Телохранитель (СИ) - Колдунов Аполлинарий Христофорович. Страница 11

Раскрыв рано утром газеты, Семенов остолбенел: на первой полосе сообщение Петроградского бюро ЦК ПСР: ни одна из организаций партии к убийству комиссара по делам печати Володарского никакого отношения не имеет. Ярость захлестнула Семенова. Трусы! Негодяи! Бедный Никита, если его поймают… Осудят, как уголовника, а он выполнял решение ЦК, повиновался партийной дисциплине. Эх, Сергеев, Сергеев, как мечтал прославиться! Какие подлецы! Теперь парня надо спасать.

Коноплева лежала в постели. Вставать было лень. Семенов прибежал в ярости. Едва поздоровавшись, он протянул ей газету, мятую, порванную:

— Читала?! Экое паскудство! Эти чинуши открещиваются от нас!

Лида посмотрела газету и бегло пробежалась глазами по статье.

— Не горячись, Гриша. У ЦК свои планы. Мы о них, возможно, не знаем.

Семенов нервно ходил по комнате. В таком состоянии Лида его еще не видела. Она встала, подошла к нему, прижалась лицом к груди. Он обнял ее, кажется начал успокаиваться.

— Гриша, может надо сходить к Рабиновичу.

— Я уже виделся с ним! О чем еще говорить? Впрочем, я ему выкажу свое отношение к их писанине! Дать в газетах опровержение! Да еще от имени Петроградского бюро ПСР! Ну, разве это не подлость? Кто их уполномочивал?

Лида не стала еще слушать дальше. Она прильнула к нему в длинном поцелуе…

Питер бурлил, люди выхватывали у мальчишек-разносчиков газеты, толпились у витрин, возбужденно переговаривались. Семенов прислушался:

— Подкараулили, сволочи! Наверняка эсеры.

— Они! Кто же еще?

— Переловить да перестрелять как бешеных собак!

— Храм Божий не постеснялись осквернить. Кровопролитие у часовни устроили.

Глас народа — глас божий. Семенов усмехнулся. Но почему все так уверены, что это мы. Почерк… Да и вожди наши — идиоты, поспешили публично отречься. На воре шапка горит…

Рабинович прогуливался в сквере у памятника Екатерине Великой. Поздоровался холодно.

— Вам необходимо исчезнуть. Немедленно. Уезжайте в Москву.

— Что за спешка? Не вижу смысла… Нам ничто не угрожает.

— Позвольте об этом судить нам. — Рабинович начал заметно волноваться. — И давайте обойдемся без дискуссий. Вас Гоц предупреждал, что нужно подождать, не послушались, впредь придется вас за ручку водить.

— Обойдемся без поводырей, — огрызнулся Семенов. — А в Москву, пожалуй, отправим одного Сергеева.

— Вы стараетесь спасти одного боевика. А мы — любой ценой сохранить боевой отряд! Дискутировать не советую: это решение ЦК. Не подчинившись, вы поставите под удар нашу партию. Ясно?

— Яснее не бывает. А что я скажу боевикам? Что скажу Сергееву?

— Не мне вас учить, Григорий Иванович.

— Мы же погубим боевой отряд. Люди разбегутся. Кому захочется жить уголовником.

Рабинович не ожидал, что разговор перейдет в такую плоскость. В самом деле: боевики идут на самопожертвование, а партия от них открещивается. Но стоило ему вспомнить про разговор с Гоцем, как все колебания улетучились.

— В данный момент, — твердо сказал Борис Николаевич, — партия не может взять на себя ответственность за террористический акт против Володарского. Со временем — это возможно. Сергеев должен понять и набраться мужества. Ждать.

— Выходит, — тихо, как бы про себя, заметил Семенов, — каждый на этом свете не только судья, но и подсудимый.

— Выходит так. Понять надо — судьба партии на сломе, а вы о судьбе Сергеева заботитесь.

После встречи с Рабиновичем Семенов разбитым и подавленным вернулся на явочную квартиру, где скрывался Сергеев. Идеал вступил в противоречие практикой террора. Вернее — с жизнью. В разговоре с Сергеевым ему придется переступить через свою сволочную порядочность. Террор и мораль не стыкуются. Не вписываются в большевистскую революцию.

