Путь отречения. Том 1. Последняя битва (СИ) - Шевцова Анастасия. Страница 115

— Твой разум закрыт, — наконец тихо произнес князь и, подавшись вперед, положил руку на ее плечо. — Ты молишься своему Богу? Поэтому я не слышу тебя?

Его ладонь была холодной и тяжелой.

— Вы знаете это, — напряженно ответила Лирамель, подавив желание оттолкнуть его. — Зачем спрашиваете?

Хмыкнув, Миэль убрал руку и с интересом посмотрел на свои пальцы. Его неестественно белая кожа покрылась тонким слоем черной пыли.

— Хорошо, — сам себе сказал он и вытер пальцы о кафтан. — Это тоже было ожидаемо.

Вытащив из-за пояса тонкие перчатки, он быстро надел их и, наклонившись, взял Лирамель за руку.

— Не бойся, — притянув ее к себе, громко сказал он. — Идем со мной.

Миновав длинный коридор, они поднялись по высокой крутой лестнице на круглую открытую площадку на самом верху башни. Посередине прямо на каменном полу поблескивало неглубокое озерцо — ровное и гладкое, словно зеркало. Лирамель показалось, что оно наполнено не водой, а чем-то похожим на нефть, но подойдя ближе, она поняла, что это не так. Вода была прозрачна и темна, как черный алмаз.

Наклонившись, Миэль зачерпнул ее в ладонь.

— Подойди, — коротко приказал он, не оборачиваясь.

Чуть помедлив, Лирамель осторожно подошла и еще раз украдкой взглянула в озерцо. Ровная поверхность, не дрогнув от прикосновения князя, не отражала плывущих по небу облаков.

— Пей! — В голосе Миэля послышалось нетерпение.

Не прерывая мысленной молитвы, она приникла к его ладони и сделала большой глоток. Вода оказалась солоноватой на вкус и сильно отдавала железом.

Мир угрожающе качнулся, и перед глазами поплыл серый туман. Поняв, что падает, Лирамель машинально раскинула руки в стороны и почувствовала, как Миэль осторожно уложил ее на каменный пол. Сквозь сгущающийся мрак ей удалось разглядеть кружащуюся высоко в небе черную точку и сосредоточенное лицо князя. Душа стремительно летела в пропасть.

— Выбирай… — прозвучал вдогонку его высокий бархатистый голос. — Выбирай, дочь Тара!

* * *

Фонари горели тускло-голубым, и огромные взъерошенные сугробы казались в их тени почти лиловыми. Мелкий искрящийся снег в абсолютном безветрии сыпался с неба и ложился невесомым кружевом на крыши домов и ветви деревьев.

Лия шла по расчищенному тротуару, тихонько напевая какую-то незнакомую песенку. Слева, через дорогу, мелькали яркие витрины магазинов, справа темнел парк. Прохожих было мало, а в домах впереди горели почти все окна — рабочая предрождественская неделя наконец-то закончилась.

Войдя в подъезд, Лия отряхнула снег и стянула холодные перчатки. Почтовый ящик был пуст, и это почему-то расстроило. Вызвав лифт, она нажала третью кнопку снизу и завороженно смотрела, как медленно и плавно закрывались двери, будто видела их в первый раз…

«Странно, — промелькнула быстрая мысль. — Все как-то странно…»

Дома уже волновались. Объяснив отцу, что их задержали на лекции, Лия наскоро поужинала и, поблагодарив мать, ушла в свою комнату. Нужно было готовиться к сессии — несмотря на выходные, откладывать не хотелось.

За стеной монотонно работал телевизор. Лежа в постели и то и дело отвлекаясь от исписанной тетради, она недовольно вздыхала: читать не получалось, текст сливался и расплывался, а смысл его ускользал.

«Наверное, слишком устала», — закрыв тетрадь, подумала она и нахмурилась, почувствовав смутную необъяснимую тревогу.

Задорно хохоча, маленькая рыжеволосая девочка вбежала в комнату и с силой захлопнула дверь.

— Мама сказала спать! — крикнула она и, скинув шерстяную кофту, швырнула ее за кровать.

Подавив готовое слететь с губ замечание, Лия натянула одеяло и ударила ладонью по выключателю. Спорить с сестрой было бесполезно.

Телефон звонил, не переставая ни на минуту. Услышав сквозь сон, что мать встала и сняла трубку, Лия снова задремала.

— Это тебя…

Голос матери прозвучал так близко, что она вздрогнула и открыла глаза.

— Кто?

— Не знаю, кто-то из твоих подруг, — сочувственно улыбнулась та.

Разговор удалось закончить быстро. Звонила приятельница, с которой Лия договорилась пару дней назад пройтись в выходные по магазинам и благополучно об этом забыла. В последнее время память стала часто ее подводить — сказывалось умственное напряжение.

