BioShock: Восторг (ЛП) - Ширли Джон. Страница 35

Мужчина попытался с размаха ударить Салливана кулаком, но тот дернулся назад, так что удар не причинил вреда, но вывел его из равновесия. Шеф попробовал выстрелить, но револьвер, побывавший в воде, дал осечку. Салливан шатнулся, стараясь остаться на своих двоих. Человек усмехнулся, обнажив кривые зубы, и шагнул к нему, раскинув большие руки.

Вспышка с пристани – выстрел – и мощный противник Салливана крякнул, стиснул зубы, сделал еще один шаг и повалился лицом вниз. Пару секунд он бился, борясь за жизнь, но все же обмяк и остался лежать в воде ничком.

Салливан постарался не упасть и посмотрел вверх. С рампы на пристани ему холодно улыбался Карлоский, пряча дымящийся пистолет. В воздухе пахло пороховым дымом.

– Хороший выстрел, – сказал Салливан, наблюдая, как кровь вытекала из левой стороны головы незнакомца, – если, конечно, предположить, что ты целился не в меня!

– Если бы я стрелять в вас, – произнес Карлоский с сильным русским акцентом, – вы бы уже умереть.

Салливан сунул свой собственный пистолет в карман, схватил мертвеца за воротник и потащил его к нижней рампе, сражаясь с отяжелевшей в воде одеждой. Затащив бандита на деревянный настил, он склонился над телом – тут же проснулась боль в левом плече – и перевернул его на спину. Здесь было достаточно светло, чтобы рассмотреть лицо. И все-таки шеф не мог узнать его. Или мог? Салливан протянул руку и откинул мокрые волосы с лица покойника. Ему определенно приходилось видеть фото этого человека в административных записях Восторга. Подсобный рабочий.

– Пытался добраться до моего мозга разводным ключом, – сказал Салливан, когда Иван Карлоский подошел к нему.

– Я слышал вы стрелять, – отозвался русский, – и промазать.

– Не было времени целиться. Видел еще кого-нибудь на той стороне причала?

– Да! Убегающего прочь! Не смог рассмотрел кто!

– А я видел личное дело вот этого. Только не помню имени.

– Микаэль Ласко. Украинец! Все сукины дети украинцы! Ласко, он работать в обслуживании, делать иногда что-нибудь для Питча Уилкинса. Я слышал в баре, что он может знать о контрабанде, так что я следовать за ним этим утром. Ублюдок оторваться от меня в этом лабиринте в доках. Много тайных ходов там …

– Похоже, что этот украинский сукин сын хотел уделать меня… – Салливан, дрожавший от холода в насквозь промокшей одежде, сунул руки в карманы пальто мертвеца, из одного достав конверт забитый долларами Восторга, а из другого – маленькую записную книжку. Он открыл ее. Там оказался список, расплывшийся по мокрому листу. Шеф зачитал вслух:

– Библия – 7 продано, кокаина – 2 г. продано, ликера – 6 по одной пятой галлона, писем отправлено 3 на 70 ДВ каждое.

– Похоже, что он контрабанда, – отметил Карлоский.

Салливан покачал головой:

– Похоже, что Фонтейн или Уилкинс не очень меня уважают. Будто я должен бы был поверить, что этот парень стоял за всем. Он бы не стал таскать с собой записную книжку со списком, в котором фигурирует кокаин и Библия. Сомневаюсь, что он вообще знал, как правильно пишутся эти слова. А конверт с деньгами – всего лишь плата этому болвану за попытку убрать меня. Но их бы устроила и его гибель. Сделали все, чтобы он был похож на контрабандиста, чтобы отвел от них подозрения…

Он кинул конверт Карлоскому:

– Можешь взять, за мое спасение. Идем, я пришлю кого-нибудь сюда, чтобы забрали этого козла отпущения, – они поднялись вверх по рампе, оказавшись под более яркими лампами. – Дерьмо. Ненавижу ходить с соленой водой в штанах. У меня яйца сжимаются, проклятье… Давай выпьем. Я куплю тебе водки.

– Водка хорошо избавляет от запаха тухлой рыбы! А запах мертвого украинца гораздо хуже!

Восторг, закрытая лаборатория

1953

– Абсурд, Тененбаум! – усмехнулся доктор Сушонг, шагая перед Бриджит Тененбаум и Фрэнком Фонтейном.

