Телохранитель (СИ) - Колдунов Аполлинарий Христофорович. Страница 2

Когда Петр Ефимов, бывший прапорщик, политкаторжанин, сидевший в Александровском централе вместе с Гоцем, познакомился с Коноплевой, он сразу вызвался научить ее стрелять. Ученицей она оказалась способной и вскоре превзошла учителя.

Позже Ефимов рассказывал об этом Гоцу.

— Подумайте, Абрам Рафаилович, ангел, а бьет в мишень с дьявольской точностью. Пулю в пулю всаживает.

— Ты, Петя, Лидию Васильевну недооцениваешь. Впрочем, не ты один. У твоего ангела хороший послужной список. Она руководила солдатским университетом, работала среди моряков на «Андрее Первозванном». Предельно логична, собрана, непреклонна. Она не промахнется ни в буквальном, ни в переносном смысле. Одна стоит десятка сильных и смелых мужчин. Вот таков твой ангелочек, Петюша…

Гоц впоследствии по секрету передал Коноплевой этот разговор. Тогда ему показалось, что Лидия Васильевна осталась недовольна. Абрам Рафаилович не ошибся. С некоторых пор Коноплева стала щепетильной, точнее — после знакомства и дружбы с Борисом Николаевичем Рабиновичем. Поначалу она относилась к нему, как и к прочим товарищам по организации, но постепенно он стал занимать ее воображение все больше и больше.

Гоц Абрам Рафаилович — 54 года, занимал видное место в партии эсеров, руководил военным отделом ЦК партии эсеров. Считался непререкаемым авторитетом в организации массового и индивидуального террора. Тщеславный, склонный к драматическим жестам, не останавливался перед крайностями.

Особоуполномоченный ЦК Рабинович начинал свою работу в Петрограде с большой неохотой. В столичном городе, не то, что в провинциальной Пензе, откуда он приехал, по вызову своего шурина Гоца. На каждом шагу — яма. У каждой стены — лестница. Каждый встречный — загадка. Ошибаться нельзя. Цена ошибки — голова. И потому Борис Николаевич старался быть предельно внимательным и осторожным в знакомствах и встречах, даже с членами партии. Исключение составляли два человека — Гоц и Коноплева. С Абрамом вместе учились, вместе росли. Не один пуд соли съели. Все рассчитано на много ходов вперед. Как в шахматах. С Лидой — совсем другое дело. Над разумом витали личные симпатии. В ее обществе — не закиснешь. Порывиста. До предела обнажена в мыслях народовольническая душа, восторженная и романтическая. Народовластию предана фанатична. В Пензе он таких не встречал. И к нему привязалась. Кажется, искренне. Явно выделяет его среди других. Приглашает запросто на квартиру. Музицирует. Поет. И не плохо. Без фальши. Талант. Ей бы в актрисы податься, а она — в террористы. И в организаторских способностях не откажешь. За что ни возьмется — доводит до конца. Побольше бы ей удачи, как всей партии эсеров.

С тех пор, как вернулся из эмиграции Ленин — сплошные катаклизмы. Провал за провалом. Катится партия вниз, со ступеньки на ступеньку. ЦК лихорадит. Один Сунгин чего стоит. Такую промашку дал Веденяпин. Помог Сунгину войти в «круг избранных», а тот категорически выступил против применения террора в борьбе с большевиками. Поднял в ЦК бунт. Пришлось вступить в борьбу Чернову. Да, после известной всему подполью Владиславы Воронцовой, которую называли не иначе как Крысоловом, и которая также решительно выступала против террора, трудно найти еще такого члена партии, открыто выступившего против ее курса. Хорошо, что Чернов успел принять соответствующие меры. Уступить Сунгину — значило создать прецедент для других. А таких в партии появляется все больше и больше. Некоторые расхрабрились до того, что предлагают сотрудничать с Советами против русской и иностранной реакции.

Коноплева ждала прихода Рабиновича с особым нетерпением. Наконец-то она решилась на индивидуальный террор против Ленина. Долго колебалась. Думала. И вот перешла рубикон. Расскажет обо всем Борису Николаевичу, а тот передаст Гоцу. Соратник Азефа знал толк в терроре. Принимал участие не в одном покушении. Прошел савинковскую школу. Пожимал дружески руки Каляеву и Созонову. Собственно, она не очень обременит заботами Абрама Рафаиловича. Нужны один-два помощника и оружие. Какое — она знает, и уже заказала его в Германии. Это будет нечто. Такого в истории русского террора еще не было.

