Путь отречения. Том 1. Последняя битва (СИ) - Шевцова Анастасия. Страница 109

— Мой князь… — Поклонившись, Дарита отступила и поспешила к шатру. Она старалась идти ровно и уверенно, но от волнения и отчаяния ее походка была неловкой, а движения угловатыми. Видя, с каким сочувствием оборачиваются вслед ей воины, Дари остановилась и, зажмурившись, глубоко вдохнула прохладный ночной воздух. Треск костра, едва слышный шорох проснувшегося ветра и последнее пение сверчков… Эта была ее степь, ее дом — ее сила. Взяв себя в руки, она открыла глаза. Вокруг — от края неба до края — ярко и чисто горели звезды.

«Если так нужно, я сделаю это», — решила Дарита и, подойдя к шатру, села в тени костра, скрестив ноги. Огонь уже догорал, и поддерживать его никто не собирался. Вода и хлеб, принесенные королеве, так и остались нетронутыми.

«Я бы тоже не ела», — с неожиданным сочувствием подумала Дари, и возникшее было презрение вдруг сменилось какой-то странной жалостью. Она и сама теперь чувствовала себя пленницей, да и цели у них были в чем-то схожи. Ради блага собственного народа Дарите приходилось попирать ногами вековые традиции и устои, которые дочери Дэйн берегли столько веков… Это было больно.

Потянувшись за сложенными возле костра сучьями, она подбросила несколько штук в огонь.

Была уже глубокая ночь, когда, услышав шорох, княгиня выпрямила затекшую спину и насторожилась. Свет луны серебряной дорожкой падал сквозь приоткрытый полог, рассеивая вязкую тьму и очерчивая сидевшую посреди шатра королеву. Некоторое время та не двигалась, давая тишине вновь сомкнуться вокруг нее, а затем осторожно повернула голову и наклонилась в сторону.

— Ложись спать, — тут же раздался приглушенный хрипловатый голос. — Ты мешаешь мне думать.

Выпрямившись, королева прижала руки к груди, но так и не легла — осталась сидеть.

— Как ты сумел добраться до князя за такой короткий срок? Мы ведь только недавно получили послание из Тонара. Откуда он узнал? — Она говорила тихо, но не шептала. Ее голос, неожиданно низкий и глубокий, звучал спокойно, но Дарите все же удалось уловить в нем немного горечи и будто упрека. К счастью, чужеземка говорила медленно и ее речь была вполне понятна, только некоторые слова звучали совсем диковинно и странно.

— Я пробыл в Тонаре всего несколько дней, — послышался ответ. — В северных городах много тех, кто давно служит князю и мне, поэтому вы получили весть о побеге тогда, когда это потребовалось. Как ты знаешь, Параман с Кристианом сделали все, чтобы мне помешать, но, к счастью, им это не удалось.

— По-твоему, они должны были способствовать, чтобы Миэль как можно быстрее узнал о наших планах? Как ты мог, Карл?

Повисла гнетущая тишина.

— Возможно, когда-нибудь ты поймешь, — раздался наконец ответ. — Но вряд ли тебе станет от этого легче, Ветерок. Каждому приходится выбирать. Разница лишь в том, что мой выбор, равно как и твой, способен переписать историю. Помни об этом. Права на ошибку у тебя нет.

Зашуршав плащом, Валлор тяжело вздохнул и затих.

— Я сделаю все, что в моих силах, — с грустью произнесла королева, вновь повернув к нему голову. — Но вряд ли это будет то, что ты ожидаешь от меня, Карле… Мне жаль. Очень жаль, но я не пойду твоим путем.

Расстегнув ворот рубашки, она достала цепочку. В темноте блеснула маленькая серебристая звездочка. Еще с минуту пленница не шевелилась, а затем бесшумно встала и вышла из шатра.

Дарита замерла. Она сидела в тени, и лунный отсвет, льющийся на степь, не мог ее выдать, зато королеву было видно достаточно хорошо. Оглядевшись, та некоторое время молча стояла, вслушиваясь в ночь, затем подняла голову к небу и что-то прошептала. Высокая и стройная, как натянутая струна, она почему-то напомнила Дарите родные горы — холодные и неприступные.

