Я спас СССР! том 1 (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 20

По тротуарам двигается довольно плотная толпа, кто-то останавливался у витрин. Магазины уже закрылись, что не мешает людям разглядывать товары.

Идем, болтаем. Вика делится впечатлениями от спектакля. Восторгается игрой актеров. У меня же мысли о другом. Сейчас бы пригласить Вику в ресторан, шикануть. А потом… Собственно куда потом? Проклятый квартирный вопрос!

Спустя два часа добираемся до МГУ. В парке пусто. Беру Вику за руку, отвожу за большой дуб. Нежно целую. Девушка отвечает! Да еще так страстно… Теперь шейка, ключица… Быстро возбуждаемся. Я лезу руками ей под платье. И это мне позволяют! Проклятые советские чулки, пояс, резинки… Как же все сложно устроено!

— Леша, постой — наконец, Вика приходит в себя, отталкивает руки. Девушка раскраснелась, грудь бурно вздымается. Я с большим трудом делаю шаг назад. Глубоко вдыхаю, выдыхаю.

— Мы же договорились не торопиться, а ты уже под юбку лезешь! — с деланным возмущением говорит мне Селезнева. Грозит пальчиком. Я ловлю ее руку, целую ладонь. Вижу, что ей это нравится.

— Все, пошли в общагу. Вахтерша ругаться будет.

Действительно, старушка на входе в женское общежитие ворчит: «Когда же вы нагуляетесь??»

— Сами молодой не были? — смеется Вика, целует меня в щеку и упархивает к себе. А я отправляюсь к себе. Парни уже спят, пора и мне.

Глава 4

Давно уже две жизни я живу,

одной — внутри себя, другой — наружно;

какую я реальной назову?

Не знаю, мне порой в обеих чуждо.

И. Губерман

— Сони вставайте! Я пришла к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало и оно горячим светом по листкам затрепетало…

— Да что же это за наказание нам?!? — я узнал голос Оли Пылесос и просто взвыл. К моему стону присоединились Димон с Индустрием. Продрал глаза, сел на кровати. Пылесос уже стучалась в дверь. Димон пошел ее открывать. Я посмотрел на часы. Староста была пунктуальна. Сегодня опять пришла в 7.30. И уже при параде. Кремовая блузка, черная юбка. Белый верх — темный низ. Классика. На блузке комсомольский значок.

— Как ВРИОкомсорга курса — Оля проигнорировав наш полураздетый вид, официально обратилась ко мне — Выражаю тебе Русин благодарность.

— За что? — тут же вылез позевывающий Индустрий.

— Газеты надо читать! — Пылесос протянула парню Комсомольскую правду, но я успел ее перехватить. Газета была уже сложена на нужной странице. Ага. «Комсомол устал терпеть». Статья Павла Деревянко. Того самого, кому звонил декан. Паша себя явно не утруждал. С минимальными правками напечатал слова Заславского. Разбавил их моими фразами. Получилось тяп-ляп, но броско. С реверансами в мою сторону. «Молодой, начинающий поэт и комсомолец…». Ладно, для начала пойдет.

— Спасибо, Оленька — я передал газету не приплясывающему от нетерпения Индустрию, а Димону — Прощаем тебе нашу раннюю побудку.

К такой назойливости надо относиться спокойно. В СССР нет личного пространства. Народ живет большей частью в коммуналках, у всех на виду. Откуда пошел обычай мусор с утра не выносить? Оттуда же. Во дворе днем оживленно, пластиковых пакетов нет, все увидят, по мусору что ты ешь. Еще лет тридцать назад это вполне могло закончиться доносом. Просто из зависти.

— Русин, ты просто обязан прочитать нам свои стихи! — староста была непреклонна — Послезавтра. Комитет комсомола договорится об актовом зале. Третий курс будет полностью, возможно второй и первый тоже.

У меня челюсть поехала вниз.

— Что значит прочитать свои стихи??

— Пустим это в рамках мероприятий по политпросвещению — Оля была на своей волне — У тебя же есть политически правильные стихи? Конечно, есть. Вот же Комсомолка их цитирует.

Староста ткнула пальцем в газету, чтобы была у Кузнецова.

— Почему скрывал от общественности? Ведь классные стихи.

Я продолжаю бессмысленно лупать глазами.

— Короче послезавтра, в семь вечера!