Она прекрасно знает — Ленин выезжает из Смольного без охраны. Но редко садится в машину один. Всегда кого-нибудь и куда-нибудь подвозит. Приглашает с собой на митинги иностранных товарищей. И на заводах и в казармах — в окружении рабочих и солдат. Ни гранату, ни бомбу бросать нельзя. Применять можно только револьвер или браунинг… Только… Или не только… Да, у нее есть прекрасная мысль…

Сергей не знал, что в решении назначить его начальником особого отдела по борьбе с террором самую главную роль сыграл никто иной, как Ленин. Да, рекомендации Бокию дала Влада. Но…

Это произошло в январе 1918 года. Сергей находился в охране Совнаркома. К нему подошел молодой человек в студенческой форме.

— Извините, — обратился студент к Сергею, — вы не могли бы проводить меня к Ленину. Видите ли, я уже был у товарища Ленина с письмом от товарища Артем, и Владимир Ильич назначил мне встречу в семь вечера.

Сергей не знал, что и ответить. Четкой охраны правительственных учреждений налажено не было. Это очень удивляло его. Ведь получалось, что к Ленину и его соратникам мог пройти кто угодно, и последствия могли быть ужасными. Помнится, он еще поговорил об этом с Владой, и та, улыбаясь, сказала, что вот ему и поручать обеспечивать такую охрану. Не прошло и трех месяцев, а так и случилось.

Но тогда, в морозном январе 18-го Сергей еще просто охранял здание СНК и не мог представить себе всех последствий разговора с Владой…

Сергей еще раз внимательнее посмотрел на студента. Говорил тот быстро и путано. Глаза отводил в сторону. Производил он не самое лучшее впечатление. Но Сергей все же счел необходимым доложить о посетителе. Он позвонил Марии Николаевне Скрыпник, секретарю Ленина.

Та сказала, что спросит у Ленина.

Ленин в ответ на ее вопрос о неизвестном студенте лишь пожал плечами, и сказала:

— Я его не просил приходить… Действительно, он привез письмо от Артема.

Скрыпник собралась выходит, но Владимир Ильич остановил ее:

— Студент голодный. Устройте его на работу. Дайте пособие — рублей двадцать пять. Рекомендуйте в Наркомпрод.

Мария Николаевна перезвонила Сергею, объяснила ситуацию. Сергею все это очень не нравилось, студент внушал у него неясные подозрения.

Вскоре появилась Скрыпник. Судя по ее виду, молодой человек также не вызвал у нее симпатий. Она вручила ему рекомендательную записку и деньги.

От денег студент решительно отказался. Записку он взял. Но даже не развернул.

— Я пришел не затем, — голос его постепенно повышался и уже был готов сорваться на крик. Сергей и Скрыпник настороженно переглянулись. — Я плохо рассмотрел Ленина. Пропустите меня к нему.

Сергей сделал движение рукой, как будто хотел достать оружие.

— Уважаемый товарищ, — обратился он к студенту, — здесь не музей, товарищ Ленин занят и, по-моему, сделал для вас не мало.

Увидев движение Сергея, студент мгновенно сунул руку за пазуху пальто и выхватил револьвер. Но Сергей уже был готов к такому повороту событий и среагировал не менее проворно. С размаху он ударил студента по голове рукояткой своего пистолета. Тот упал на пол и потерял сознание. Мария Николаевна растерялась от увиденного, но быстро взяла себя в руки и позвала на помощь наряд латышских стрелков, выставленных в караул у входа в здание.

Через некоторое время, уже, после того как молодого человека препроводили в ЧК, Сергей и Скрыпкин сидели в кабинете у Ленина и подробно рассказывали ему о случившемся.

— На меня студент произвел тоже странное впечатление, — сказал Ленин, выслушав их рассказ. — Когда я говорил с ним, он вдруг встал, побледнел и зашатался. Я подумал, что он голоден, и предложил ему пособие и работу. Он дико на меня посмотрел и вышел. Мне и в голову не могло прийти, что тут что-то неладное… По-видимому, он в первый раз не решился в меня стрелять и пришел вторично…