Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир. Страница 58
форме. Однако пространство и время а priori представляются не только
как
формы
чувственного созерцания, но и как сами
созерцания
(содержащие в себе многообразное), следовательно, с определением
единства
этого многообразного в них (см. трансцендентальную эстетику)
[48]
. Следовательно, уже само
единство синтеза
многообразного в нас или вне нас, стало быть, и
связь,
с которой должно сообразоваться все, что представляется
определенным в пространстве или времени, даны а priori уже вместе с
этими созерцаниями (а не в них) как условие синтеза всякого
схватывания.
Но это синтетическое единство может быть только единством связи
многообразного [содержания] данного
созерцания вообще
в первоначальном сознании сообразно категориям и только в
применении к нашему
чувственному созерцанию.
Следовательно, весь синтез, благодаря которому становится
возможным само восприятие, подчинен категориям, и так как опыт
есть познание через связанные между собой восприятия, то категории
суть условия возможности опыта и потому а priori применимы ко всем
предметам опыта.
* * *
Таким образом, если я, например, превращаю эмпирическое
созерцание какого-нибудь дома в восприятие, схватывая
многообразное [содержание] этого созерцания, то в основе у меня
лежит
необходимое единство
пространства и внешнего чувственного созерцания вообще; я как бы
рисую очертания дома сообразно этому синтетическому единству
многообразного в пространстве. Но то же самое синтетическое
единство, если отвлечься от формы пространства, находится в
рассудке и представляет собой категорию синтеза однородного в
созерцании вообще, т. е. категорию
количества,
с которой, следовательно, синтез схватывания, т. е. восприятие, должен всецело сообразоваться
[49]
.
Если я воспринимаю (воспользуемся другим примером) замерзание
воды, то я схватываю два состояния (жидкое и твердое) как стоящие
друг к другу во временном отношении. Но во времени, которое я
полагаю в основу явления как внутреннее
созерцание,
я необходимо представляю себе синтетическое
единство
многообразного, без чего указанное отношение не могло бы быть дано
в созерцании как
определенное
(относительно временной последовательности). А это синтетическое
единство как априорное условие, при котором я связываю
многообразное [содержание]
созерцания вообще,
есть, если я отвлекаюсь от постоянной формы своего внутреннего
созерцания, [т. е.] от времени, категория
причины,
посредством которой я, применяя ее к своей чувственности, определяю все происходящее во времени вообще сообразно его
отношениям.
Следовательно, что касается возможного восприятия, то схватывание в
таком событии, стало быть и само событие, подчинено понятию
отношения действий
и
причин.
Точно так же обстоит дело и во всех других случаях.
* * *
Категории суть понятия, а priori предписывающие законы явлениям, стало
быть, природе как совокупности всех явлений (natura materialiter spectata).
Так как категории не выводятся из природы и не сообразуются с ней как с
образцом (ибо в таком случае они были бы только эмпирическими), то
возникает вопрос, как понять то обстоятельство, что природа должна
сообразоваться с категориями, т. е. каким образом категории могут а priori определять связь многообразного в природе, не выводя эту связь из
природы. Эта загадка решается следующим образом.
Что законы явлений в природе должны сообразоваться с рассудком и
его формой, т. е. с его способностью а priori
связывать
многообразное вообще, – это не более странно, чем то, что сами
явления должны а priori сообразоваться с формой чувственного
созерцания. В самом деле, законы существуют не в явлениях, а только
в отношении к субъекту, которому явления присущи, поскольку он
обладает рассудком, точно так же как явления существуют не сами по
себе, а только в отношении к тому же существу, поскольку оно имеет
чувства. Закономерность вещей самих по себе необходимо была бы им
присуща также и вне познающего их рассудка. Но явления суть лишь
представления о вещах, относительно которых остается неизвестным, какими они могут быть сами по себе. Просто как представления они не
подчиняются никакому закону связи как закону, предписывающему
связующую способность. Многообразное [содержание] чувственного
созерцания связывается способностью воображения, которая зависит
от рассудка, если иметь в виду единство ее интеллектуального синтеза, и от чувственности, если иметь в виду многообразное [содержание]
схватываемого. Так как от синтеза схватывания зависит всякое
возможное восприятие, а сам этот эмпирический синтез в свою
очередь зависит от трансцендентального синтеза, стало быть, от
категорий, то все возможные восприятия и, значит, все, что только
может дойти до эмпирического сознания, т. е. все явления природы, что касается их связи, должны подчиняться категориям, от которых
природа (рассматриваемая только как природа вообще) зависит как от
первоначального основания ее необходимой закономерности (как
natura formaliter spectata). Однако даже и способность чистого рассудка
не в состоянии а priori предписывать явлениям посредством одних
лишь категорий большее количество законов, чем те, на которых
основывается
природа вообще
как закономерность явлений в пространстве и времени. Частные
законы касаются эмпирически определенных явлений и потому
не
могут быть
целиком выведены
из категорий, хотя все они им подчиняются. Для познания частных
законов
вообще
необходим опыт, хотя в свою очередь знание об опыте вообще и о том, что может быть познано как предмет опыта, дается нам только
упомянутыми априорными законами.
§ 27. Результат этой дедукции рассудочных понятий
Мы не можем
мыслить
ни одного предмета иначе как с помощью категорий; мы не можем
познать
ни одного мыслимого предмета иначе как с помощью созерцаний, соответствующих категориям. Но все наши созерцания чувственны, и
это знание, поскольку предмет его дан, имеет эмпирический характер.
А эмпирическое знание есть опыт. Следовательно, для нас возможно априорное познание только предметов
возможного опыта
[50]
.
Однако это познание, хотя и ограничено только предметами опыта, тем не менее не все заимствовано из опыта: чистые созерцания и
чистые рассудочные понятия суть элементы знания, а priori имеющиеся в нас. Существует только два пути, на которых можно
мыслить
необходимое
соответствие опыта с понятиями о его предметах: или опыт делает эти
понятия возможными, или эти понятия делают опыт возможным.
Первого не бывает в отношении категорий (а также чистого
чувственного созерцания), так как они суть априорные, стало быть, независимые от опыта понятия (говорить об эмпирическом
происхождении их означало бы допустить своего рода generatio aequivoca). Следовательно, остается лишь второе [допущение] (как бы
система
эпигенезиса
чистого разума), а именно что категории содержат в себе со стороны
рассудка основания возможности всякого опыта вообще. О том, как
они делают возможным опыт и какие основоположения о его
возможности они дают, применяясь к явлениям, будет сказано
подробнее в следующем разделе – в разделе о трансцендентальном
применении способности суждения.
Быть может, кто-нибудь предложит средний путь между обоими
указанными единственно возможными путями, а именно скажет, что