Бракованные амбиции - Исаева Анастасия. Страница 3

— Мы переедем в мамину.

Девушка вскочила, и все жилки заныли от усталости.

— Ну уж нет! Во-первых, это моя квартира, во-вторых, она превратила ее в литературный салон, не пригодный для жизни, в-третьих, это далеко от школы.

— Я ему говорила, — вставила бабушка.

— И что? — еще не переломавшийся голос временами срывался на фальцет. — Я не буду жить здесь!

— Но Лё… — начала Лира, но ее перебили.

— Плевать, как далеко школа. Я бы и ее сменил, но в последнем классе это бессмысленно. А вот отсюда мы можем свалить. Тебе-то какая разница? Тебя здесь десять лет не было! И почему «не пригодный»? Там иногда живут непризнанные поэты-оборванцы. Если надо будет — переделаем, какие-то вещи отсюда заберем. Это все наше!

Озвученная правда обрушилась камнепадом: этот дом остался без хозяев, все предметы теперь ничьи. Может, ей не хочется перебираться в литературный салон, но брат прав: находиться в этих стенах нелегко. И если тяжело ей, бывавшей здесь лишь эпизодически, то каково ребенку, для которого это место было семейным гнездом? Лира себе напомнила, что сейчас важнее позаботиться о шаткой подростковой психике, а ей, претендующей на роль попечителя, следует засунуть собственные переживания подальше.

— Так, сначала мы выспимся, утром все обсудим и только потом примем окончательное решение.

— Ладно, — быстро кивнул брат, понявший, что добился своего.

— Лёва, в следующий раз ультиматум не пройдет, — предупредила его сестра.

* * *

Лиру разбудил какой-то звук. Еще не до конца проснувшаяся, девушка нашла глазами часы и чуть не застонала — всего девять утра. Она спала менее четырех часов. Незнакомым звуком оказался свист чайника. Должно быть, бабушка готовит завтрак: с кухни доносился звон посуды, хлопанье дверцы холодильника, шорох разворачиваемых пакетов. Девушка отвыкла от подобного. У них с Мари были разные графики, и, если одна спала, вторая старалась не шуметь. И чайник, разумеется, отключался сам. Нужно как-то входить в новый режим. Интересно, старшеклассники нуждаются в компании по утрам?

— Лира, ты встала? — бабушка заглянула в гостиную.

— Доброе утро.

— И тебе. Ты будешь овсянку или гренки?

Обычно она выпивала стакан теплой воды, тянулась минут двадцать, принимала душ и только потом склевывала длинные углеводы. Но желудок напомнил, что последней твердой пищей был перекус на борту «Боинга», и он давно с ней разделался.

— Овсянку, спасибо. Лёва тоже проснулся? — спросила девушка, отскребая неотдохнувшее тело от дивана. Вчера она уступила свою комнату бабушке.

— Какой там, спит, — сообщила Ольга Федоровна.

— Я самую малость разомнусь, и потом позавтракаем, хорошо?

Если бабушка и была недовольна, она ничего не сказала. Ее невестка, посвятившая жизнь балету, не пропустила ни одной растяжки без уважительной причины. Этому правилу следовала и Лира. Сменив карьеру балерины на профессию хореографа, она оставалась в форме и при необходимости всегда могла исполнить сочиненное наравне с опытными танцовщиками. Однако закулисная работа была ей больше по душе. Артур считал это глупостью. «Пока молода и хороша собой, нужно этим пользоваться. Оглянуться не успеешь, как тебе будет под пятьдесят, а вокруг сплошь молодые и талантливые».

Из Лёвиной комнаты раздавалось клацанье компьютерной клавиатуры. Она помялась у закрытой двери, но стучать не стала. То, что проснувшийся брат не вышел к ним, означало лишь одно — он не хотел никого видеть.

Протерев запотевшее зеркало в ванной, Ли увидела ровно то, что ожидала: бледная поганка с пушистыми и черными ресницами. Этот легкий тюнинг избавлял от участи приведения по утрам. Оставив декоративку на дне пузатого несессера, девушка ограничилась уходовыми средствами. Собрала волосы в хвост, и показались сережки-пины — серебряные дуги с прозрачными камушками.

— А вы пойдете с нами на квартиру? — спросила Лира, входя на кухню.

Было непривычно видеть, что кто-то другой снует между плитой и разделочным столом, вынимает из ящика столовые приборы.

