Предложение. Книга 2 (ЛП) - Зент Лили. Страница 19
Она скрестила руки на груди, и на ее лице появилось озадаченное выражение. Она не перебила его, как он ожидал. Чувствуя себя смелее, он продолжил:
– Я не хотел тебя терять. Клянусь, это правда. Я не мог потерять тебя, хотя в те первые дни между нами не было ничего серьезного. И все же, у меня было предчувствие насчет тебя. Это было то, что в первую очередь заставило меня преследовать тебя. Я терпеливо ждал, пока все пойдет своим чередом, отчасти потому, что с тобой и Джейкобом я не был уверен, что именно ищу.
Она выглядела еще более смущенной, чем обычно. Может, лучше показать ей.
– Пойдем, – сказал он, протянув руку. Она уперла руки в бока, и ее волосы рассыпались по плечам, когда она покачала головой скорее в замешательстве, чем отказывая ему.
– Я хочу тебе кое-что показать, Саванна. Это важно.
Она протянула руку, он взял ее и повел вверх по стеклянной лестнице. Он молча прошел в дальний конец коридора, где находилась хозяйская спальня, и направился к двери рядом с ней – той, которую он не часто открывал. Он распахнул ее настежь, и в комнату хлынул солнечный свет, окрасив бело-голубые стены бледно-золотистым светом. В комнате не было мебели, и в ней не было ничего, кроме виниловых наклеек, которые они с Айви наклеили на одну из стен, как только узнали.
Саванна вошла, открыв рот и оглядываясь по сторонам. Даже без мебели было ясно, что это за комната.
– Это детская?
Глава 17
Он подошел к дальней стене с наклейками машин, самолетов и поездов и провел пальцами по контуру красного спортивного автомобиля.
Сердце Саванны бешено колотилось, когда она медленно шла к нему; он повернулся к ней спиной, чтобы она не видела его лица.
– Тобиас? – она положила руку ему на плечо, так легко, что он даже не почувствовал давления. Стоя боком, она наблюдала за тем, как морщинки пересекаются в уголках его глаз, словно крошечные колючие проволочки. Ее желудок медленно сжался, вызывая тошноту, но она терпеливо ждала, не говоря ни слова. Его челюсти были напряжены, а на виске вздулась жилка, зеленая и уродливая. Она видела, что он изо всех сил старается держать себя в руках.
– Она хотела назвать его Зак, – его голос звучал отстраненно. – Но я хотел назвать его Закари.
– Закари? – Кто такой Закари?
– Мой сын.
– У тебя был сын? – ее голос был едва слышен, она отшатнулась, пальцы онемели, грудь сжалась так, что ей пришлось приложить усилие, чтобы дышать.
– У нас должен был родиться сын. Айви была на четвертом месяце беременности, когда произошла авария. Эту часть, о ребенке, мы скрывали от прессы. Никто не знал, кроме моей семьи, ее семьи и Маттиаса. Нам удалось сохранить это в тайне, потому что есть некоторые вещи, которые священны.
Он потерял не только жену, но и не рожденного ребенка. Сердце Саванны разорвалось на тысячу кусочков. Но она должна быть сильной для этого человека, который, как она знала, боролся за то, чтобы держать себя в руках. Она не могла развалиться на части сейчас, когда он нуждался в ней.
– Прости, – прошептала она, услышав собственные слова и подумав, как слабо и жалко они прозвучали, учитывая тяжесть его потери. Не было слов, чтобы выразить то, что она чувствовала.
Его брови сошлись на переносице, словно сердитые гусеницы, а пальцы продолжали водить по красной машине, снова и снова, как будто сосредоточенность на этом помогала ему успокоиться. Все это время он ни разу не взглянул на нее.
