Ход кротом (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич. Страница 142

Но к республиканцам Франция относилась неровно. Например, генерал-адъютант Николай Обручев писал о своих впечатлениях: «Посещая часто Францию, я никогда не видел ее в таком положении, как ныне. Смятение в умах невероятное. Желали-желали республики: но стали в ее главе буржуа-адвокаты, и для большинства общества она сделалась противной, ненавистной». А сам военный министр Франсуа-Шарль дю Барайль писал: «По своей сути Республика — это отрицание армии, потому что свобода, равенство и братство означают отсутствие дисциплины, забвение подчинения и отрицание иерархических принципов».

Так что республиканцу ответил милитарист Ньель: «А вы готовы сделать Францию кладбищем!»

В точном соответствии с мрачным прогнозом, настали темные времена. Раздалась оглушительная оплеуха от Пруссии в тысяча восемьсот семидесятом, и коронация Вильгельма, первого этого имени, в Зеркальном зале Версаля, в завоеванном бошами Париже: нарочно, чтобы уязвить мусью посильнее.

Но великую страну одной проигранной войной не сломать. Воспряла французская армия, и к перелому эпох подошла в блеске, в духе времени. Знаменитый генерал Галифе, придумавший не только широкие штаны, служил именно тогда, и он же разгребал позор «дела Дрейфуса». В том деле один французский офицер с помощью подложного письма выставил второго французского офицера немецким шпионом, а прознавший про то третий офицер вызвал первого на дуэль, и всплыло и завертелось в газетах такое!

И этот удар судьбы перенесла Прекрасная Франция, и отважно вступила в Великую Войну, и вынесла основную тяжесть ее. Ведь Западный Фронт проходил, в основном, через французские поля и города. Восточный же Фронт русские предательски открыли перед самой победой. Словно бы не хотели участвовать в дележе кровавых плодов.

Сперва французы над сим хихикали: лапотные дурни сами себя наказали! Кайзер их пограбил, а возмещения они более не получат. А потом в том самом Зеркальном зале Версаля, черт бы его побрал, воробушек-анархист заявил: хрен вам вместо репараций с Германии. Прикажете подогреть или соломкой нарезать la furchette?

Французы переглянулись, но возмутиться и выбить свои репарации сил у них уже не оставалось. Осенью девятнадцатого года не нашлось в Европе ни силы, ни лозунга, способных вернуть людей в окопы.

К лету двадцать седьмого ситуация несколько переменилась. Лишившись Эльзаса и Лотарингии, страна поневоле обратила внимание на колонии, как индокитайские, так и африканские. Построили рудники в Конго и Аннаме, выпустили заем. Ловкие французские финансисты отрегулировали курс франка. Колонии обеспечили громадный рынок сбыта как для тяжелой техники: паровозов, горных комбайнов, автомобилей, станков — так и для всяких бытовых товаров. А еще колонии создали спрос на французские пароходы, самолеты, дирижабли (марку Zeppelin запатентовали дотошные боши). Промышленность уверенно неслась вверх. Да так, что Франция, единственная в Европе, испытывала нужду в рабочих руках. В Прекрасную Францию с нищих окраин — всяких там Румыний да Норвегий — потянулись переселенцы.

Впрочем, не только переселенцы.

Перед неприметным особняком на окраине Парижа, из тех многооконных белых двухэтажных, уставленных скульптурами, барельефами, что служат кому доходным домом, кому подпольным казино, кому борделем, кому всем этим сразу, собралось десятка два блестящих, длиннющих автомобилей лучших моделей известнейших заводов. Зевакам быстро разъяснили: съезд клуба мототуристов, сугубо по приглашениям. Экскьюзе муа, месье, вашего имени нет в списке. Проходите, не задерживайте!

Под красной черепичной крышей съехались несколько десятков мужчин из Испании, Америки, Португалии, Италии, Греции, Англии. Речь шла о войне, и потому не позвали ни славных умом и сообразительностью парижских куртизанок, ни сухопарых «emansipe» американок-репортеров, ни, тем паче, добропорядочных законных жен — тех самых, о которых монмартрский гуляка Хэмингуэй, молодой корреспондент заокеанской «Торонто стар» успел написать «ma regulier», но позабыл чемодан записок в подвале отеля «Риц», и превратил его в роман уже в хрущевские времена.

