Тень Основателя - Глушановский Алексей Алексеевич. Страница 40
Поспать не получилось. Стоило мне только смежить веки, как я почувствовал легкое подергивание за ногу.
— А?
Я открыл глаза. Похоже, решив, что действие ваббы закончилось, я сильно погорячился. Мой глюк… или нет: глючка? глюка?.. о, вот — галлюцинация (это ведь женский пол, верно?) не только никуда не исчезла, но и находилась в отличной форме. По крайней мере, за ногу она меня дернула, привлекая к себе внимание, вполне ощутимо.
— Чего тебе, Галлюцинация? — недовольным тоном спросил я у сирены. Сейчас, видя ее вблизи, можно было с уверенностью утверждать, что она едва-едва вышла из детского возраста, чем и объясняется отсутствие некоторых, весьма немаловажных, женских атрибутов.
— Я не Галлюцинация, я Аийшша! А как зовут тебя и почему ты не стал тонуть? — вежливость и деликатность явно не числились среди достоинств моей галлюцинации. Впрочем, логично. Это ведь моя галлюцинация.
— Можешь называть меня Сенномо. А почему я должен был тонуть?
— Когда я пою, все люди плывут ко мне, а потом тонут.
— Может быть, ты просто плохо пела? Ну или неправильно? — выдвинул я гипотезу.
— Все я правильно пела!!! — обиделась сирена.
— Если бы ты пела правильно, то я бы поплыл к тебе и утонул, — напомнил я ее собственные слова. — Попробуй еще раз, — заметив, что глаза девочки наполняются слезами, предложил я. Беседовать с собственным глюком — так и до сумасшествия дойти можно. А вот пела она и вправду красиво.
— Да? — она задумалась. — А если опять не подействует?
— Ну, если не подействует, тогда и будем думать, что не так с твоей песней. — Эта беседа стала меня забавлять.
— Хорошо, я попробую. — Усевшись рядом со мной, она вновь затянула свою песню.
— Эй, — прослушав несколько куплетов, я слегка дернул ее за хвост.
— Чего тебе? — Похоже, песня увлекла и ее саму. По крайней мере, на лице мелькнуло явное недовольство. — Не мешай, тут корабль неподалеку. Я его, кажется, зацепила!
— Я только хотел спросить: а куда мне плыть-то?
— Как — куда? Ко мне, конечно! Плыть и тонуть, разбившись о камни!
— Так ты и так уже здесь! Я плавать по суше не умею!
— Ага!!! Действует! А ты говорил, песня неправильная!
Тут она ненадолго отвлеклась и продолжила скороговоркой:
— Слушай, я попозже на камни отплыву и для тебя отдельно спою, а пока так послушай, ладно? — а то корабль сорваться может!
Кивнув, я молча откинулся на камни. Спереди она слишком молодо выглядит, а вот сзади зрелище вполне неплохое. Да и песня приятная… Прикрыв глаза, я начал погружаться в дрему. Все же замечательная колыбельная у этой сирены получается. Даже жалко, что, когда я проснусь, ее уже не будет. Сон был наиболее простым и эффективным способом прекратить воздействие ваббы дрожащей.
Проснулся от грохота и ликующего вопля сирены. Проспал я немало. Солнце уже коснулось горизонта, с моря дул теплый, но весьма сильный южный ветер, а высокие валы бились о камни.
Впрочем, бились не только волны. Боевая унирема неизвестной принадлежности предприняла отчаянную попытку взять на таран прибрежные скалы. К сожалению, древние камни оказались куда прочнее мореного дуба. Данное открытие вызвало такую волну нецензурной ругани с борта судна, что повисшие в воздухе выражения ненадолго перекрыли даже рев прибоя.
А затем из расколовшейся вдоль киля и быстро тонущей галеры прямо в бурное море начали выпрыгивать люди, отчаянно старающиеся выплыть к острову. Бурное море, вечерние сумерки и во множестве торчащие, словно острые зубы какого-то неведомого гиганта, скалы делали их шансы достигнуть земли весьма и весьма небольшими.
Я медленно огляделся вокруг и с силой ущипнул себя за руку, но ничего не изменилось. Закатное солнце, бурное море, тонущий корабль и поющая свою песню юная морская дева на камне прямо у линии прибоя.
— Значит, это не галлюцинации?
— А? Что?
Похоже, совершенно забывшая обо мне, увлекшаяся своим делом сирена ойкнула, прервала свое пение и поспешно обернулась.
