Ход кротом (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич. Страница 129

Моряк вздохнул:

— Так вот и пожалеешь, что социалисты у вас там липовые. Товарищ Император! Звучит, а?

Синьор Орос ди Бартини поглядел на моряка внимательно, что-то понял и махнул розовой бумажкой английского фунта. Сей же миг у столика возник официант.

Официант принял десятифунтовку, отсчитал сдачу марками: в Тарнобжеге ходили деньги ДойчеФольксРеспублик. А в вольном городе Фиуме, в безбашенной Республике, принимали любую валюту и меняли все на все. Великие державы ворчали — но ведь и им требовался контрабандный канал.

А мой канал связи дрожал от напряжения, и прогностический модуль трясло, чуть из корпуса не выскакивал.

Сделать в Японии социалистическую революцию, чтобы не убивать симпатичного тебе человека?

Ага, и сколько несимпатичных накроется! Они-то чем хуже? Тем, что про них Миядзаки мультика снять не успел?

Помнится, в первой серии, в прошлой жизни, влез я во все потому, что пожалел капитана Педро Джакино — чем кончилось?

К тому же, все на один корабль не погрузишь. Морда же и треснуть может!

И даже у суперлинкора Тумана.

Солнце, блин — и то каждый вечер садится!

Один, всего единственный парень, который еще то ли станет врагом, то ли нет.

На второй чаше весов гигантская работа по втягиванию Японии в социализм.

Простой выбор, верно?

Опять же — куда тебе Япония, придурок, хотя бы в Союзе разберись толком!

С другой стороны, прямо сейчас революцию в Японии все равно не устроить, а потому суетиться с решением тоже не надо. Можно пока не метаться безголовой курицей. Можно подумать, погонять варианты. А Дзиро Хорикоши пока что книжек надарить. Здесь, в Фиуме, у резидента должен быть запас агитационных материалов на английском. Ведь именно отсюда они расползаются путем контрабанды.

Так что пусть Хорикоши-сан почитает, скоротает путь-дорожку. Простыми словами суть марксизма, критика его, слабые места, социализм, коммунизм. Синьор ди Бартини в Москве останется, в Авиационной Академии. А японцу до Владивостока лететь и лететь на дирижаблях прославленной линии «Советский Союз», от Берлина, через Москву, Нижний, над Уралом и Сибирью.

Над седым Уралом и необъятной Сибирью — почти непрерывный поток пассажирских цеппелинов. Герр Хуго Эккенер с немецкой добросовестностью отработал русское золото. К тому же, на восьмом году советской власти, уже подросли и окрепли его московские выученики. Сейчас дирижабль приходит во Владивосток ежедневно, а в Анадырь через Вилюй и Магадан — каждую неделю. На пути выросли промежуточные базы, вышки, ангары, станции спасателей. Построены газовые заводы, собраны аварийные команды, содержатся в готовности резервные дирижабли. Да, на фронте цеппелин долго не проживет — но фронт питается народным хозяйством, а уже в нем цеппелину мало кто соперник.

Разумеется, поезд перевезет полтысячи тонн за раз, а серийный дирижабль всего лишь два процента, тонн десять. Поезд не зависит от ветра, не боится шквала и грозы. Поездом управлять намного проще, чем вальяжным донельзя небесным китом.

Только Россия вам не Европа, а Туркестан, к примеру, так даже и не Россия. Не то, что железных дорог, обычную попробуй еще найди в здешних раскаленных песках!

Вот и выходит, что рабочая лошадка освоителей новых территорий — именно «десятитонник». Большие сложнее управляются и дороже в заправке, меньшие не поднимут бетонный ящик, универсальный блок, с которого начинается сейчас любая стройка или даже серьезная геологическая экспедиция. К тому же, давно прошли те времена, когда для простенькой установки бетонного ящика требовался целый Корабельщик с его нечеловеческой скоростью расчетов. Грузовой дирижабль над целью сперва выстреливает пару якорей вдоль курса, и пару якорей поперек. Переползая парой лебедок по растянутым от якоря до якоря тросам, небесный кран устанавливает блок с точностью до сантиметра.

