Путь отречения. Том 1. Последняя битва (СИ) - Шевцова Анастасия. Страница 120

— «Правитель — един с народом». Так говорил… — сурово поджав губы, Кристиан осекся: произносить вслух имя брата было невыносимо, — …один человек.

— Пока голова держится на плечах — да, — кивнул Лафаст, сделав вид, что не заметил оговорки. — Но ваш отец — пример того, что даже потеря головы несмертельна для тела. — Замолчав, он задумчиво вздохнул и чуть тише сказал: — Не бойтесь, я думаю, что ваша сестра под конец испугается и пойдет тем путем, какой будет для нее самым разумным. Тогда ее трогать не станут. По сути, мой принц, и мне, и простым людям все равно, кто будет сидеть на троне. Вся эта борьба за власть нужна лишь тем, кого она касается — детям Ведущей и Десяти. Если Лирамель устроит их — она выживет. Если нет — ей найдут замену. Так было всегда. Я видел вашего деда, отца, дядю — они приходили и уходили, но на мне или моих воинах все это мало отражалось.

— Вы неправы, Лафаст, — подумав, возразил Кристиан, — но в этом нет вашей вины: вы просто многого не знаете. Возможно, в Большом Мире ваши слова были бы истинны, но здесь… Здесь все немного иначе.

— Например? — в голосе генерала скользнула улыбка.

Кристиан закрыл глаза и попытался успокоиться.

— Вспомните, почему погиб мой отец, Лафаст… Все намного сложнее банальной борьбы за власть. Будь иначе, Совет, которому должно быть все равно, кто угождает ему и знати, не стремился бы уничтожить любого, в ком течет чистая кровь Тара.

— Простите, Ваше Высочество, — искренне ответил генерал, — но я не верю в легенды и пророчества. Все это — лишь средство, чтобы удержать власть и управлять народом.

— Легенды — послание прошлого, — с горечью произнес Кристиан, уже жалея, что начал этот разговор. — А прошлое очень часто определяет будущее. Подумайте: ведь и слова из пророчества о возрождении Княжества считали сказкой, а некоторые до сих пор не верят в то, чему поклоняется Орден.

Лафаст хмыкнул.

— А вы верите? — скептически спросил он.

— Я — видел, — коротко ответил Кристиан. — И убежден, что если одни легенды не лгут, то и другие могут оказаться вполне правдивыми. Трон должен принадлежать только прямым потомкам Тара.

Рассмеявшись, генерал наклонился и внимательно взглянул на него.

— Вы пытаетесь заручиться моей поддержкой для дочери Лирдана, Ваше Высочество? — мягко спросил он.

— Возможно, — не стал отрицать Кристиан. — Я пытаюсь сделать то, что велит мне долг… Как и вы.

Лафаст понимающе покивал.

— Тогда я отвечу так. Если это будет в интересах народа, я поддержу вашу сестру. Остальное меня мало волнует. — Наклонившись еще ниже, он доверительно шепнул: — Хотя охотнее я бы поддержал вас, ибо герцог Параман, несмотря на его заслуги и ум, никогда не станет самостоятельной фигурой. От вас было бы больше проку.

Кристиан нахмурился. Он не знал, как ответить на это неожиданное признание, и решил, что благоразумнее будет промолчать. Костер почти погас, и темно-алые угли переливались, словно драгоценные камни. Не дождавшись ответа, Лафаст тоже лег. Судя по тяжелому вздоху, вырвавшемуся из груди генерала, походная жизнь давалась ему уже не так легко. Хотя на вид мало кто мог дать Лафасту больше пятидесяти лет, он был гораздо старше.

— Благодарю, — наконец решившись, тихо произнес Кристиан, не открывая глаз. — За откровенность и за ваши слова.

* * *

Мир сомкнулся за их спинами, оставив лишь голые скалы и синее небо. Шанфар провожал тихим пением труб и еще более тихим прощальным шепотом старой княгини. Хотя по законам аллотаров брак Дариты пока не вступил в силу, и ее люди, и она сама были вынуждены усмирить свою неприязнь. Теперь Карл считался одним из них.