Ольга унеслась. Мы с Димоном в обалдении посмотрели друг на друга. Индустрий, наконец, добрался до газеты, впился глазами в статью. Под его «ого», «вот это да!», я начал одеваться. Брюки, белая рубашка. Быстрый завтрак и мы все вместе идем на учебу.

Сегодня нас ждет целых две консультации. Доцент Ухалов готовит нас к экзамену по истории русской журналистики, профессор Западов — к экзамену по редакционно-издательскому делу. Предметы интересные, преподаватели тоже стараются. Пытаются вложить в наши головы еще немного знаний. Но как говорится, перед смертью — не надышишься. В перерыве между доцентом и профессором у меня окно. Отбившись от любопытных однокурсников с газетами и от просьб почитать стихи (Индустрий растрепал), захожу в одну из пустых аудиторий. Подпираю дверь стулом. После чего делаю анонимки. Надеваю резиновые напальчники, вырезаю буквы из самой массовой советской газеты Правда, высунув язык, клею их пинцетом на листы бумаги. Тщательно разглаживаю и протираю тряпочкой — стираю все следы и отпечатки пальцев. Получаются прямо «пляшущие человечки» Конан Дойля. Кому-то в органах едет настоящий сюрприз. И звездочки. Поди повысят за поимку маньяков и предателей.

После профессора Западова и обеда, меня отлавливает Димон. Позади маячит Лева. Выходим в пустой коридор, встаем у окна.

— Мы тут подумали. Нам нужна своя программа!

— Какая программа? — я тяжело вздыхаю.

— Новой молодой гвардии, конечно — удивляется Кузнецов — Вон, Лева и тезисы уже накидал.

Коган протягивает мне рукописный текст, разбитый по пунктам.

— Еще копии есть?

— Нет — Лева мотает головой.

Я захожу в мужской туалет. Удивленные ребята идут за мной. В туалете пусто и я направляюсь в одну из кабинок. Рву страничку с тезисами на мелкие кусочки, бросаю в унитаз. Спускаю.

— Вам все понятно? — поворачиваюсь к друзьям.

— Все понятно — уныло отвечает Коган — Все это художественный свист про Гвардию. А я повелся.

Кузнецов лишь напряженно на меня смотрит. Еще верит! Не будем разрушать его веру.

— Первое правило Новой Молодой Гвардии — никому не говорить о Новой Молодой Гвардии! Это понятно?

Лица друзей просветлели, они дружно кивнули.

— Второе правило Новой Молодой Гвардии — никому никогда не говорить о ней. Ничего о ней не писать, не шептать на ушко любимой женщины. Это ясно?

Опять дружный кивок.

— Какое третье правило Новой Молодой Гвардии? — спрашивая я грозно, выглядывая на всяких случай из туалета. Пусто.

— Никому не говорить о Новой Молодой Гвардии — дружно, но грустно отвечают парни.

— Лева, что Димон тебе рассказал о нашем движении? — интересуюсь я у Когана.

— Ну про ползучую контрреволюцию — начинает перечислять тот — Про то, что капиталисты, не смогли нас победить извне. Теперь будут вредить изнутри. Про разложение Партии. Я тоже обо всем об этом долго думал — Лева повышает голос, начинает говорить с жаром — Я же не слепой, вижу как живут соседи, какие друзья приходят к отцу. Слышу, о чем они говорят. Никто не верит, что следующее поколение будет жить при коммунизме. "Хочешь жни, хочешь куй, все-равно получишь х#&$".

И это в умах элиты! Чтоже в головах простых граждан? Или там все как раз пока все здорОво?

— Еще про заговор против Хрущева — вдруг выдает Лева.

Я с ужасом смотрю на Димона. Тот пожимает плечами:

— Ты же сам сказал, что его скоро снимут "старики".

— Это тебе твой эээ патрон рассказал? Генерал Мезенцев? — спрашивает Коган и смотрит на меня наивными, чистыми глазами.

А я хватаю воздух губами. Пи#&$*@ц! Да, про заговор многие знали, а под конец лета, судя по воспоминаниям Семичастного, в которые я заглянул в своей памяти, свободно болтали по всей Москве. Но чтобы в мае…

— Леша, если ты что-то знаешь, то надо сообщить в КГБ! — Лева хватает меня за руку.

— А Мезенцев его, сам думаешь, где работает? — хмыкает Димон — Они то все и устроят.