— Нет, и тебе не следует, — сказала Ольга Федоровна, ставя перед ней тарелку и подсаживаясь к своей чашке.

— Поч…

— Ты не должна идти у него на поводу. Мальчик станет вить из тебя веревки, если не проявишь характер.

— Но я тоже не хочу здесь жить, — возразила Лира, набирая на ложку овсянку, минуя желтую лужицу.

— А там ты не хочешь жить еще больше.

Стараясь не показывать, что Ольга Федоровна попала в точку, девушка принялась за еду. До чего ж восхитителен настоящий геркулес! Этого у женщин старшего поколения не отнять — знают толк в сытных завтраках. Когда Лира была маленькой, и они жили с ее родной бабушкой, та часто баловала внучку сырниками и блинами. Мама сердилась на них: одной говорила, чтобы не смела этого готовить, а вторую ругала за неумеренный аппетит.

— Мало ли чего хочу я. Скажите, почему вы против?

— Этот район благополучнее, у Лёвушки здесь школа и друзья… — она что-то еще перечисляла, но было очевидно, что дело совершенно в другом.

— А настоящая причина?

— Ты никогда не церемонишься, да? А еще человек искусства.

Лира вздрогнула — не было сомнений, что бабушка говорит про ее мать.

— Чем быстрее узнаем, в чем дело, тем лучше.

— Сейчас вы наведете бардак в обеих квартирах, а потом ты уедешь, и придется все прибирать за тобой. Лучше живите здесь.

Проглотив порцию клейкой каши, она отложила ложку, подозревая, что в завтрак был примешан загуститель. Внутренний переводчик услужливо выделил главную мысль: не смей расстраивать жизнь моего внука. Да вот только поздно грозить — их жизни уже расстроены.

— Ольга Федоровна, — мягким тоном начала девушка, — я вернулась, чтобы получить попечительство над братом до его совершеннолетия. У меня готовы почти все бумаги, и на следующей неделе я повторно встречаюсь с юристом. Ради этого я полностью меняю свою жизнь и не собираюсь отступать только потому, что вам это не нравится.

— Он ребенок, а ты…

— Лёва — очень умный молодой человек. Вы не хуже меня знаете, что он одаренный математик, который хочет программировать. После школы мы поедем в Москву, и любой физмат будет счастлив получить такого студента. И если Лев сказал, что готов ездить в школу через весь город, будьте уверены, что он обдумал это решение.

— …а ты девица, которая ни одно дело не довела до конца. Бросила балет, которому обучалась с пяти. И не упоминай аварию. После нее ты могла вернуться в театр, но предпочла поступить на хореографа. Сейчас вызвалась на просьбу Лёвы назло нам, — договорила бабушка, нисколько не впечатлившись ее тирадой.

В ответ на этот выпад рассерженный Горыныч порывался спалить все вокруг, но Лира его обуздала и влезла в шкуру Василисы Премудрой.

— Не моя вина, что он не хочет жить ни с вами, ни с теткой. И пожалуйста, оставьте критику моей профессии. Не всем повезло с пеленок знать, чем они будут заниматься. Я определилась в двадцать один.

— А теперь из хореографов ты подалась в заботливые сестры. Как удобно, что известен срок окончания службы — всего-то год с небольшим, да? За это время ты распродашь все, что создал его отец, набьешь карманы и увезешь мальчика в Москву. А что будешь делать, если он не захочет уезжать?

Поразительно, как уязвленное самолюбие способно увидеть в обычном человеческом поступке охоту за сокровищами. Почему-то всегда все сводится к деньгам, их количеству и распределению среди ограниченной группы лиц.

Валерий и Мила Варшавские не оставили завещания. Никто не предполагал, что их автомобиль потеряет управление на мокрой дороге. В тот день погибли пятидесятидвухлетняя преподаватель хореографии, сорокасемилетний инженер и тридцатилетний водитель. Если через полгода ничего не изменится, их прямой наследник Лев получит долю в предприятии по выпуску оконной фурнитуры, патент на изобретение, недвижимость, землю, ценные бумаги и средства на счетах. Все замужество Мила слушала обвинения в расчетливости, а по итогу владела лишь третью в квартире, одной машиной и небольшой ювелирной коллекцией. Все эти «несметные богатства» будут поделены между ее детьми — дочерью и сыном.