Женщина-вампир (Вампирская серия) - Люсне Анри. Страница 1

Анри Люсне

ЖЕНЩИНА-ВАМПИР

ПРОЛОГ

1799 г.

В эту ночь тысячи мужских сердец бились сильнее обыкновенного.

Дело происходило в центре Индостана. Десятки тысяч людей, разделенных на два враждебных лагеря, готовились к кровопролитному сражению.

Результатом этого столкновения огня, железа и смерти должна была явиться или независимость Индии, или ее окончательное порабощение Англией.

Расположенные на длинной цепи высоких холмов, индусы медленно разводили бивуачные огни.

В уснувшей долине царствовала мертвая тишина, но в этой тишине все-таки чувствовалось присутствие жизни.

В самом центре лагеря высится палатка, обширнее и выше других. Перед палаткой пылает огромный костер.

Здесь бодрствуют.

За столом сидят два человека и разговаривают, водя пальцем по разложенной карте.

Одному из них около 45 лет.

Высокий и плечистый, он обладает серьезным и добрым лицом, широким лбом и открытым, решительным взглядом.

Его волосы и усы почти седы.

На нем надет французский мундир.

Это генерал Луи Сен-Пьер, оставшийся, вместе с другими товарищами Сюфрена, в Индии после Версальского мира.

Он углубился в горы во главе горсти солдат и продолжал вести борьбу с могучими противниками.

Его мужество, смелость и чрезвычайная физическая сила скоро фанатизировали робких индусов.

Благодаря своей политической ловкости, он сумел склонить магаратских принцев, и вот они готовятся нанести последний удар английскому владычеству.

Рядом с генералом сидит его адъютант.

Он еще молодой человек — сын неустрашимого Болье, убитого в сражении при Седжапуре. Сен-Пьер любит его и вполне доверяет ему.

В то самое время, как оба офицера сидят, склонившись над картой, набрасывая план будущего сражения, полу палатки отдергивает чья-то рука, украшенная драгоценным кольцом.

На пороге показался человек, одетый в длинную белую мантию.

На голове его красуется тюрбан из золотой материи.

Человек этот олицетворяет собой совершеннейший тип индусской красоты.

Он очень высокого роста, с очень темными волосами и чрезвычайно величественного вида.

Взгляд его горд и задумчив. Ярко-красные губы резко выделяются на бронзовом лице.

Увидя его, оба француза встали.

— Раджа! — произнес, кланяясь, генерал.

— Прежде наступления дня, который увидит наше торжество или нашу гибель, я хотел увидеть тебя и поговорить с тобой о важных делах, — сказал индус.

По знаку, данному генералом, Болье низко поклонился и вышел.

— Итак, — медленно начал раджа, — ты все еще веришь! Ты уверен в победе?

— Твердо верю, — отвечал генерал, — но вы, кажется, сомневаетесь?

— Если я и сомневаюсь, то не в тебе. Я знаю твои способности и твою преданность. Но я пришел к тебе потому, что страх заставил меня покинуть мое ложе. Я видел ужасный сон, который заставил меня усомниться в успехе. Я пришел убедиться — сохранил ли ты свою веру в победу.

Вместо ответа генерал встал и, приподняв полу палатки, протянул руку.

— Смотрите!

На холмах горели мириады огней, образуя огромную огненную диадему.

— Со вчерашнего дня, — сказал он, — англичане прижаты в узкой долине, окружаемой этими холмами. Я привлек их сюда и не выпущу. Наши войска заняли высоты и враги окружены. Завтра, по моему приказанию, наши солдаты спустятся в долину и, как стальной цепью, обхватят англичан. Мы следим за всеми их движениями, они же не могут видеть наших. Мы осыплем их пулями, их же не долетят до нас.

— Я дурно истолковал сон! — сказал индус. — Ты останешься победителем, но я не буду свидетелем твоей победы.

Генерал силился улыбнуться.

— Если верить снам… — начал он.

— Я сам не верю во все сны, — печально отвечал раджа, — но выслушай этот.

