Сломанный Клинок (СИ) - Корзун Кирилл. Страница 18
— Знаю. Так проблема только в возрасте? — вопросительно изогнув бровь поинтересовался я, не дожидаясь паузы и схлопотал вторично, уже по другой щеке. Уворачиваться было лень и преступно, поэтому пришлось снова зашипеть от боли, смириться с минусами в её воспитании, и продолжить: — Значит проблема не только в нем. Это я тоже понимаю. Я тебя…
— Замолчи! Не говори сейчас ничего!!! — шёпотом закричала Наташа, порывисто вставая из кресла и зажимая мне рот ладонью. Осознав, что вырез её блузки как раз напротив моих глаз, учительница стушевалась и села на кровать, рядом, лишь бы избежать того чувства неловкости, что тут же захватило её и вынудило залиться яркими красками смущения, неловкости и кое-чего ещё. Мы молчали. Наташа говорить не хотела, а я не мог и продолжалось это где-то с минуту, пока она не убрала руку, оставив на губах легкий привкус своей кожи…
— Ты сошел с ума. Я боюсь тебя. Боюсь того, что ты делаешь со мной, твоих ухаживаний и флирта. Я замужем, чёрт возьми! — дрожащим от волнения голосом объясняла она, с каждым словом говоря о том, что мне лично казалось невозможным. И теперь, когда оказалось, что обладание ей вполне реально…
— Но ты не счастлива. — слегка надавил я, отслеживая её рекцию. Девушка вскинулась, ощутимо разозлилась и коротко отрезала:
— Это тебя не касается!
— Хорошо. — я покладисто согласился и переплел её пальцы со своими. — А что касается? В какую часть своей жизни ты можешь мне пустить?
— Не могу. Нельзя. — отрицательно качнула она головой, впрочем отвечая на ласку пальцев. Так и сидели — молча, держась за руки и гипнотизируя друг друга, пока… Её дрожь передалась и мне. Волнующая, трепетная дрожь сладостной истомой поселилась в наших телах, стирая только что очерченные границы.
Момент, когда мои губы отыскали ответ на мучивший меня эти дни вопрос, мне не запомнился. Шквал ощущений, эмоций помноженные на неопытность и гормональный шторм смыли всё, погребли под яркостью впечатлений и образов. Пряный аромат её тела, бархатная на ощупь кожа, каскад захлестнувших меня волос, стоило ей чуть чуть наклониться, укладывая меня на лопатки и… всё закончилось. Она сбежала, оставив меня лежать на кровати и познавать, каким разным на вкус бывает первый поцелуй любви. И возможно последний. Той любви, что принято называть горячей юношеской влюбленностью. Слишком горячей, неразумной, откровенно незрелой. Я это понимал. Это понимала Наташа. И мне тогда казалось, что нас обоих это устраивает. Будущее должно было всё расставить на свои места.
Возможно, именно пункт "сногсшибательные женщины" хоть немного примирял меня с окружающим меня кавардаком. Ведь надо было как-то жить дальше.
***
— Эй, болезный, ты куда намылился?
Жизнерадостный вопль от дверей палаты исходил от пунктуально, ровно в семь вечера, ворвавшегося в неё вихря в форме курсанта ВКШ, ходячего бедствия и моей личной няньки, в обязанности которой входило подтягивать меня по учебе и заниматься интегрированием одного неудачливого и нелюдимого иностранца в общество.
Полутораметровое (и это в прыжке) недоразумение с подвижным, чуть ли не пластилиновые лицом, россыпью конопушек и копной рыжих кучеряшек поневоле заставляло вспомнить, что ещё в средние века рыжих жгли на кострах. Вспомнить с тоской по ушедшим временам!
Пока я одевался и собирал вещи, этот наглый тип успел пристроить свои худосочные телеса на кровати и почти уснуть. С искренним наслаждением наподдав по её ножке ногой, я заржал, наблюдая, как он вскакивает и вытягивается по струнке. Рефлексы курсанта порой въедаются в подкорку мозга настолько сильно, что тело реагирует гораздо быстрее разума.
— Не высыпаешься? — спросил я сквозь смех.
— Да куда там. Витар гоняет на физподготовке, как будто завтра война, лекции и лабораторные без конца, а тут ещё и ты. — отмахнулся Леха, зевая во весь рот. — Ты чего копаешься так долго? Выписка уже как пол часа состоялась. А на дворе почти вечер. Не успеем ведь! Я ведь просил собраться заранее!
— Мундир не могу застегнуть. — признался я и замолчал, не зная как объяснить получше. — Ксо! Пуговица отлетела!
— Надо хоть научить тебя материться что ли, а то эти твои японские матерки… Не знаю, то ли смеяться, то ли плакать. Значит мне не показалось, ты за время реабилитации прилично набрал в весе. Тебя чем кормят? — староста обошел меня вокруг и утвердительно кивнул головой, словно соглашаясь с внутренним собеседником: — Точно! На тебе ставят опыты! Тебя ж не жалко, как ниппонскоподданного! Я так и знал, что этим медикам нельзя доверять.
Я тут же съехал на то, как меня тут лечили и кто. Доктора на самом деле мэтрами своих профессий. Собрали как конструктор Лего, даром что для этого администрация школы специально пригласила целителей князя-покровителя данного учебного заведения. А дальше начались их поначалу непонятные мне танцы вокруг моей тушки.
Я — одаренный, ранга Ветеран. Официально, разумеется. До "выгорания". Род Хаттори достаточно древний, чтобы иметь собственное камонтоку и высокий уровень наследственности в передаче могущества потомкам, чего я не избежал. Реальные умения и энергетика еще в четырнадцать достигли моего потолка на ближайшие лет десять, как утверждали все специалисты, гарантируя прорыв на следующий уровень примерно к двадцати пяти годам. Учитель в двадцать пять! А после "выгорания", максимум, что мне грозило — ранг Воина. Но после клинической смерти и наступили неожиданные изменения.
Меня просветили чуть ли не насквозь, собрали кучу анализов и клятвенно, подтвердив слова Силой, пообещали предоставить оригиналы материалов исследования. Тот дядька, что руководил консилиумом, вообще намекал о двух молодых учёных, готовых присягнуть новому владетелю, дабы на правах личных целителей иметь возможность изучать обнаруженный ими феномен.
Зашифровав неизвестную аномалию кучей сугубо медицинских терминов, мы договорились отложить этот разговор до лучших времён.
— Я готов! Пора сваливать из этого царства шприцов и пробирок! — блеснул я домашней заготовкой, уводя разговор в другое русло.
— С идиомами у тебя хорошо. И со сленгом. А вот с нецензурной бранью надо поработать. Обогатить лексикон. Заведем тебе блокнот специальный, для записей, дабы перлы народной мудрости не прошли мимо ушей бесследно и незамеченными. — забубнил он себе под нос. — Кстати, я тоже хочу чтобы на мне такие опыты поставили. Куда писать заявление на прием, не знаешь?
Эта его черта мне импонировала настолько, что из-за неё, собственно, мы и сошлись накоротке так быстро. Его неиссякаемый оптимизм и неплохой юмор скрасили совместные занятия лучше чем чтобы то ни было. А если вспомнить домашнюю еду, контрабанду из сигарет и плеер, которые он мне притаскивал, то ему уже памятник надо было ставить. Странные они были, эти скифы-кочевники, раз у них такие противоречивые потомки.