Злясь на себя за рассеянность, она наскоро расчесала непослушные темные кудри и, клятвенно пообещав матери не опоздать к семейному обеду, выбежала на улицу. Кэтти уже ждала на остановке, коротая время за чтением расклеенных на стекле объявлений. Высокая полноватая девушка с зачесанными в хвост пшеничными волосами и неожиданно изящными для такого телосложения чертами лица, Кэтти Пирис считалась одной из самых перспективных учениц их потока.

— Привет, — Лия виновато улыбнулась. — Куда пойдем?

— Как и хотели, — ответила та. — Жаль, что ты проспала, придется теперь толкаться.

По заснеженным улицам туда-сюда сновали толпы людей. До Рождества оставалось всего неделя, и предпраздничный ажиотаж вошел в свою последнюю, пиковую стадию. С полок магазинов сметали все подряд, а некоторые товары продавцы снимали прямо с витрин.

Не выпуская ее руки, Кэтти ныряла из одной стеклянной двери в другую. У девушки был талант впустую тратить родительские деньги, и в отличие от Лии, привыкшей к разумной экономии, она получала от этого процесса явное удовольствие.

Проведя полдня впустую и при этом неимоверно устав, Лия наконец сумела сбежать от неугомонной подруги: не хотелось нарушать слово и опаздывать к обеду. Совместная трапеза по воскресеньям была нерушимой семейной традицией: в дом съезжались все родственники, включая ее девяностолетнего прадеда, который до сих пор продолжал читать лекции в местном университете и уверял, что спорт спасет мир.

Когда она подходила к дому, сердце болезненно сжалось. Вновь стало тревожно и неуютно, захотелось вдруг убежать.

«Да что же это такое?» — удивленно подумала Лия, останавливаясь напротив светофора. Зеленый свет, блеснувший в железном кружке, оборвал мысли. Она вздохнула и машинально шагнула вперед.

Удар был настолько сильным, что ее подбросило в воздух. Уже там, где-то между пронзительно синим небом и заснеженной землей, посчастливилось потерять сознание…

Стоя на краю чудовищного обрыва, Лия завороженно смотрела вниз. Обломки скал с высоты казались мелкой галькой, а деревья походили на траву. Услышав сзади тяжелый вздох, она резко обернулась.

Обхватив колени руками и медленно раскачиваясь из стороны в сторону, под каменным навесом сидела пожилая женщина. В ее седых волосах редкими ниточками поблескивали на солнце золотисто-рыжие пряди.

Поежившись, Лия попыталась вспомнить, как оказалась в этом странном и незнакомом месте, но прошлое словно тонуло в тумане. Мелькали в сознании высокие крепостные стены, светофор, окна родного дома через дорогу, серебряные шпили высоких белых башен… Что-то понять в этом бессмысленном хороводе образов было невозможно.

— Кто ты? — Голос женщины был хриплым и каким-то безжизненным.

Лия пожала плечами и хотела уже ответить, когда вдруг заметила, что вопрос обращен не к ней: от тени под навесом отделилась высокая фигура.

— Мама… Дэйн!

Вышедшая на свет светловолосая девушка ступила на залитую солнцем скалу и повернулась к женщине.

— Аури? — словно встрепенулась та и на мгновенье застыла.

— Мы искали вас почти сорок дней, мама… В клане волнуются. Где мои младшие сестра и брат?

Тихо завыв, женщина обхватила голову руками и, остервенело вцепившись в волосы, снова закачалась из стороны в сторону.

— Он убил ее, — надрывно простонала она. — Он больше не сын мне! — Ненависть, с которой были произнесены последние слова, заставила девушку вздрогнуть.

— Что?.. — Выражение ужаса на лице дочери на мгновенье привело женщину в чувство.

— Он провел обряд… — ответила она тихо и так красиво, что у Лии по спине от ужаса пробежали мурашки. — На ее крови. Заколол ее, как жертвенное животное — ту, с которой делил утробу… — Выпрямившись, она вдруг вскинула голову к небу и зловеще улыбнулась. — Я прокляла и его, и всех вас. Доколе он жив, ни одна из моих дочерей и дочерей моих дочерей больше не разродится мальчиком. И пусть молния рассечет небо от края земли до края! — Женщина обернулась и махнула рукой куда-то в сторону. — Там… Прочтешь. Он будет стараться уничтожить даже память обо мне — знаю, видела. Не пытайтесь бороться, просто помните. Каждое слово. Передавайте детям, храните тайну. Я проклинаю каждый день, что носила его в утробе, каждую минуту его жизни! Это — моя кара, расплата за предательство собственного народа! За поклонение мерзости… Я знала, понимала. Наследник тоже поймет — мы оба виноваты, оба пошли не тем путем. Я отослала ворона… Последнего, который летал на юг — он найдет и передаст… — Не прекращая бормотать какие-то отрывочные фразы, Дэйн встала и, подойдя к обрыву, с полубезумным выражением лица посмотрела вниз и, на мгновенье замолчав, ясным голосом произнесла: — Сын Рамарада, что ковал для детей Тара мечи. Избираю его тебе в мужья, Аури. Он положит начало пророчеству: слезами и кровью. Уходите в горы!