Рабы Тьмы - Френч Джон. Страница 17

Экаддон наклонил голову.

— Один из моих талантов. Но ты пришел сюда, чтобы выяснить, встану ли я рядом с тобой, если ты, Малогарст и Аксиманд решите разорвать легион на части. Если тебе по–прежнему нужен ответ, вот он: мне плевать. Плевать, прав Малогарст или ты, согласится Аксиманд, или нет. Мне плевать. Это твой бой, не мой.

— Как раньше на Хтонии?

Экаддон пожал плечами.

— Да, именно так.

— Но если до этого дойдет — ты будешь с нами или с Кривым?

— Я буду там, где был всегда — с самим собой и с Луперкалем, — ответил Экаддон, покачав головой. — Но ты, брат… Если ты решишь, что все, кто не с тобой — против тебя, у тебя останется еще меньше друзей, чем есть сейчас.

Кибре приподнял подбородок.

— Малогарст утверждает, что он помогает Магистру Войны, что его планы и колдовство необходимы, — эти слова не заставят тебя задуматься, какой из путей стоит поддерживать?

Теперь настала очередь Экаддона смеяться.

— Ты же меня знаешь, Фальк.

— Капитан Кибре, — прорычал он, но затем кивнул. — Впрочем, да, знаю. Просто хочу убедиться, что это так и останется. Ты всегда был хорошим солдатом, Калус.

Фальк Кибре развернулся и зашагал прочь; гул и скрежет его брони растворились в тенях. Экаддон смотрел, как капитан Юстаэринцев уходит, а потом повернулся обратно к пустому кругу тренировочной арены.

Он повел плечами, чувствуя, как расслабляются мышцы.

— Повторить предыдущие параметры тренировки, — приказал он и услышал, как сервиторы–контроллеры защелкали в ответ. — Увеличить агрессивность боевых сервиторов до максимума.

— Принято, — отозвался сервитор–контроллер. Экаддон перебросил нож из руки в руку. Кибре всегда был умен, но прямолинеен. Он принял ответ Экаддона, но даже не подумал задать на самом деле важный вопрос.

Пятнадцать боевых сервиторов загромыхали вперед. Взревели цепные клинки, поднялись силовые плети и поршневые копья.

Вопрос был не в том, что Экаддон считал правильным, или кого считал правым. Его это не заботило. Вопрос был в том, кто сможет дать ему то, что он хочет?

— Активация, — прорычал он, и сервиторы бросились вперед.

Лайак

Оркус был поруганным миром.

Он никогда не был красив. Некогда над большей частью его лесов клубились облака. В морях и океанах плескались угрюмые воды цвета отравленного вина. Лед покрывал его полюса, простирая свою холодную хватку резких ветров к горным хребтам в более низких широтах. Люди–колонисты обнаружили этот мир в одну из бесчисленных эпох Долгой Ночи. Оркус не был добр к своим приемным детям. От поколений, пытавшихся вести жизнь на его поверхности, остались лишь крохотные горстки человеческих существ, пребывающих в постоянном страхе перед чем–то неясным. Когда Великий Крестовый поход нашел их, итераторам удалось установить, что измученные, одетые в шерсть люди верили, будто живут на краю царства мертвых, будто они прокляты.

Они были правы, конечно же. Глядя на поверхность Оркус, встающую перед ними, Лайак задумался: остановились ли хоть раз несшие Имперскую Истину, чтобы спросить себя: не видят ли те, которых они пытаются «просвятить», истину? Оркус был миром, расположенным на окраине иного царства.

Теперь он лежал в небесах, словно расколотый череп на поле сражения забытых богов. Континентальные пожары содрали леса с его поверхности. Термические заряды обратили ледяные шапки в пар. Клубящиеся облака серого пепла стали его погребальным саваном. Только горы остались прежними, когтями впиваясь в пронизанный молниями мрак. Орбитальные станции кольцом окружали Оркус, а корабли медлительно скользили в пропыленном космическом пространстве планеты, принося воинов–пилигримов на съедение ее темной пасти.

— Был ли в сожжении этого места иной смысл, помимо ритуального посвящения? — спросил Лайак, глядя, как серые вихри атмосферы Оркуса мчались навстречу их опускающемуся челноку. — Повелитель, — добавил он.

— Красиво, не правда ли? — произнес Лоргар. — Среди твоих братьев есть те, кто глядели на это место и говорили, что ощутили на лицах дыхание богов.

