Выигрыш (СИ) - Каблукова Екатерина. Страница 36
— Тише, — гордо шепчет мужчина. Снова шорох сена, затем еще стон, на этот раз протяжный. Тишина, прерываемая лишь сбивчивым дыханием.
Затем шорох расправляемой одежды. Звук поцелуя. Звонкий смех и скрип лестницы. Затем тишина.
Феба почти бесшумно встала, отняла ладони от пылающих щек. До чего она докатилась: подглядывает за любовными играми прислуги! Нет, ей явно надо покинуть этот дом.
Полная решимости объясниться с лордом-чародеем, она подошла к окну, через которое залезла и ахнула: уходя, Боб и Бекки убрали за собой лестницу. Теперь та лежала на траве, рядом с клумбой. Феба прекрасно видела ее, но легче от этого не становилось. Первой мыслью девушки было позвать на помощь, но, вспомнив, чем занимались здесь слуги, она поняла, что о ней подумают так же, к тому же ей не хотелось объяснять хозяину дома мотивы, которые заставили ее провести ночь на сеновале. Она так и видела его иронично поблескивающее серые глаза, когда граф Саффолд будет выслушивать малоправдоподобные объяснения. Оставалось только ждать — в надежде, что кто-нибудь пожелает забраться на сеновал еще раз.
Феба прошлась по чердаку. Сено зашуршало, затем появилось нечто серое. Девушка зажала себе рот руками, чтобы не завизжать и не выдать себя.
Серая кошка появилась из-под крыши, бросила уничижающий взгляд на незваную гостью и юркнула куда-то вглубь, откуда сразу же послышался писк, сменившийся причмокиванием, — наверняка там были котята. Вздохнув, Феба вновь опустилась на сено. За эту бессонную ночь она очень устала. Ей хотелось закрыть глаза и забыться хоть на минуту. Разумеется, ее исчезновение обнаружат, но она всегда сможет сказать, что отправилась на прогулку, услышала писк, и потом кто-то убрал лестницу. Граф будет в ярости, но все равно ей уже ничего не исправить. Феба постелила плащ, легла на него и, наконец, заснула.
Губы, какие у нее сладкие губы… она лежит, обнаженная, под ним, всем телом прижимаясь к его. Мягкое, нежное, податливое тело… уже не сдерживаясь, он врезается в нее со всей страстью, на которую способен, и она, выгибаясь, стонет… еще, еще…
— Милорд, — прошептал мужской голос, тряся его за плечо. От изумления Грегори моментально открыл глаза и увидел, что верный Джексон нависает над ним.
— А… где?.. — произнес он хриплым голосом, с секунду он соображал, что случилось, затем поморщился: приснится же такое. Похоже, он вконец стал одержим этой голубоглазой колдуньей. Убедившись, что ничто в его теле не выдает его сны, Саффолд попытался встать, но тут же со стоном вновь рухнул на подушки, борясь с тошнотой.
Похоже, они с Майлзом вчера здорово перебрали. От полумрака, в который была погружена спальня, глаза болели, а в голове шумело. Он с трудом припомнил, как, цепляясь друг за друга и хором проклиная все юбки мира, они добрели до двери… Кстати, а где Майлз? Сделав над собой усилие, он приподнялся на локте (руки дрожали, к горлу то и дело накатывала тошнота) и осмотрел спальню, но друга там не было.
— Если вы ищите милорда О’Хара, так он спит на диванчике Министра, милорд, — чопорно уведомил Джексон, — должен заметить, что в отместку за это пес, вынужденный искать себе ночью пристанище, сгрыз его сапог.
Граф мотнул головой и откинулся на подушку: перед глазами все вновь поплыло. Джексон тут же подал ему кружку с настоем из трав, щедро приправленным коньяком. Грегори неторопливо начал пить, чувствуя, как с каждым глотком сердцебиение выравнивается, а разум проясняется. Он хмуро взглянул на камердинера:
— Кстати, зачем ты меня разбудил?
— Мисс Феба пропала, — Джексон сказал это столь спокойно, будто докладывал о пропавшей визитной карточке.