Дождавшись, когда пленница вернется в шатер, Дари осторожно распрямила одеревеневшие ноги. Спать совсем не хотелось. Тревожные мысли роились в голове, рисуя мрачные и темные картины будущего. Она не знала, чего боялась больше: потерять свою свободу под рукой ненавистного ей человека или покинуть родную землю. То и другое было подобно смерти, и война, которую все так ждали и жаждали, тоже не являлась выходом. Сегодня, оставив десяток воинов, чтобы похоронить павших, Дарита поняла, что жизнь была лучше смерти, и как дочери Дэйн ей следовало выбирать именно ее.

До самого утра из шатра слышался едва различимый шепот, но, как ни старалась Дари разобрать слова, ей это не удавалось: королева говорила на каком-то другом, непонятном языке. Только к рассвету, когда темнота посерела, а горизонт окрасился бледно-розовым туманом, она замолчала и прилегла. Дыхание ее стало мерным и спокойным.

Выждав еще немного, Дарита осторожно заглянула в палатку. Пленница крепко спала, свернувшись под черным плащом и положив руку на плечо своего брата.

** *

Голубь, прилетевший к стенам Бартайоты с посланием от генерала Лафаста, опередил всадника Горгота всего на час. Параман едва успел дописать ответ для гонца, когда над крепостью вновь затрубили трубы.

— Слишком быстро. — Подняв голову от стола, задремавший было Тарэм с тревогой взглянул на него и нахмурился: — Спустись, узнай, в чем дело.

Придерживая рукой ножны, Параман почти бегом спустился с пологой каменной лестницы. Комната, где Аармани любил проводить совещания, находилась в толще крепостной стены чуть левее ворот. Узкая и длинная, она была разделена деревянными стенами на несколько отсеков. В одном из них генерал хранил текущий архив, в другом находилась его спальня, а остальные использовались по мере надобности. Пока Королевство находилось в состоянии войны, все важные донесения приносили именно сюда, а не в резиденцию, поэтому Тарэм, некоторые генералы и главы Десяти старались не покидать тесных помещений, днюя и ночуя иногда прямо на каменном полу.

Тори стоял у подножия лестницы, понурив голову и крепко прижимая к груди скомканный плащ. Увидев его, Параман замедлил шаг, а затем и вовсе остановился.

— Ваше Высо… Мой герцог, — подняв на него искаженное лицо, офицер опустился на одно колено и, развернув плащ, протянул серебряную корону. — Я не исполнил ваш приказ и готов понести заслуженное наказание. Не медлите.

Похолодев, Параман взял из его рук корону и обнажил меч.

— Я решу сам, — глухо ответил он, с неприязнью глядя на склоненную перед ним светловолосую голову. — Расскажи все. Быстро и коротко.

Тори не пошевелился.

— Мы вышли на неприятеля, и Гайд отдал приказ к атаке, — глухо ответил он в пол. — Наши уже теснили их, когда со стороны холмов вышла конница: около трех тысяч человек под предводительством князя. Они окружили нас и направили парламентера к Ее Величеству. Князь предложил перемирие в две недели по случаю каких-то местных празднеств в обмен на нашу безоговорочную капитуляцию и ее добровольное пленение в качестве гарантии. Лирамель приказала передать вам корону и права… — Подняв на Парамана затуманенный слезами взгляд, офицер тихо добавил: — Она заверила, что отречется, когда пройдет время. Надеялась, что мы сможем дождаться оставшиеся гарнизоны.

Застонав, Параман тяжело сел на ступеньку.

— Ты глупец, Тори, — горько усмехнувшись, сказал он ручнику. — Тебе был дан четкий приказ. Я не велел рассуждать и интересоваться ее мнением. Совет вынес решение, Ведущая его поддержала…

— Но, милорд, — сдавленно прошептал офицер, — мы не могли обречь на смерть конницу! И аллотары вполне могли пойти на крепость… Наши войска не успели бы подойти вовремя!

— Горгот не просто так жертвовал вами, — покачал головой Параман. — Да и Бартайота продержалась бы. Неужели ты думаешь, что дочь Лирдана сможет противостоять жрецу, который один в силах совершить то, что некогда сделал Арматей с его народом? Он владеет древними знаниями, ему ничего не стоит лишить ее воли.

Взглянув на него пустыми от ужаса глазами, офицер промолчал.

— Карл был там? — Поднявшись, Параман убрал меч в ножны и жестом приказал ему встать.