— Да, — сказал Лайак, тщательно проговаривая слово. Он чувствовал себя странно с тех самых пор, как Лоргар сообщил, какая роль будет отведена ему в плане по свержению Гора как Магистра Войны. — Они благословлены, — закончил он.

— Ты ни разу прежде не созерцал двери лабиринтовых путей? — спросил Лоргар, когда вид за арками окон шаттла превратился сплошной стеной клубящегося серого цвета.

— Я никогда не удостаивался подобной чести, — сказал Лайак.

— Это… нечто. Быть может, это тронет даже твою душу.

— Быть может, повелитель.

Лоргар смотрел на него, не мигая. Маска Лайака плотнее сжалась поверх лица. Кровавые слезы потекли из–под железных крючьев в щеках. Лайак выдержал взгляд примарха. Кроме них двоих на борту шаттла были только рабы клинка Лайака. Трюм мог вместить пять десятков легионеров в полной броне, но Лоргар повелел, чтобы они отправились к двери между мирами одни.

— Смотри, — сказал Лоргар, вновь повернув взгляд к тому, что находилось за облаками пепла.

Запустились высотные атмосферные двигатели шаттла, и его полет выровнялся. Облака поредели. Треснувший шпиль из черного камня вырос из мрака впереди. Челнок облетел вокруг каменного пальца. Зажглись прожекторы на его корпусе, прорезая тьму внизу. Облака вокруг вдруг исчезли, и сплошной их слой наверху казался крышкой, приколоченной к небу. Внизу был только чистый воздух. Вспышки молний освещали крутые склоны черных гор, вздымающихся вокруг, пока они опускались всё ниже. Нескончаемым потопом лился черный дождь.

Челнок повернул, проходя между двух утесов. Лайак уловил промельк огней, горящих где–то в широкой долине внизу. Они миновали просвет между двумя горами.

И тут земля ушла вниз, и продолжала всё отдаляться. Вопреки собственной воле Лайак ощутил всплеск головокружения. Перед его глазами простерлась бесконечно глубокая тьма.

Открытая рана зияла на коже планеты. Резаки и взрывчатка разрушили половину горы, оставив вместо себя коническую шахту, достаточно широкую, чтобы вместить боевой корабль. Сплавившиеся кристаллы блестели на ровных стенах. Громадные металлические опорные конструкции спиралью уходили вглубь расселины. Паутина балок и кабелей удерживала их на гладком, точно стекло, камне. Конструкции были усеяны факельными башнями, испускавшими раскаленное добела пламя в наполненную дождем темноту. Трупы принесенных в жертву висели на цепях под платформами. Сооружения, венчавшие их, были, казалось, сделаны из плоти самой горы: храмы, оружейные, хранилища – черный камень их крыш был весь покрыт высеченными словами.

Но Лайак мог видеть, что темнота простирается дальше даже самых глубоко расположенных конструкций. Пока он смотрел, молния ударила в одну из стен шахты и разрушила ее. На мгновение перед ним возник образ языка, высунувшегося из пасти огромного зверя.

Челнок запустил двигатель, чтобы удержаться точно над провалом и начал опускаться. Факельные башни, салютуя, выдохнули голубое пламя. Строения, расположенные на опорах, росли, и Лайак осознал, что бездна под ними скрадывала их размеры. Тут были святилища и залы собраний, способные вместить манипулу Титанов или десятки тысяч пехотинцев. Здесь была промежуточная станция на дороге к чужацкому измерению, известному как Паутина. Боевые машины, солдаты и снаряжение прибывали сюда, благословлялись жрецами изначальной истины, а следом спускались во мрак пространства лабиринта.

Брешь в Паутине не была создана Несущими Слово. Она была древней, остатком войны между древними расами, давно погибшими. Но боги помнили, и их демоны направили Лоргара к Оркусу, равно как к иным планетам, где двери между мирами можно было заставить отвориться вновь. Некоторые врата погрузились на дно океанов. Пустыни и кости мертвых городов окружали другие. Инопланетные джунгли разрослись поверх двери на Ласиль X, задушив ее под лианами метровой толщины. На Оркусе дверь ожидала в темноте, вдали от света мира над ней — ожидала, выпуская в мир странные сны. А затем Лоргар нашел ее, и его слуги прокопали в горе дыру прямо к ее пасти.