Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир. Страница 61
В действительности в основе наших чистых чувственных понятий лежат не
образы предметов, а схемы. Понятию о треугольнике вообще не
соответствовал бы никакой образ треугольника. В самом деле, образ всегда
ограничивался бы только частью объема этого понятия и никогда не
достиг бы общности понятия, благодаря которой понятие приложимо ко
всем треугольникам – прямоугольным, остроугольным и т. п. Схема
треугольника не может существовать нигде, кроме как в мысли, и означает
правило синтеза воображения в отношении чистых фигур в пространстве.
Еще в меньшей степени может быть адекватным эмпирическому понятию
предмет опыта или образ такого предмета; эмпирическое понятие всегда
непосредственно относится к схеме воображения как правилу определения
нашего созерцания сообразно некоторому общему понятию. Понятие о
собаке означает правило, согласно которому мое воображение может
нарисовать четвероногое животное в общем виде, не будучи ограниченным
каким-либо единичным частным обликом, данным мне в опыте, или же
каким бы то ни было возможным образом in concreto. Этот схематизм
нашего рассудка в отношении явлений и их чистой формы есть скрытое в
глубине человеческой души искусство, настоящие приемы которого нам
вряд ли когда-либо удастся угадать у природы и раскрыть. Мы можем
только сказать, что
образ
есть продукт эмпирической способности продуктивного воображения, а
схема
чувственных понятий (как фигур в пространстве) есть продукт и как бы
монограмма чистой способности воображения а priori; прежде всего
благодаря схеме и сообразно ей становятся возможными образы, но
связываться с понятиями они всегда должны только при посредстве
обозначаемых ими схем, и сами по себе они совпадают с понятиями не
полностью. Схема же чистого рассудочного понятия есть нечто такое, что
нельзя привести к какому-либо образу; она представляет собой лишь
чистый, выражающий категорию синтез сообразно правилу единства
на основе
понятий вообще, и есть трансцендентальный продукт воображения, касающийся определения внутреннего чувства вообще, по условиям его
формы (времени) в отношении всех представлений, поскольку они должны
а priori быть соединены в одном понятии сообразно единству апперцепции.
Не останавливаясь на сухом и скучном анализе того, что требуется для
трансцендентальных схем чистых рассудочных понятий вообще, мы лучше
изложим эти схемы согласно порядку категорий и в связи с ними.
Чистый образ всех величин (quantorum) для внешнего чувства есть
пространство, а чистый образ всех предметов чувств вообще есть время.
Чистая же
схема количества
(quantitatis) как понятия рассудка есть
число
– представление, объединяющее последовательное прибавление единицы к
единице (однородной). Число, таким образом, есть не что иное, как
единство синтеза многообразного [содержания] однородного созерцания
вообще, возникающее благодаря тому, что я произвожу само время в
схватывании созерцания.
Реальность в чистом рассудочном понятии есть то, что соответствует
ощущению вообще, следовательно, то, понятие чего само по себе указывает на
бытие (во времени). Отрицание есть то, понятие чего представляет небытие (во
времени). Следовательно, противоположность бытия и небытия состоит в
различии между одним и тем же временем, в одном случае наполненным, в
другом случае пустым. Так как время есть лишь форма созерцания, стало быть, форма созерцания предметов как явлений, то трансцендентальной материей
всех предметов как вещей в себе (вещностью, реальностью) будет то, что
соответствует в явлениях ощущению. Всякое же ощущение имеет степень или
величину, благодаря которой оно может наполнять одно и то же время, т. е.
внутреннее чувство в отношении одного и того же представления о предмете, в
большей или меньшей мере вплоть до превращения в ничто (= 0 = negatio).
Поэтому отношение и связь или, вернее, переход от реальности к отрицанию
дает возможность представлять всякую реальность как величину, и схемой
реальности как количества чего-то наполняющего время служит именно это
непрерывное и однообразное порождение количества во времени, состоящее в
том, что мы от ощущения, имеющего определенную степень, постепенно
нисходим во времени к исчезновению его или от отрицания его восходим к
величине его.
Схема субстанции есть постоянность реального во времени, т. е. представление
о нем как субстрате эмпирического определения времени вообще, который, следовательно, сохраняется, тогда как все остальное меняется. (Проходит не
время, а существование изменчивого во времени. Следовательно, времени, которое само остается неизменным и сохраняющимся, соответствует в явлении
неизменное в существовании, т. е. субстанция, и только на основе субстанции
можно определить последовательность явлений по времени и их
одновременное существование.)
Схема причины и причинности вещи вообще есть реальное, за которым, когда
бы его ни полагали, всегда следует нечто другое. Стало быть, эта схема состоит
в последовательности многообразного, поскольку она подчинена правилу.
Схема общения (взаимодействия) или взаимной причинности субстанций в
отношении их акциденций есть одновременное существование определений
одной субстанции с определениями другой субстанции по общему правилу.
Схема возможности есть согласие синтеза различных представлений с
условиями времени вообще (например, противоположности могут
принадлежать одной вещи не в одно и то же время, а только в разное время), стало быть, определение представления о вещи в какое-нибудь время.
Схема действительности есть существование в определенное время.
Схема необходимости есть существование предмета во всякое время.
Из всего этого явствует, что схема каждой категории содержит и дает
возможность представлять: схема количества – порождение (синтез) самого времени в последовательном схватывании предмета, схема качества
– синтез ощущения (восприятия) с представлением о времени, т. е.
наполнение времени, схема отношения – отношение восприятий между
собой во всякое время (т. е. по правилу временного определения), наконец, схема модальности и ее категорий содержит и дает возможность
представлять само время как коррелят определения предмета в смысле
того, принадлежит ли он времени и как он ему принадлежит. Вот почему
схемы суть не что иное, как априорные
определения времени,
подчиненные правилам и относящиеся (в применении ко всем возможным
предметам согласно порядку категорий) к
временному ряду,
к
содержанию времени,
к
порядку времени
и, наконец, к
совокупному времени.
Отсюда ясно, что схематизм рассудка через трансцендентальный синтез
воображения сводится лишь к единству всего многообразного
[содержания] созерцания во внутреннем чувстве, и таким образом он
косвенно сводится к единству апперцепции как функции, соответствующей внутреннему чувству (восприимчивости).
Следовательно, схемы чистых рассудочных понятий суть истинные и
единственные условия, способные дать этим понятиям отношение к
объектам, стало быть,
значение,
и потому в конце концов категории не могут иметь никакого иного
применения, кроме эмпирического, так как они служат лишь для того, чтобы посредством оснований а priori необходимого единства (ради
необходимого объединения всего сознания в первоначальной
апперцепции) подчинить явления общим правилам синтеза и таким
образом сделать их пригодными для полного соединения в опыте.
Но во всем возможном опыте как целом заключаются все наши знания, и