— Это ты? А я уж испугалась. — Она улыбнулась, обнажая белые и нечеловечески острые зубы. Вот видишь? — Дева гордо приосанилась, слегка приподнявшись на хвосте, и махнула рукой в сторону гибнущего корабля и отчаянно выгребающих к земле людей. — Плывут и тонут, разбившись о камни. А ты говорил, песня неправильная! Сам ты неправильный, а песня какая надо!
— И чего ты испугалась?
Я напряженно улыбнулся, между тем старательно обдумывая происходящее. А оно, признаться, мне совсем не нравилось. До тех пор, пока я думал, что эта молодая хищница — мой глюк, поющий приятные песни, все было замечательно. Но сейчас, получив неоспоримые свидетельства реальности происходящего, я здорово занервничал. Не думаю, что моряки на корабле Гессара более устойчивы к песням сирены, чем экипаж разбившегося на моих глазах судна. И кто знает, не приспичит ли этой полувобле вновь начать свои песни, когда приплывет мой корабль. Пребывание же на этом острове в течение всей оставшейся жизни в мои планы никоим образом не входило. Может быть, лучше пресечь угрозу до того, как она станет бедой?
Стоило мне только подумать об этом, как сердце вновь кольнула тупая, ржавая игла, и я ощутил в правой ладони рукоять незримого меча. Один удар невидимого и неотразимого призрачного лезвия — и песен больше не будет… Никогда.
«Я же предупреждал, что тебе еще слишком рано призывать эту силу! — возник в голове знакомый шепот. — Но если призвал, действуй быстрее!»
В этот момент у меня в голове возникла мысль, и я разжал руку, отпуская призрачный меч в то небытие, из которого он возник. Мысль была простая: чем бы ни была обретенная мной сила — она влияла на меня, и влияла далеко не лучшим образом!
Разве еще пару недель тому назад, когда я был всего лишь Неженкой, травником на побегушках у банды Рвача, в моей голове возникла бы мысль решать возникшую проблему при помощи оружия, даже не попробовав иные пути? Нет сирены — нет проблемы? Это ведь не мой метод! Есть куда более эффективные и безопасные способы! Да и убивать девчонку, даже не попробовав договориться, пусть она на нижнюю половину и рыба, все же как-то неправильно.
— И вовсе я не испугалась. — Мои короткие сомнения, как и то обстоятельство, что буквально несколько ударов сердца назад ее жизнь висела на весьма тоненьком и непрочном волоске, остались не замечены сиреной. — Просто мама говорила, что нельзя позволять, чтобы до меня доплыл кто-то из людей, а то нехорошо может получиться. А ты так резко заговорил во время песни, что мне показалось, что я кого-то упустила.
— Мама? — Кажется, я вовремя сдержал свой порыв. Если она здесь не одна, а с родственниками, ее смерть ничего бы не решила. А вот неприятностей мне ее убийство могло принести немало. Сомневаюсь, что родители этой Аийшши так легко простили бы мне смерть своей рыбохвостой дочурки.
— Да, мама! И Айашша тоже. Это моя старшая сестренка. До нее как-то доплыл один моряк, несмотря на песню, и нехорошо получилось… Хвост у нее долго болел… — Словно демонстрируя, сирена прикоснулась к самому основанию своего хвоста.
— А меня почему не боишься? — Я решительно прогнал из головы мысли о том, что же именно понимает сирена под выражением «нехорошо получилось».
— Так ты же не человек, — простодушно улыбнулась Аийшша, — чего тебя бояться?
— Почему это я не человек? — Это заявление меня всерьез разозлило.
— Но ведь ты не попал под песню! Не стал плыть и разбиваться о камни. А значит, и хватать меня, подобравшись близко, не будешь… Ой!
Громко ойкнув, похоже, от пришедшей в ее голову мысли, сирена повернулась в сторону моря. Проследив за ее взглядом, я едва удержался — нет, не от ойканья, а от выражений куда покрепче.
Увлекшись беседой, мы совсем забыли про моряков разбившегося судна. А те, лишившись странного воздействия, оказываемого на них песней сирены, вовсе не собирались «плыть и тонуть, разбившись о камни». Точнее, часть «плыть» была выполнена большинством экипажа просто замечательно. А вот выполнение второй части — «тонуть, разбившись о камни» — явно пострадало. В данный момент, преодолевая бурные волны, выходили на берег моряки разбившегося судна, и выражение их лиц никак нельзя было назвать добрым и всепрощающим. Было очень похоже, что эти люди отлично осознают, кто виновен в их бедах, и намерены расквитаться с этим виновником самым решительным и болезненным способом.