Не обращая внимания на гневные взгляды, которые бросала на него княгиня, он задумчиво смотрел на раскинувшуюся внизу степь. Временная передышка, которую князь подарил ему в крепости, дала возможность немного восстановить силы. Видимо, Миэль решил, что этого отдыха довольно, и теперь следил за ним с удвоенной силой, пропуская через свой разум почти каждую мысль и чувство. Иногда Карлу казалось, что он начинает терять рассудок, и тогда князь снова ненадолго отступал.

Об обмане, учиненном Даримой, Миэль знал уже давно. Поначалу женщине удалось провести его, подменив одного близнеца другим, и князь не распознал подвоха, а когда понял, было уже слишком поздно.

«Я знаю все их тайны, но не эту, — сказал он Карлу на пути к Трем Холмам, — и до этого времени она мне была не нужна. Поэтому я принял ребенка и сделал вид, что поверил. Княгиня не представляет и никогда не будет представлять для меня никакой угрозы, но мне интересны мотивы ее матери. Узнай их — и можешь забирать Дариту и делать с ней что пожелаешь. После войны ни мой народ, ни я не будем нуждаться в роде Дэйн».

К счастью, мать Дариты оказалась мудрой женщиной. Пройдя большую часть своего пути рука об руку с князем, она узнала его достаточно хорошо, чтобы понять, с какой целью тот послал к ней дочь. Миэля не интересовали традиции своего народа, он чтил их, лишь когда считал нужным, и легко нарушал, если это было ему удобно.

Записка, которую дала ему Дарима, была до сих пор не прочитана. Карл ждал удобного момента — иногда князь вынужденно оставлял его и сосредоточивался на чем-то другом, что целиком требовало его внимания. В такие минуты, а порой и часы, Карл думал обо всем, о чем ему нужно было подумать, чтобы вложить найденные кусочки мозаики в картину, которая до сих пор оставалось незаконченной и непонятной. Ему — человеку, привыкшему мыслить реальными фактами, — претило использовать то, что было чуждо здравому смыслу, но реальность показывала, что пророчества, предупреждая о будущем, имели более весомое значение, чем все факты вместе взятые. Они позволяли увидеть шахматную доску сверху, разглядеть не только фигуры, но и тех или того, кто ими играл. Карл все больше приходил к выводу, что его представления, как и представления отца и всех их предшественников, были неверны в корне. Истина оставалась пока недосягаема, но ее предощущение уже освещало путь, не давая идти вслепую.

И вот теперь в руках оказался последний, быть может, далеко не главный, но необходимый кусочек — пророчество Дэйн, так тщательно и фанатично уничтоженное князем не только из умов и сердец аллотаров вместе с их книгами и письменностью, но даже из архивов Королевства. К счастью для Карла, Арматей тоже знал о нем и упомянул в своем пророчестве. Именно благодаря ему удалось догадаться о существовании тайны Даримы.

Почувствовав, что князь вновь обратил на него свой взор, Карл расправил плечи и укрыл мысли темным покрывалом. Ему следовало сосредоточиться на настоящем. Прошлое и будущее могли подождать.

Двое воинов, сопровождавшие их от Шанфара, о чем-то тихо переговаривались, то и дело улыбаясь. Дарита, которая, соблюдая традиции, ехала все время слева от Карла, подавленно молчала. Он знал, что она никогда не простит ему неизбежную смерть матери, понимал так же и то, что любые слова, которые он мог бы сказать в качестве утешения, не послужили бы теперь к добру. Несмотря на данное Дариме слово отпустить ее дочь, сдержать его Карл собирался только в том случае, если позволит долг. Играть в благородство в ущерб своим интересам было не в его правилах — слишком многое зависело сейчас от слов и поступков. Он вновь нахмурился, вспомнив свой последний разговор со старой княгиней. Ее слова, сказанные с некоторым смущением, натолкнули его на вариант, о котором он думал и сам, но тот был пока слишком нереальным для пристального рассмотрения. «Я знаю, что вы не сдержите слово, — произнесла она, воспользовавшись тем, что Дарита не могла их слышать. — Но знаю также, что моя жертва не будет напрасной. Запомните: княгиня должна остаться со своим народом. Хотите быть с ней — станьте одним из нас».

— Я надеюсь, Дарита, вы позволите нам отдохнуть с закатом? — Оборвав мысли, Карл повернул голову и взглянул на княгиню. — Или вы так торопитесь в крепость?

Поняв его намек, та гневно прищурилась и плотнее сжала губы.