— Что же это, Григорий Иванович, что же это? — встретил Семенова растерянный Сергеев. — Отказались от меня наши вожди, сами благословляли. А теперь, хвост им в бок, я не я и лошадь не моя?

Бледный Сергеев трясся как голый на морозе — уничтоженный, раздавленный. Его можно было понять — человек мечтал о подвиге. Хотел прославить свое имя в веках, войти в историю и вдруг такой афронт! Глядя на едва не плакавшего Сергеева, Семенов сжал кулаки: до чего довели парня!

— Крепись, Никита, что поделаешь, коли перестраховщики сидят в ЦК? Настроение у них паническое, о своей шкуре пекутся.

— А я?! Что со мной будет?!

— Поедешь в Москву. Отряд выезжает завтра.

— Но я же теперь простой убийца. Уголовник! Можете вы это понять, Григорий Иванович?! Обманули! Поманили, посулили, а сами в сторону!

— Успокойся! — прикрикнул Семенов. — Возьми себя в руки, не будь бабой. В Москве начнем большое дело, и тебе найдется работа, поважнее, чем питерская… Сейчас не признали, потом признают. Я веру в это, Никита.

Сергеев по-мальчишески шмыгнул носом, на котором сразу проступили все веснушки, вытер глаза — в них засветилась надежда…

Хоронили Володарского на Марсовом поле, рядом с могилой жертв Февральской революции — рабочих и солдат. Шпалерами стояли революционные полки, матросские отряды, красногвардейцы. Венки и цветы одновременно легли на могилу — последнее подношение друзей и товарищей. На траурном митинге требовали возмездия убийцам — эсерам. Никто почему-то не сомневался, что гибель Володарского — дело их рук.

Такого же мнения был и Сергей, который стоял на траурном митинге рядом с Урицким.

— Что предполагаете делать дальше? — спросил его Урицкий.

— По моим данным, весь боевой отряд, вместе с убийцей, выехал из Петрограда. Так что вечером, я отправляюсь назад в Москву.

— Они уехали в Москву? — спросил Урицкий.

— Этого я пока не знаю, мой источник не настолько информирован…

26 июня 1918 года

из записки Ленина Зиновьеву

«Тов. Зиновьев! Только сегодня мы «услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не лично Вы, а питерские чекисты) удержали! Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это не-воз-мож-но!

Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает.

Привет! Ленин».

P.s. — Также Лашевичу и другим членам ЦК.

Ленин внимательно выслушала доклад Сергея о проделанной им работе в Питере.

— Так вы, Сергей, не сомневаетесь, что это убийство — дело рук правых эсеров? — задал вопрос Ленин.

— Да, Владимир Ильич, — твердо ответил Сергей. — Проведенной оперативно-агентурной работой твердо установлено — к убийству товарища Володарского причастны члены боевого отряда ЦК ПСР.

Ленин пожевал губами, как будто собирался что-то сказать, но вместе этого снял трубку телефона и позвонил Дзержинскому и попросил оказать Сергею всемирное содействие.

— Действуйте совместно с ЧК. А еще обратите внимание, нет ли среди нас провокаторов…

Второй раз Ленин говорил о том, что среди высших руководителей может оказаться предатель. Что это значит? Он подозревает кого-то конкретно? У Ленина об этом Сергей спросить не решился и подумал, что об этом стоит поговорить с чекистами.

Семенов уезжал в Москву один. Лида оставалась в Питере. Григорий и Лида стояли на вокзале, в сторонке, и совершенно не привлекали внимания. Мало ли молодых людей прощаются на вокзале.

— Лида, дело не в том доверяет нам ЦК или не доверяет, — говорил Семенов. — От Рабиновича я узнал, что в целом, они поддерживают идею террора и намечена новая цель.

— Урицкий? — скорее утвердительно сказала, чем спросила Лида.

— Да, — коротко ответил Семенов. — У меня просьба — проследи за ним и выясни все что возможно. Где живет, где бывает…