– Мы возвращались поздно вечером. Должно быть, было 11 или около того, и я помню, как ехал по пустой дороге и думал, как было тихо. Мы были в пяти минутах от дома, и это должен был быть легкий путь. Мы смеялись, говорили о Рождестве – он должен был родиться в октябре, и это было бы наше первое Рождество в этом году. Мы строили планы на него, на нашу новую семью, и с нетерпением ждали всего с нашим маленьким мальчиком. Айви смеялась, я даже не помню, что я сказал, чтобы рассмешить ее, но я помню, как смотрел на нее и видел, как ее глаза сверкали в тусклом свете автомобиля. Когда я снова повернул взгляд обратно на дорогу, на нее, спотыкаясь, вышел человек. Он появился из ниоткуда. Только что дорога была пуста, а в следующую секунду незнакомец был всего в нескольких ярдах от меня. Помню, я подумал, что он бездомный бродяга или пьяница, и какого черта он вышел на дорогу. Я инстинктивно увернулся, чтобы не попасть в него. Но вместо этого я врезался в бордюр. Мы полетели к стене. Я помню, как пытался повернуть руль, когда эта стена надвигалась на нас. Все происходило как в замедленной съемке, и я так живо помню каждую секунду. Мое тело сковало, стена была перед нашим лицом, и я знал, что она ударит ее в бок. Я крутанул руль, но было слишком поздно. Раздался треск, самый громкий звук, который продолжался долгое время, – он уставился на стену, его пальцы перестали двигаться, и он замолчал. Внутри у Саванны было пусто, как будто все выпало. Волосы у нее на руках встали дыбом, и ей вдруг стало холодно.
– О, Тобиас, – прошептала она, поглаживая его руку.
– Я не мог спасти ее, но я спас этого ублюдка. И спасая его, я убил двух людей, которых любил больше всего на свете.
Его плечи поникли. Для человека, от которого исходила интенсивность, как от нового лосьона после бритья, Тобиас выглядел так, словно жизненная сила покинула его тело. Его серо-голубые глаза, иногда такие напряженные, что ей приходилось отводить взгляд, иногда такие серьезные, иногда как океан, теперь были тусклыми, лишенными блеска и безжизненными.
Он походил на ходячего мертвеца.
Она покачала головой.
– Это не твоя вина. Ты этого не делал, – он винил себя, не только в потере, которую нес с собой, но и в вине, которая, должно быть, была столь же тяжела.
– Но я это сделал. За рулем был я. У меня была возможность контролировать это, но я не мог.
– Нет, Тобиас, – она подняла руку к его подбородку, нежно повернула его лицо к себе и заставила посмотреть на себя. – Это не твоя вина. Ты не можешь продолжать обвинять себя в том, чего не делал намеренно. Ты сделал все, что мог, и не знал, чем это закончится.
Измученные глаза безучастно смотрели на нее.
– Но разве ты не понимаешь? Это должен был быть я. Я убил их.
Боль в его голосе пронзила ее сердце, и по телу пробежал холодок.
– Это неправда, – настаивала она, решив заставить его понять. Она читала об аварии, но не копала глубже. Достаточно того, что его жена умерла такой молодой. Всякий раз, когда она проверяла его данные в интернете, темное прошлое Тобиаса было похоронено под тривиальными предположениями о его следующей девушке.
– Ты этого не делал. Ты не выбирал, кто будет жить, даже если бы ты сделал все – я знаю, ты бы попытался спасти ее, Тобиас. Но ты не смог. Отпусти. Разве ты не понимаешь? Это не твоя вина. Вина не принадлежит тебе. Это не твоя вина. Ты должен перестать ненавидеть себя за прошлое, – но она потеряла его.
Он рассеянно уставился в стену, снова проводя пальцами по красной спортивной машине, не обращая внимания на ее слова.
– Тобиас, – сказала она, мягко тряся его за руку. – Ты должен двигаться дальше.
– Я не могу, – сказал он тихо, словно разговаривая сам с собой. – Я не был пьян, и, конечно, пресса сошла с ума. Богатый парень, бродяга и смертельная авария. Они хотели сжевать меня и выплюнуть. Тогда я не был так богат, я был на подъеме и созрел для публичного свержения. Но я был чист, и это не было опрометчивым вождением, и, несмотря на цирк СМИ, вскоре все закончилось. Я была невиновен, но никогда не чувствовала себя невинным, – он опустил голову и сказал тише. – Это чувство вины никогда не покидает тебя; оно пожирает тебя, дюйм за дюймом, клетка за клеткой, и ты никогда его не преодолеешь.
– Тобиас, – прошептала она, его имя было мучительным шепотом, она хотела обнять его, исцелить его боль, но он был твердым и холодным, все его тело было как металлическая стена. Он не впускал ее, даже несмотря на то, что дал ей представление о своих демонах. Она взяла его руки в свои и встала между ним и стеной, так что у него не было выбора, кроме как смотреть на нее. – Если ты продолжишь укорять и винить себя, она поглотит тебя.