Он подошел к столу, уселся на вышитую подушку и продолжал:

— Я находился в храме Вишну, нашего Бога-покровителя. Я держал в одной руке священный топор, в другой — белую овцу для жертвоприношения. Я пал ниц, потом поднялся и, опустив руку, одним ударом отсек голову жертвы. Кровь хлынула ключом. Но, о чудо! из шеи вышла вдруг артерия и, как змея, обвилась вокруг моего горда и рук. Я поднимаю глаза на бога, это уже не Вишну: на алтаре сидит богиня резни и смерти — Кали. Она открыла рот и крикнула мне: «Смотри!» Глаза мои направились в указанное место, и я увидел воина, лежащего на земле. Между плеч его торчал кинжал.

Генерал Сен-Пьер побледнел от мрачного рассказа раджи.

Но он успокоился при виде лагеря, погруженного в глубокий сон, как дикий зверь перед выходом на поиски за добычей.

Раджа погрузился в глубокую думу и генерал не смел заговорить. Он хорошо знал, вдобавок, что разубеждать индуса совершенно бесполезно.

Внезапно раджа вышел из своей задумчивости и, как бы приняв быстрое решение, поклонился генералу и вышел, не сказав ни слова.

Оставшись один, генерал позвал Болье.

— Жорж, — сказал он ему, — заняло ли свою позицию племя Билей?

— Да, генерал, — они заняли в полночь последние оставшиеся дефилеи.

— Значит, англичане окончательно погибли. Нужно рассчитывать, однако, на отчаянное сопротивление. Они попытаются, быть может, овладеть высотами.

— Это было бы безумием!

— Конечно. Но битва может происходить и здесь. Прежде наступления дня нужно удалить моих. Я выбрал для этого тебя. Я не хочу, чтобы они слышали шум битвы. К тому же… нужно предвидеть все… даже невозможное. Если мои войска выпустят из рук подготовленную мной победу, все, что я сделал, станет бесполезным. Страна надолго подпадет рабству. Нужно будет бежать, направляясь к морю, вернуться во Францию, заставить позабыть себя!

— Как, генерал, бежать? отказаться от борьбы…

— И вернуться через десять лет, — продолжал генерал, — через двадцать, чтобы отмстить за поражение и поднять наше знамя. Ступай, любезный Жорж, я поручаю тебе мою жену и детей. Приготовь все для их путешествия. Бог не допустит, чтобы мы расстались навеки!

Генерал направился к середине палатки, отдернул тяжелый занавес и очутился в помещении, занимаемом его семьей.

Роскошно одетая прелестная женщина стояла перед двумя уснувшими детьми: десятилетней девочкой и двенадцатилетним мальчиком.

— Аниами! — тихо позвал ее генерал.

Красавица-индуска обернулась и подошла к нему, улыбаясь.

Ее блестящий восточный костюм, газ и бриллианты делали ее похожей на сказочную фею.

Он взял крошечную ручку молодой женщины и, обняв ее за талию, увел в угол помещения и начал говорить вполголоса, чтобы не разбудить детей.

Лампа в виде пагоды из разноцветного стекла мягко освещала эту красивую пару: его — серьезного и решительного, ее — печальную и умоляющую.

Он был олицетворением силы и разума. Она — нежности и грации.

— Когда господин приказывает, рабыня должна повиноваться, — отвечала она кротким и покорным голосом.

— Ты не рабыня, Аннами, ты моя милая жена! Могу ли я позабыть, что ты облагородила меня в глазах твоей расы. Дочь царей, ты рисковала из-за меня потерять преимущество твоей касты. А ты говоришь о рабстве!

— Боги, тронутые моей любовью, устроили все. Я дрожу теперь за тебя! Предчувствия…

— Предчувствия женщины не должны препятствовать мечу мужчины, — прервал ее взволнованный Сен-Пьер.

Он вспомнил рассказ раджи и невольно начал сомневаться в благополучном исходе битвы.

Вошел Болье и объявил, что все уже готово для отъезда. Аниами, вздыхая, разбудила свою дочь.

Что же касается до мальчика, то он не спал и быстро приподнялся на своем ложе.