Я спас СССР! том 1 (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 24

— А мой чемодан кондуктор не видела — автобус битком был.

— И мой — киваю я — Просто передал деньги через пассажиров.

Димон тоже признается в том, что кондуктор вряд ли его мог заметить.

— Да не будет никакого поиска — успокаиваю я — Что, цеховики и фарцовщики пойдут в милицию срок себе вешать? За такие суммы — вышка грозит.

— Миллион рублей — Коган качает головой — Это же цена готового многоквартирного дома.

— А то и двух — поддакивает Кузнецов, допивая Киндзмараули.

— Откуда у грузина такие бабки?? — Лева грустно смотрит, как из перевернутой бутылки капает последняя капля вина.

— Подпольные цеховики — уверенно произносит Дима — Они то нас искать ой как будут. Леш, там все чисто по наводке? Точно не дотянутся?

— Могила — заверяю я повеселевших парней — Идеальный экс.

— Нет, все-равно поверить не могу — Коган пинает бутылку ногой, та жалобно звенит и закатывается в кусты — Золото, доллары, фунты… Откуда?? Мы же не в гангстерском Нью-Йорке!

— Про Рокотова слышал? — устало опускаюсь на траву, ложусь на землю. Накатывает легкое опьянение.

— Этот валютчик? Которого расстреляли пару лет назад? — Лева садится рядом.

— Помню такого, по телевизору показывали — Димон достает бутылку из кустов, относит ее к урне. Я терпеливо жду, разглядываю парк. Народу прибавилось, но к нашему укромному убежищу на самом краю внимания никто не проявляет. Кузнецов возвращается, тоже ложится на траву.

— Не просто расстреляли, а задним числом. Приняли новый закон и повторно судили. У него оборот был… держитесь за землю, двадцать миллионов!

— Правильно его расстреляли! — злится Коган — Такие вот теневые бароны и разрушают страну, наш строй…

— Про оборот это тебе Мезенцев рассказал? — интересуется Димон.

— Может и про грузина с этим ушастым тоже он сдал? — добавляет Коган, хитро на меня посматривая.

— Все, закрыли тему! — я сажусь — Наша задача сейчас не спалиться с деньгами. Большой соблазн начать кутить. В личных целях к чемоданам пока не притрагиваемся. Согласны?

Парни кивают.

— Вот вам по двести рублей — я вытаскиваю из кармана десятки — Этого пока достаточно на любые нужды. Кстати, Кузнец, держи червонец. Отдаю должок.

Деньги перекочёвывают «молодогвардейцам». Те счастливо щурятся. Потом Коган начинает хмуриться.

— А чемоданы? Квитанции то в камеры хранения на неделю!

— Поменяем вокзалы.

— Это просто вопрос времени, когда мы там примелькаемся — вздыхает Лева.

— Я работаю над этим — встаю на ноги, отряхиваюсь — Все, я пошел читать стихи. Вы как?

Парни переглядываются. С одной стороны, душа требует «продолжения банкета» и снятия стресса. С другой стороны — стихотворный вечер. Культурный досуг побеждает.

— Мы с тобой — Кузнецов тоже встает — Только давай зайдем к нам, у меня лаврушка есть, зажуем запах.

* * *

— Русин, ты где ходишь?? — стоило мне появится у актового зала как ко мне бросилась Оля Пылесос. Староста была принаряжена. Кремовое платье с розами, туфельки на каблуке. Прическа явно носила следы укладки. Глазки подведены, губы накрашены.

— Переодевался — коротко ответил я, пытаясь настроиться на нужный лад. В актовом зале явно было полно народу, у входа висел лист ватмана с моими ФИО, неплохим портретом. «Баскетболистка» на заднем фоне нарисовала даже метеорит. Кто-то прилепил рядом страницу со статьей из Комсомолки.

— Выглядишь хорошо — резюмировала староста, рассматривая мой темный костюм, галстук-шнурок — Пойдем? Народ уже ждет.

Зал был битком. Люди разве не на головах сидели. Галерка, проходы — все было занято. Я даже не удивился. Сейчас поэты — в моде. Собирают огромные залы. Плюс Комсомолка рекламу сделала. Первым на сцену вышла Оля.

— Товарищи! Творческий вечер Алексея Русина прошу считать открытым.

Народ зааплодировал. Я тем временем из-за занавеса разглядывал публику. Молодежь, однокурсники. Нашел Вику сидящую рядом с подругой-художницей, Когана с Кузнецовым, Индустрия. Был тут и Заславский с Фурцевой-младшей. Сидели в первом ряду. Мой взгляд вернулся к Вике. Сегодня она была чудо как хороша. Заплела волосы в две милые косички, надела красную блузку с весьма смелым вырезом. Адреналин и прочий гормон у меня в крови тут же резко подскочил.

— Алексей — новое слово в отечественной поэзии — вещала тем временем староста — Как он сам себя называет, поэт — метеорит. Давайте же послушаем его творчество.

Еще порция аплодисментов, выхожу на сцену, прихватив стул со спинкой. Знаю по опыту публичных выступлений, что нужен какой-то реквизит, точка, вокруг которой строится мизансцена.

— Товарищи — обращаюсь в первый ряд, где сидит Заславский — Хочу сразу предупредить. Поэт я начинающий, свой собственный стиль еще не выработал. У меня тоже есть любимые авторы, и не удивляйтесь, что их творчество оказывает на меня сильное влияние. Наконец, некоторые стихотворения, которые вы сегодня услышите написаны в разные периоды жизни. В школьные годы, в армии… Поэтому не судите строго.

Так, индульгенцию себе на разные стили я выписал, теперь не придерутся. Ставлю ногу на планку, и без приветствий, предисловий начинаю с «210 шагов» Рождественского:

«Было училище.
Форма — на вырост
Стрельбы с утра.
Строевая — зазря.
Полугодичный
ускоренный выпуск.
И на петлице
два кубаря.
Шел эшелон
по протяжной
России,
Шел на войну
сквозь мельканье берез.
«Мы разобьем их!»,
Мы их осилим!»,
«Мы им докажем!» —
гудел паровоз…»

Слушают очень внимательно, напряженно. Стих явно «заходит», хлопают искренне. После Рождественского, решил вдарить Высоцким. Да так, чтобы молодые парни и девчонки задумались о себе. «Баллада о борьбе», как и «210 шагов», еще не написана, но уже звучит нервом нового поколения. Я же просто камертон, который передает вибрацию:

«…Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв,
Сpедь военных тpофеев и миpных костpов
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастpоф…»

Баллада тоже попадает в струю. «Книжные дети» узнают себя и свои «мелкие катастрофы». Мне уже не просто хлопают, мне кричат: «Молодец!», «Еще!», «Давай «К диссидентам!». Надо же, сами назвали стих, что я прочитал на Маяке. Ну что ж… Вдарим стихотворным автопробегом по диссидентскому бездорожью:

«Из вас не сделают героев
Вас не отправят в лагеря
Костюм «страдальцев и изгоев»
Вы на себя пошили зря…»

Еще несколько заимствованных поэм, и я перехожу от героики и патетики, к любовной лирике. Все-таки больше половины зала — девушки. Нужно дать им хороший повод пообсуждать меня вечерком. Практически у каждой дамы есть своя женская тетрадка, куда записываются и стихи, афоризмы, вклеиваются вырезки из модных журналов…

Глава 5

Опять весной мечты стесняют грудь,

весна для жизни — свежая страница.

И хочется любить кого-нибудь,

но без необходимости жениться.

И. Губерман