Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир. Страница 42

понимаем понятие вещи самой по себе лишь физически, как то, что в обычном для

всех опыте определяется при всех различных положениях по отношению к

чувствам, но в созерцании только так, а не иначе. Но если мы возьмем этот

эмпирический факт вообще и, не считаясь более с согласием его с любым

человеческим чувством, спросим, показывает ли он предмет сам по себе (мы

говорим не о каплях дождя, так как они, как явления, уже суть эмпирические

объекты), то этот вопрос об отношении представления к предмету

трансцендентален; при этом не только капли оказываются лишь явлениями, но и

сама круглая форма их и даже пространство, в котором они падают, суть сами по

себе ничто, а лишь модификация или основы нашего чувственного созерцания; трансцендентальный же объект остается нам неизвестным.

Вторая важная задача нашей трансцендентальной эстетики состоит в том, чтобы не

только как правдоподобная гипотеза приобрести некоторую благосклонность, но

быть настолько достоверной и несомненной, как этого следует требовать от всякой

теории, которая должна служить органоном. Чтобы сделать эту достоверность

вполне ясной, мы приведем пример, с помощью которого можно сделать ее

значимость очевидной и содействовать большей ясности того, что сказано в § 3.

Предположим, что пространство и время объективны сами по себе и составляют

условия возможности вещей самих по себе. В таком случае прежде всего окажется, что существует множество априорных аподиктических и синтетических положений

относительно времени и пространства, в особенности относительно пространства, которое мы поэтому преимущественно и приведем здесь в качестве примера. Так

как положения геометрии можно познать синтетически а priori и с аподиктической

достоверностью, то я спрашиваю, откуда получаете вы такие положения и на чем

основывается наш рассудок, чтобы прийти к таким безусловно необходимым и

общезначимым истинам? Здесь нет иного пути, как через понятия или созерцания, причем и те и другие, как таковые, даны или а priori, или а posteriori. Последние, а

именно эмпирические понятия, а также то, на чем они основываются, а именно

эмпирическое созерцание, могут дать лишь такое синтетическое положение, которое в свою очередь также имеет только эмпирический характер, т. е.

представляет собой исходящее из опыта суждение, стало быть, никогда не может

содержать необходимость и абсолютную всеобщность, между тем как эти признаки

свойственны всем положениям геометрии. Что же касается первого и единственно

[возможного] средства, а именно приобретения таких знаний при помощи одних

только понятий или созерцаний а priori, то несомненно, что на основе одних только

понятий можно получить исключительно аналитическое, но никак не

синтетическое знание. Возьмите, например, положение, что две прямые линии не

могут замыкать пространство, стало быть, не могут образовать фигуру, и

попытайтесь вывести его из понятия о прямых линиях и числе два; или возьмите

положение, что из трех прямых линий можно образовать фигуру, и попытайтесь

вывести его только из этих понятий. Всякое ваше усилие окажется напрасным, и

вам придется прибегнуть к созерцанию, как это всегда и делается в геометрии.

Итак, вам дан предмет в созерцании. Какого же рода оно, есть ли это чистое

априорное созерцание или эмпирическое? В последнем случае из него никак нельзя

было бы получить общезначимое, а тем более аподиктическое положение: ведь

опыт никогда не дает таких положений. Следовательно, предмет должен быть дан

вам в созерцании а priori, и на нем должно быть основано ваше синтетическое

положение. Если бы у вас не было способности а priori созерцать, если бы это

субъективное условие не было в то же время по своей форме общим априорным

условием, при котором единственно возможны объекты самого этого (внешнего) созерцания, если бы предмет (треугольник) был чем-то самим по себе

безотносительно к вашему субъекту, – то как вы могли бы утверждать, что то, что

необходимо заложено в ваших субъективных условиях построения треугольника, должно необходимо быть само по себе присуще также треугольнику? Ведь в таком

случае вы не могли бы прибавить к вашим понятиям (о трех линиях) ничего нового

([понятие] фигуры), что тем самым необходимо должно было бы быть в предмете, так как этот предмет дан до вашего познания, а не посредством его. Следовательно, если бы пространство (и таким же образом время) не было только формой вашего

созерцания, а priori содержащей условия, единственно при которых вещи могут

быть для вас внешними предметами, которые без этих субъективных условий сами

по себе суть ничто, то вы абсолютно ничего не могли бы утверждать синтетически

а priori о внешних объектах. Следовательно, не только возможно или вероятно, но

и совершенно несомненно, что пространство и время как необходимые условия

всякого (внешнего и внутреннего) опыта суть лишь субъективные условия всякого

нашего созерцания, в отношении к которому поэтому все предметы суть только

явления, а не данные таким образом вещи сами по себе (für sich); поэтому о том, что касается формы их, многое можно сказать а priori, но никогда ничего нельзя

сказать о вещи самой по себе, которая могла бы лежать в основе этих явлений.

II.

Превосходным подтверждением этой теории об идеальности внешнего и

внутреннего чувства, стало быть, об идеальности всех объектов чувств, взятых

только как явления, может служить следующее замечание. Все, что в нашем

познании принадлежит к созерцанию (следовательно, исключая чувства

удовольствия и неудовольствия, а также волю, которые вовсе не суть знания), содержит одни лишь отношения, а именно отношения места в созерцании

(протяжение), отношения перемены места (движение) и законы, по которым

определяется эта перемена (движущие силы). Но то, что находится в данном

месте, или то, что действует в самих вещах, кроме перемены места, этим не

дано. Между тем вещь сама по себе не познается из одних только отношений.

Отсюда следует, что, так как внешнее чувство дает нам лишь представления об

отношении, оно может содержать в своих представлениях только отношение

предмета к субъекту, а не то внутреннее, что присуще объекту самому по себе.

С внутренним созерцанием дело обстоит точно так же. Не говоря уже о том, что представления

внешних чувств

составляют основной материал, которым мы снабжаем нашу душу, само время, в которое мы полагаем эти представления и которое даже предшествует

осознанию их в опыте, находясь в основе их как формальное условие того

способа, каким мы полагаем их в душе, содержит уже отношения

последовательности, одновременности и того, что существует одновременно с

последовательным бытием (того, что постоянно). То, что может существовать

как представление раньше всякого акта мышления, есть созерцание, и если оно

не содержит ничего, кроме отношений, то оно есть форма созерцания. Так как

эта форма представляет нечто лишь постольку, поскольку это нечто полагается

в душе, то она есть не что иное, как способ, которым душа воздействует на

себя своей собственной деятельностью, а именно полаганием своих

представлений, стало быть, через самое себя, т. е. внутреннее чувство по своей

форме. Все, что представляется посредством чувства, есть в этом смысле

всегда явление, а потому или вообще нельзя допускать наличия внутреннего

чувства, или субъект, служащий предметом его, должен быть представляем

посредством него только как явление, а не так, как он судил бы сам о себе, если

бы его созерцание было лишь самодеятельностью, т. е. если бы оно было

интеллектуальным. Затруднение заключается здесь в том, каким образом