Максимальное благоприятствование (СИ) - Зеленин Сергей. Страница 28

— Эх! Нашего Путина на них — на думцев, не было…

Что вызвало, прямо скажем — неоднозначную реакцию зала!

— …Наконец, Гражданская война кончилась и, Советскому правительству достались огромные запасы нефти и её продуктов, скопившиеся в Баку из-за проблем с их вывозом. Надо признать, Вождь мирового пролетариата прекрасно понимал значение нефти для экономики, поэтому перед занятием Баку Красной Армии отдал такой приказ Реввоенсовету: «Обдумайте, манифест населению, что мы перережем всех, если сожгут и испортят нефть и нефтяные промыслы…».

— Наш Ильич, был пацан реальный!

Решительные меры всем понравились… Ну, почти всем:

— Был бы, действительно — «реальным», сначала бы перерезал — потом предупреждал.

После небольшого «междуусобчика» на национальную тему, коллега Губин смог продолжить:

— Казалось бы — живи и радуйся… Однако, дальше произошло малопонятное — по крайней мере для меня! Уже по плану ГОЭЛРО, для нефти предполагались наинизшие темпы прироста добычи, а приоритет отдавался углю, сланцам, торфу… И, ДРОВАМ!!!

Впрочем, Молотову было всё понятно:

— Гражданская война, интервенция и как следствие — «военный коммунизм», коллега! Посидев в полной блокаде без угля и нефти, перепуганные большевики решили подстраховаться на будущее местными видами топлива…

— Возможно это так, коллега! Первая пятилетка укрепила тенденцию: в её «оптимальном» варианте, весной 1929 года было… Извиняюсь, коллеги! …БУДЕТ(!!!) сказано: «Нефть, как топливо, игравшая такую крупную роль 15–20 лет назад, коренным образом должна сдать свои позиции и уже, во всяком случае, не может считаться одной из основных баз топливоснабжения страны»…

— В результате такой политики, с 1900 по 1937 год, производство нефти в стране увеличилась лишь в 2, 8 раза, а в остальном мире в 37 РАЗ!!! В то же время, добыча угля у нас выросла в десять с лишним раз, а в мире — всего в полтора раза… Мы опять оказались, коллеги, «уникальнее» всех!

Сталин, сделал многозначительный жест своей трубкой:

— Тогда понятен дефицит горючего до, во время и после войны, коллэга: «с 1900 по 1937 год» количество потребителей нефтепродуктов увеличилось тысячекратно, а добыча нефти всего «в 2, 8 раза»… Почэму, так произошло?

Губин пожал плечами:

— Причин много, коллега Сталин! Например, возвышению торфа — как одного из главных соперников нефти, способствовала сезонность его добычи: летом крестьянин пашет в поле, а освободившись, осенью-зимой добывает торф. Это оказалось очень удобным и, главное — «идеологически» верным, реализуя старый марксистский замысел о слиянии индустриального труда с аграрным.

— Второй причиной, как я уже говорил, это довлеющий умом наших учёных-теоретиков бзык «догоняющей экономики»…

Внимательно присмотревшись в кого в зале, профессор Губин насмешливо сказал:

— «Я не стукач, но доложить обязан»: кажется «фамилию, имя и отчество» этой «аварии» я могу назвать, коллеги!

И, сделав супер-эффектную паузу, как в театре:

— Профессор Рамзин [29] Константин Леонидович!

Приподнявшийся человек, слегка напоминающий дожившего до почтенных лет Есенина, изумлённо спросил:

— Кто? Я?!

— Да, ВЫ!!! Вы — ведущий энергетик Советского Союза! Это про Вас сказал сам Ленин: «Рамзин — лучший топливник в России. В лице Рамзина мы имеем самого выдающегося учёного по такой специальности, по которой у нас после Кирша людей нет»…

Речь Губина была похожей на обличительную речь прокурора революционного трибунала:

— …Именно Вы, не так давно опубликовали прогноз, в дальнейшем задавший вектор развития всей советской энергетики, а значит — экономики! Пересказываю дословно, память у меня отличная: «Основой снабжения энергией на протяжении ближайших 200 лет будет каменный уголь и второе по значению место занимает торф… Нефть, стоящая теперь в центре внимании большинства промышленных стран, представляет собой топливо лишь настоящего времени».