Десять цеппелинов «Юго-строя» за один рейс выкладывают кольцо из десятка бетонных коробок. Одиннадцатый высаживает в середину кольца людей на опускаемой платформе. Люди вынимают из бетонных ящиков дощатые навесы, тканевые тенты, буровые установки, чтобы дорыться до водоносного слоя. Запускают генератор, на растяжках крепят мачту радиостанции. День-два — и вот на старом русле древнего Узбоя стоит поселок неверных.

За месяц неровная цепочка городков потянулась от Керки на берегу мутной бешеной Аму-дарьи в сторону Мары, и вторая такая же цепочка, городки на расстоянии дневного караванного перехода, двадцать пять километров, потянулась от Мары к Тедженту.

Прямо в песках!

Старики собирались в пыльных чайханах Бухары и Ашхабада, качали головами. Кафиры пришли сюда с Белым Царем. Воины Белого Царя немало попортили крови эмирам Бухары-аль-Шериф, Благородной Бухары.

Потом на севере что-то случилось; и прямо с неба на Ташкент-город приземлился неверный; небо даже просвечивало сквозь череп его ясными голубыми глазами. Кафир-авиатор именем Шавров объявил, что власти Белого Царя больше нет, а есть власть Центрального Революционного Комитета. Шавров так вот запросто вылез из аэроплана, создал из ничего Реввоенсовет фронта, и затеял военную реформу, пытаясь поверстать местную вольницу в ровные полковые шеренги. Почти все удалось пришельцу с небес, и улетел он в Семиречье, где пытался повторить все то же самое. Но забрил в армию кого-то не того; соратники атамана возмутились, батьку своего отбили, а самого Шаврова прикончили. Ну да что и взять с киргизов! Аллах велик! Воистину, все творится по воле его. Жили под эмирами, поживем теперь под Центральным Комитетом…

Насколько старикам удалось понять, «Комитет» что-то наподобие дивана, то бишь, совета из уважаемых людей при правителе. Обычно в диване заседают хранитель казны «диван-беги», главный полководец «аталик», надзиратель за общественными работами «барамуш», и министр доходов «аксакал». Именно из уважения к мудрости и важности последнего, стариков на Востоке тоже называют аксакалами.

Но как может существовать совет и не существовать сам правитель?

Тут старики ничего не понимали, и Бухарскую Народную Социалистическую Республику не одобрили.

Правда, молодые их одобрения вовсе даже и не спрашивали, чему старики, видевшие при жизни множество завоеваний, предательств, перезавоеваний, не удивились нисколько.

Прав сильный!

Еще прилетевший кафир что-то говорил про разделение Туркестана по Республикам: собственно туркменской, узбекской, таджикской, киргизской. Старики только ухмылялись: это и вовсе глупость. Вот он, Туркестан, как создан Аллахом. На закате ограничен волнами Каспийского Моря, на восходе пределы его — Памир и Бадахшан, где и обитают киргизы, а за ними Ферганские оазисы, Великий Шелковый Путь в Китай, севернее Гималаев.

С юга — зубчатая стена Гиндукуша, за которой уже ференги, а там рукой подать и до горько-синих волн Оманского залива…

С севера же предела нет, и кочуют по степям безбожные язычники-казахи. Так что люди Туркестана делятся не на «узбеков» и «таджиков», а на оседлых — «сартов», и кочевых — всех прочих. И нет в пределах Туркестана особой разницы, хивинец ты или бухарец: таможня ханская, стража эмирская, чиновная братия Синцзяна обдирают всех одинаково. Всякому за провоз фунта первосортной анаши божеский налог — две копейки с полушкою, на здоровье! Хочешь — вези прямо так, хочешь — прикажи конфет «гуль-канд» навертеть, все правильно поймут. Ибо здесь через одного курят гашиш или опиум, и даже чиновники запросто могут обидеть путешественника придиркой, а наутро прислать мальчика с извинением: простите, сильно покурил вчера, не распознал уважаемого эфенди!

С мальчиками в здешних местах тоже не все так однозначно. Знаменитейший Якуб-бек, самую малость не построивший исламского королевства, в молодости был «бача» и до шестнадцати лет спал с мужчинами за деньги. После шестнадцати сделался уже никому не интересным перестарком, да и любовника его казнил хан Ташкентский; поневоле Якуб стал воином и завоевал всю округу. Что Белому Царю, что ференгам, исламское королевство на границах вовсе не улыбалось, так что посольства из Оренбурга и Кабула бегали к бывшему мальчику для удовольствий наперебой кланяться.