— Что? — Грегори подпрыгнул на кровати, перед глазами тут же завертелись искры. Да, напились они знатно…
— Её служанка говорит, что миледи не ночевала в своей комнате. Вещи в её сундуке находятся в беспорядке, будто их кто-то просто побросал, совершенно не заботясь о сохранности гардероба, — всем своим видом камердинер выражал неодобрение столь неподобающему отношению к дорогим платьям. Лорд-чародей сухо кивнул, беря из его рук вышитый золотым шелком халат, подарок падишаха Хазрема уважаемому чародею, который, к гордости Джексона, был сложен по всем правилам, чтобы не помять столь ценную вещь.
Небрежно подпоясавшись, Грегори зачерпнул воды из кувшина, плеснул на лицо и вышел из своих покоев. Первое, что он увидел, — свернувшегося калачиком на диванчике и зычно храпящего Майлза. Рядом на полу лежал Министр, задумчиво посматривая на целый сапог, оставшийся на ноге секретаря Его величества. Иногда, при особенно громких руладах, выводимых О’Хара, пес наклонял голову и возмущенно пожевывал что-то, зажатое между лапами, судя по всему, остатки второго сапога.
При виде хозяина Министр презрительно фыркнул и отвернулся, словно осуждая того за чрезмерную выпивку. Грегори хмыкнул: вот только от собственного пса ему не хватало нравоучений, и направился в сторону спальни Фебы. Пол под ногами предательски пошатывался, пару раз графу пришлось хвататься за стену и задерживать дыхание, пережидая тошноту, еще два раза он не вписался в поворот и больно ударился боком. Наконец он добрел и, как он полагал, весьма энергично вошел в комнату, где стояла растерянная девчонка в униформе горничной.
— Милорд! — звонко закричала она (Грегори поморщился), делая неуклюжий реверанс.
— Где Феба? — голос все еще был хриплый. В сочетании с покрасневшими глазами и небритым лицом это произвело нужный эффект: девочка разразилась громкими всхлипами, из которых стало понятно, что она ничего не знает.
— Уведи ее и позови сюда как там его… Курта, — приказал дворецкому, почтительно застывшему за его спиной, — отправь людей, пусть посмотрят в парке, возможно, она просто вышла на прогулку.
Тот поклонился и с достоинством вывел девчонку прочь. Из коридора раздался его голос: наверняка что-то выговаривал за излишнюю плаксивость и несдержанность.
Грегори остался один. Он прошел к кровати, присел на нее и задумчивым взглядом обвел комнату. Воспоминания о Фебе, стоявшей здесь лишь в ночной рубашке и пеньюаре, заставили его сердце вновь забиться чаще, он закрыл глаза, стараясь успокоится, но сразу же вспомнил свой сон и получилось лишь хуже. За дверью раздались неровные шаги, судя по напряженному виду, с которым Курт вошел в комнату, Грегори понял, что он не знает, куда подевалась его хозяйка.
— Где она? — прорычал вояка, — что вы с ней сделали?
— Я не знаю, — граф привычно потер затылок, — Она не ночевала в комнате. За ограду она не могла выйти. Мои люди прочесывают парк.
Курт хмуро кивнул, его пристальный взгляд задержался на лице лорда-чародея, и он понимающе хмыкнул:
— Я смотрю, вам вчера досталось…
— Да, бой был тяжелым, но мы победили, хотя и понесли немалые потери, храпящие теперь на собачьем диване, — отозвался Саффолд. Он не любил фамильярничать со слугами, но ему казалось, что этот тон будет верным. Он угадал: Курт скупо улыбнулся, хотя тревога вновь отразилась в его глазах. Грегори встал и подошел к окну, рассматривая, как лакеи степенно шагают по дорожкам. Пара крепких ругательств за его спиной заставили его вздрогнуть и повернуться. Курт стоял у открытого сундука, его глаза пылали яростью.
— Успокойся, — холодно посоветовал ему Саффолд, пропустив мимо ушей красочные, явно армейские, высказывания о своем зачатии и происхождении на свет, — и скажи, что вдруг такое произошло, что ты вновь готов накинуться на меня с кулаками?
— Деньги… — Курт мрачно посмотрел на этого высокомерного аристократа, — Феба взяла деньги, припрятанные на черный день. Она действительно сбежала.
Грегори присел на спинку кушетки и устало провел рукой по лбу, смахивая выступившую испарину. Больше всего на свете ему хотелось лежать в кровати, попивая холодный эль, а не гадать, куда подевалась девушка, и так занимавшая все его мысли.
— За ограду она не могла выйти, — сказал он, размышляя вслух, — значит, она где-то здесь.