественницам. Воплощением Диониса считались и отец царицы, и сам Антоний.

Враги Клеопатры утверждали, что она распутница (начиная со слухов, которые распространил царь Ирод после их прошлогодней встречи); такого рода заявления не раз звучали в устах историков и поэтов, близких к Октавиану Августу. Вслед за ними и Данте считал ее развратницей и поместил во втором круге своего «Ада» вместе с другими подобными грешницами. Такие толкования исходили по преимуществу от римлян, рассматривавших сладострастие как особенность греческого характера и считавших такие обвинения вполне приемлемыми для гречанки, чьими любовниками последовательно были двое самых выдающихся римлян.

Однако помимо неясных указаний, будто отцом Цезариона был неизвестно кто, нет никаких доказательств, что у Клеопатры были иные любовники, кроме Цезаря и Антония, и указанная репутация Клеопатры целиком основана на ее отношениях с этими двумя людьми. Что до Антония, то он, несомненно, любил чувственные удовольствия, а общую атмосферу, окружавшую двор Клеопатры и Антония, можно было назвать фривольной. Некто Хелидон именовал себя «цинедом» Антония и Клеопатры (см. Сенека Младший. Письма о морали), что в данном контексте могло означать «исполнитель непристойных танцев». Известно также, что Антоний любил разговоры и шуточки на сексуальные темы, и Клеопатра ему в этом потакала (см. Плутарх. Антоний).

Кто кого любил больше из этих двоих – Антоний Клеопатру или она Антония? Очевидно, все же, их любовь была взаимной, хотя не раз высказывались сомнения в том, что Клеопатра любила Антония, да и в том, что она вообще способна была любить. Римляне не раз обвиняли Клеопатру в том, что она одурманила Антония, что он терял драгоценное время в самые критические для него годы, поскольку предавался с нею распутству и праздной лени. Лень и праздность тогда во многом рассматривались как египетские национальные пороки. Но лень едва ли была свойством Клеопатры, и, несмотря на то что они с Антонием часто проводили время вместе, она была в первую очередь заинтересована в его успехах в государственных делах. В этом смысле одна анекдотическая история, которую приводит Плутарх, несомненно, может считаться символичной:

"Александрийцы очень любили всяческие забавы, и потому им по сердцу был Антоний, о котором они говаривали, что для римлян он надевает маску трагика, а для них – маску комического артиста.

Было бы потерей времени подробно описывать простодушные забавы Антония, но одну историю можно привести как пример. Однажды Антоний отправился на рыбалку, нов тот день ему не везло, и он очень сердился, поскольку это происходило в присутствии Клеопатры. Поэтому Антоний приказал нескольким рыбакам нырять и тайно насаживать на его удилище уже пойманных ими рыб. После этого он дважды или трижды поднимал свою удочку, будто поймал рыбу, но Клеопатра разгадала обман. Притворившись, что она рада его успеху, царица рассказала обо всем своим друзьям и пригласила их прийти на рыбную ловлю на другой день. Большое число гостей назавтра сели в рыболовные лодки, и, как только Антоний начал удить рыбу, Клеопатра тайно велела одному из своих слуг нырнуть и насадить на крючок удочки Антония соленую черноморскую рыбу. Антоний, решив, что поймал рыбу, вытащил удочку, и вся компания расхохоталась. Когда Клеопатра сказала ему: «Император, лучше оставь удочки нам, бедным правителям Фароса и Канопа. Твое дело – охотиться за городами и царствами».

Состав александрийского двора, развлекавшегося подобным образом, постепенно менялся. Кроме эллинов и эллинизированных египтян, здесь уже появились знатные римляне. О них у нас немного информации, поскольку, после поражения Антония и Клеопатры, те из этих людей, кто уцелел, постарались забыть о данном периоде в своей жизни. А те из них, кто был назначен Антонием на должности наместников или старших командиров, конечно, находились не только в Антиохии, летней резиденции Антония и Клеопатры, но и в их зимней резиденции, в Александрии. Многие из них старались добиться благосклонности царицы, такие, как Деллий, организовавший ее историческую встречу с Антонием в Тарсе, или как уже упоминавшийся участник любительского спектакля Планк. А лучший полководец Антония, Канидий, высоко ценил государственный ум Клеопатры.

О советниках самой царицы в этот период нам почти ничего не известно. В первые годы ее правления имена египтян – глав правительства или других государственных лиц – фиксировались, но к этому времени историков интересовали почти исключительно драматические взаимоотношения Антония и Клеопатры. На этот раз и египетские папирусы не содержат нужных нам сведений. Нам остается полагаться на насмешливое замечание Октавиана, сделанное два года спустя, что-де египетские государственные дела находятся в руках у евнуха Мардиона, у некоего Потина, у Ирады, служанки Клеопатры, и у ее придворной дамы Хармионы. Речь идет, конечно, не о бывшем главе правительства Потине, который был в свое время казнен Цезарем. Вероятно, некий Потин, как и упомянутый здесь Мардион, были министрами в правительстве Клеопатры. Некий Селевк был ее последним министром, отвечавшим за казну, но точное название его поста неизвестно. Большую роль при дворе Антония и Клеопатры играл и еще один грек, Алексас из Сирии (см. Плутарх. Антоний). О нем известно, что это был не только решительный противник римлян, но и популярный ритор и историк. В соответствии с александрийскими традициями царский дворец был также и культурным центром. Сам Антоний посещал храмы и школы философов и принимал участие в дискуссиях (см. Аппиан. Римская история). Клеопатра была известна как ценительница литературы и особенно философии, что нашло отражение в трактате неизвестного автора – вымышленном «Диалоге Клеопатры и философов». Правда, труды греческих философов этого периода до нас практически не дошли. Известно, однако, что среди ее придворных был некий Филострат, выпускник Платоновской академии, считавшийся искусным оратором. Уже упоминался прежде другой ученый – придворный Клеопатры Николай из Дамаска, автор рассказа о встрече Клеопатры с Иродом. Александрия также славилась своей школой медиков и службой государственной медицинской помощи (см. Плутарх. Антоний). Из придворных врачей в это время приобрели известность Олимп (врач самой Клеопатры), Афиногор, Организатор работы по сохранению мумий, и Диоскурид, автор первого трактата о бубонной чуме (вероятно, эта эпидемия разразилась во время голода 48 г, до н.э.). Конечно, Антоний и Клеопатра интересовались и изобразительными искусствами. Известно, что советником Антония по этим вопросам был выписанный по его распоряжению из Афин скульптор Гай Авианий, пользовавшийся хорошей репутацией в Риме. В это время Александрия оставалась главным культурным центром Средиземноморья.