«Есенин», вытащив из кармана какой-то документ, вслух прочитал:

— До сих пор не верится! «Рамзин Константин Леонидович… Член Госплана СССР… Член ВСНХ СССР…» Действительно, это — я, коллеги! Вот же, мудак…

Конечно же, тут же нашёлся остряк-самоучка:

— Хорошо, что сам осознал — пролетарский суд это учтёт, коллега!

Положа руку на сердце, Рамзин попытался объясниться:

— В своё оправдание, могу сказать только, что «ни сном, ни духом»… В той жизни, коллеги, я был тоже — теплотехник не из последних, но… Я могу разработать и разрабатывал «в реале», любую энергичную установку — от паровозной или пароходной топки, до самой мощной тепловой электростанции… Но, если честно, мне по барабану что там будет сжигаться — нефть, уголь или сушёное коровье дерьмо! Топливо определяет заказчик.

Немного подумав, устремив взгляд вверх — как будто ища там ответа, профессор Губин сделал предположение:

— Ваш реципиент прославился прямоточным котлом — делом всей его жизни, могущем использовать любое местное топливо… Возможно он, воспользовавшись влиянием на кремлёвских вождей — просто «нагнул» экономику страны под своё детище…

— Кстати, не такое уж и, редкое явление в отечественной и мировой науке! — прокомментировал Берия.

Пошумев, как обычно, коллеги успокоились и докладчик смог продолжать:

— Наконец, друзья и коллеги — «лоббирование» донецкого угля никуда не делось! Все те же — исключительно льготные тарифы на перевозку угля из Донбасса… Только вместо французских банкиров, этим занялась мощная партийно-хозяйственная группа — которую кто-то из коллег, метко обозвал «украинской партийной мафией».

Не все коллеге Губину поверили и, он повысив голос — чтоб перебить гул, привёл доказательства:

— При Оржоникидзе, Косиоре, Серебряковском и Кирове (моё почтение, коллега!), в начале двадцатых годов — нефтедобыча росла ударными темпами! А, как только эти товарищи уехали на повышение в «центр», рост добычи тут же замедлился…

Устремив взор на Берию, Губин несколько встревоженно:

— А сейчас, когда судя по всему и, Лаврентию Павловичу — не суждено возвратиться в Закавказье… Ох, беду чую!

— Не Вы один, коллега! — ответил сам Лаврентий Павлович.

Сталин, поддержал докладчика, с некой лёгкой печалью, покачав головой:

— Умэние «выбить» средства и ресурсы, ВСЭГДА(!!!) было родимым пятном совэтской экономики… А, для этого нужен был «полытический ВЕС»!!!

— Да! Что было — то было, из песни слов не выкинешь, — согласился и Молотов.

— Что за «толстовщина с достоевщиной», коллеги? — фыркнул недоумённо Киров, — политическое «лоббирование» чьих-нибудь или каких-нибудь экономических интересов — повсеместное явление всегда и везде, а не присущее исключительно советскому периоду истории.

Маленков, глубокомысленно заметил:

— Ещё, думаю, приходилось считаться с мнением пролетариата Донбасса, коллеги! До начала, а то и до конца тридцатых, пролетариат — это очень мощная политическая сила.

Подождав, когда вожди выскажутся, Губин:

— С вашего позволения я закончу, коллеги, ответ на вопрос «кто виноват»…

— Конэчно!

— …Несмотря на умопомрачительные планы по добыче и переработки нефти, капитальные вложения в отрасль были крайне недостаточны. Для выполнения этих планов не хватало ни оборудования ни труб — для разведывательного или промышленного бурения. На вторую пятилетку планировали пробурить 11 тысяч километров скважин, а на деле получилось всего семь!

— …Не хватало — да, просто не имелось в наличии элементарных насосов и, после отбора «фонтанирующей» нефти, скважину просто забрасывали. Таким образом добывали 80 процентов всей нефти — а там где её всё же откачивали из скважин, применялся в основном конный или даже — человеческий «привод»!

Молотов, решил уточнить:

— Возможно, пятилетние планы были «несколько» завышены, коллега?