Война войной, а куртизанок собравшиеся отнюдь не исключали. Просто чуть попозже. Да и американские журналистки, при должном приготовлении… Худоваты, конечно, и на морду некоторые лошади, ей-ей, симпатичнее. Но вам же с ними не фотографироваться, право! И вообще, джентльмены не обсуждают чужие вкусы. Особенно в такой мелочи.

Джентльмены обсуждали танки. Просторный зал слуги расторопно увешали плакатами с рисунками и схемами «платформы», которую, по слухам, предложил сам Корабельщик. Затем слуги подали минеральные воды, сухое печенье — и удалились, а в зале месье, джентльмены, синьоры из Рима и сеньоры из Мадрида лихорадочно черкали кто в блокнотах, кто сразу на плакатах.

— … Двигателю сзади не надо делить ширину корпуса с механиком-водителем. Нам это сильно проще закомпоновать, ибо ширина эта не бесконечная, а нужно еще разместить главный фрикцион.

— … Водителю впереди тоже проще. Сажать его за мотором — это непросматриваемая зона. Для орудия сопровождения пехоты сие неприятно, но терпимо, для танка же смертельно.

— … Гусеничный движитель с задним расположением ведущих катков процентов на десять эффективнее, чем такой же с передним. В предельной машине, как танк, очень большая разница.

— … Подумаешь, Корабельщик! За восемь лет Корабельщик так и не явил миру ни лучей смерти, ни показанного в фильме гиперболоида. На поверку все то самое, что и у нас. Ну там, ресурс мотора чуть побольше. Но качество изготовления у большевиков до сих пор того-с. Опытные партии войну не выигрывают!

— … Настолько технически совершенную машину большевики не потянут, а значит что? Деза! Вот почему ее разрабатывают мальчики! Сенечка Гинзбург или Исаак Зальцман, едва вышедшие из детского возраста.

— Идише копф? А мы их не недооцениваем?

— Сдается мне, что за этих птенцов отдуваются их идише мамэ! Вы видели новые танкошлемы? Арабская чалма, только черная! И в форму вшиты подкладки, чтобы детки не побились о броню.

— … Вот вы смеетесь, а эти ваши умненькие «идише копф» лепят откровенно избыточное, переразмереное… Устройство. Шесть метров на три — да в Париже нарасхват квартиры-студии меньшей площади! И на всем этом единственная башня с единственной пушкой. Аналогичный по габаритам «Виккерс-медиум» несет в трех башнях орудие и два пулемета.

— … Промышленность Германии на вашей схеме условно не показана?

— Для оценки германской промышленности имеет слово герр Фольмер.

— Фольмер, который Генрих? Стрелковое оружие?

— Нет, Фольмер, который Йозеф. Германские танки А7, вот кто.

— Просим, господа, просим!

— Господа… Германская промышленность занята малопонятным заигрыванием с профсоюзами. Представляете, на заводах борются за чистоту. Играют Моцарта! Для рабочих, которые все равно не оценят музыки, а со смены пойдут в кабак и вульгарно напьются… Вот о чем дебатируют отцы отечества, вот чем загружены лучшие умы. О каких-либо технических прорывах там пока говорить рано. В лучшем случае копирование разработок из «Красных монастырей»…

— Эта игра русским еще не надоела?

— Нам бы так надоело! У них до сих пор половина новинок идет оттуда. Девять из десяти конструкторских бюро познакомились и образовались в спаянные рабочие группы именно в таких монастырях… Но я отвлекся. Германская промышленность работает, в основном, на das Zeppelin герра Эккенера, и также еще в один das Grosse Proekt, о котором я скажу позже и особо. За вычетом сего, русским по кооперации поставляют мелочевку. Всякие сложные узлы, моторы, редукторы. Но собственных конструкций автомашин… Я не слыхал. Упор на унификацию моторов и машин по всей Совдепии, поэтому берутся лицензии на русские модели.

— А люди?

— Перспективная молодежь учит русский, стремится в «коммунизм», где пробивается в «Красные монастыри» и усиливает русских же. Дранг нах остен! Там сейчас, как при царе Петре или Анне Иоановне: старательный немец может за пять лет сделаться из нищего студента повелителем громадного алюминиевого комбината, где-нибудь в сибирской тайге, превышающего площадью Ватикан или Люксембург. В настоящий момент количество действующих крупных предприятий русских всего несколько десятков. Но, если я назову вам количество строящихся — строящихся трудами той самой германской промышленности — вы мне просто не поверите!