– Это открытие очень великое, – возразила ученая уверенно. Казалось, внутри у нее кипело сдерживаемое волнение. – Мистер Фонтейн, вы увидите!

Сделка Фонтейна с доктором Сушонгом и Бриджит Тененбаум до сих пор не окупилась. «Но может быть теперь, – раздумывал он, следуя за женщиной и Сушонгом по лаборатории, – на игральных костях могут выпасть счастливые семерки». Волнение Тененбаум, которое она никогда не показывала, намекало, что ей удалось найти нечто потрясающее.

Тененбаум провела их в одно из самых секретных внутренних помещений лабораторного комплекса. Там, на медицинском столе-каталке, под действием снотворного лежал человек в больничном халате. Тененбаум осматривала его аналитически холодным взглядом:

– Немцы. Только и могут говорить о голубых глазах и форме лба. Мне куда интереснее узнать, почему один рождается сильным, другой слабым, этот глупым, а тот умным. Столько убийств, думаете, немцы были заинтересованы в чем-то полезном? Но сегодня, мне кажется, мы нашли что-то очень полезное…

Спящий был привязан к столу кожаными ремнями. Внешность у него была невзрачная: средний рост, волосы каштановые, кожа пятнистая. Фонтейну приходилось видеть этого человека в «Дерущемся МакДонаге» за игрой в покер, его звали Вилли Бруменом. Рядом с ним стоял белый металлический стол, на котором покоился огромный шприц с красной жидкостью. Тут же стоял аквариум на пять галлонов, в котором пузырилась морская вода; на его песчаном дне пульсировало одно из отвратительных слизнеподобных чудес Тененбаум. Оно было почти восемь дюймов в длину, с примитивной броней на боках. Через все зернистое тельце шли темные борозды, на горбатой спине светились синие пятна. На одной стороне этого удлиненного тельца виднелись зубы, другая была дергавшимся кротким хвостом.

– Эта Тененбуам, она верит, что гены – ответ на все. Сушонг думает, что гены важны, но контроль разума подопытного, психологическая обработка, куда важнее! Тот, кто контролирует это, контролирует все!

– Мне это нравится, – ответил Фонтейн, – психологическая обработка – крайне интересное явление. Читал о нем в каком-то журнале. Нацисты экспериментировали с этим…

Тененбаум прокашлялась и сказала:

– Сейчас этот человек, Брумен, ранен. Я покажу вам повреждения… – она раскрыла халат на подопытном, и Фонтейн поморщился от увиденного: человеческую плоть пронизывал уродливый сморщенный разрез с рваными краями, около семи дюймов в длину, заканчивавшийся чуть выше паха. – Он пытался украсть рыбу из цистерны рыболовным крюком! Люди Райана поймали его и порезали его же крюком. Теперь – у нас есть специальный материал, полученный из слизней. Он отчищен, выделен из особых стволовых клеток. Нестабильных. Хорошо приспосабливаемых. Пожалуйста, наблюдайте.

Она взяла шприц и вогнала его прямо в живот мужчины. Брумен изогнулся в спине, его тело отреагировало, но сам он не проснулся. Фонтейн нахмурился при виде того, как трехдюймовая игла проникает в человеческий кишечник.

– Теперь, – проговорила она, – следите за раной.

Фонтейн следил. Но ничего не происходило.

– Ха! – усмехнулся Сушонг. – Может, в этот раз не сработает, и вся твоя теория просто – пуф, Тененбаум!

Но тут края разреза дернулись, покраснели, поврежденные ткани внутри раны, казалось, начали извиваться… и края сомкнулись. На месте рваной раны остался только бледный шрам. Исцеление произошло буквально на глазах.

– Будь я проклят! – не удержался Фонтейн.

– Я называю это АДАМом, – сказала Бриджит Тененбаум, – потому что в мифе от Адама пошло человечество. Это тоже приносит жизнь – уничтожает поврежденные клетки, заменяя их новыми, трансформированными под воздействием плазмидов. Нестабильным генетическим материалом. Теперь можно управлять стволовыми клетками, их гены изменены! Можем сделать из них то, можем это. Если возможно почти мгновенное излечение, то на что еще мы способны? Трансформировать мужчину, женщину? Во что? Во многое! Бесконечное количество возможностей!

Сушонг кусал ноготь большого пальца, осматривая подопытного, потом указал: