Рабы Тьмы - Френч Джон. Страница 18

Лайак осознал, что Лоргар наблюдает за ним, когда опустились к самой нижней платформы круглой шахты.

— Притягательно, не так ли? — спросил примарх.

Челнок подбросило, когда пришли в действие посадочные двигатели. Он повернулся вокруг своей оси и сел на широкую платформу, выступающую из стены шахты. Дверь в его нижней части отъехала вверх. Ветер ворвался внутрь, принося запахи дождя и пепла. Лайак ожидал увидеть на посадочной площадке просителей, толпящихся в ожидании, — нечто подобное всегда следовало за Лоргаром, точно тень, — но вместо этого там находились лишь десять фигур, закутанных в алые одеяния с капюшонами, стоящих полукругом. Капли дождя шипели в метре над ними, обращаясь в пар еще в воздухе. Жаркое марево дрожало вокруг них, размывая и искажая их очертания. Некоторые были высокими и худыми, как палки, другие — приземистыми и раздутыми. Некоторые выглядели почти людьми. Все они ярко вспыхивали в испещренном рунами зрении маски Лайака. Шепот на бесчисленных языках дышал ему в уши, когда он глядел на них. Впервые за долгое время он чувствовал себя в замешательстве.

Это были Оракулы Пепельной Святой. Все до одного были священными прорицателями, чтившими Благословенную Госпожу и читавшими в потоках варпа. Они пользовались покровительством примарха и ценились почти столь же высоко, как Потерянная Святая Пантеона. Мало кто из Легиона хоть раз видел Плачущих, как называли их некоторые. Лайак никогда не встречал их сам и думал о них, как о потакании сентиментальности. Теперь он осознал, что ошибался.

Десятеро в алом поклонились, когда Лоргар подошел к ним. Любые другие смертные простерлись бы на коленях, прижав лица к мокрым камням платформы. Эти же просто опустили головы на три удара сердца, а следом подняли их вновь.

— Ваше святейшество, — прозвучал голос одного из десятки. Для ушей Лайака голос казался женским, однако надтреснутым и разбавленным обертонами, от которых начинали пылать защитные знаки, выгравированные на изнанке его брони. — Вашим появлением дышала кровь умирающих, и ваша воля записана огнями шторма.

— Благоприятные знамения, — сказал Лоргар.

— Знамения благие и недобрые одинаковы перед ликом вечности.

Лоргар едва заметно улыбнулся.

— В точности так, — сказал он. — Я не узнаю твоего голоса. С кем я говорю?

Фигура не ответила, но повернула голову под капюшоном к Лайаку. Тот напрягся.

— Вы взяли с собой своего пустого человека, — сказала она.

Лайак почувствовал, как жалят железные крючки его маски, и как удлиняются серебряные клыки, будто у хищника, оскалившегося на соперника.

— Он будет моим попутчиком, когда я перешагну порог.

— Чего вы ищете? — спросила облаченная в капюшон, вновь посмотрев на Лоргара.

— Я ищу моего потерянного брата. Я ищу ангела невоздержанности, что когда–то был Фулгримом.

Десятеро одетых в алое зашипели, закачали головами под красным бархатом. Перед глазами Лайака вокруг них вспыхнули ауры, мерцающие серым смятением и синим страхом. Некоторые воздели руки. Лайак мельком различил тонкие пальцы и бумажно–белую кожу.

— Избранник Совершенства…, — проговорила самая высокая из фигур. Его голос был высоким и резким, точно звук соприкосновения осколков стекла. — Пройти по такому пути… Даже ступить на него…

— Я знаю, что лишь немногие способны перенести подобное путешествие. Вот почему я и взял только нескольких. Я тоже читал предзнаменования. Мне понадобится проводник.

— Конечно же, лорд Аврелиан, — произнесла та, что заговорила с ними первой, и подняла руки, сбрасывая капюшон. Голова под ним была выбрита начисто; черты оказались юными, женскими, не испорченными шрамами. Сделанные сажей татуировки окружали ее глаза и струились по щекам, точно неровные дорожки слез. Сами же глаза были мутно–белыми. Сила пылала сквозь них. Лайак осознал, что она слепа.

Двое некоторое время разглядывали друг друга.

— Я не знаю тебя, — произнес Лоргар, и Лайаку показалось, что в голосе примарха сражаются сомнение и уверенность.

— Как можете даже Вы знать каждого, кто служит вашей воле? — произнесла слепая. — Я зовусь Актеей. Я — оракул этих дверей. Я пройду с вами и буду вашим проводником.

У Лайака возникло чувство, что Лоргар собирался поспорить с этим, но спустя мгновение он кивнул.

— Мы благословлены.

— Возможно, — сказала Актея. — Это не начертано.

Вольк

Пертурабо следил за потоками холодных данных из сердца «Железной Крови». Вокруг него с потолка свисали экраны. Тактическая информация прокручивалась по ним бесконечным каскадом. Эти дисплеи были не из тех, что преобразовывали детали в карты и графики; это были необработанные данные со всего флота под командованием «Железной Крови». Показатели двигателей, готовность заряда орудий, погрешности позиций, статус экипажа — всё это проходило по экранам в необработанном виде. Пертурабо уже час впитывал эту информацию, при этом шевелились только его глаза. Время от времени расположение экранов менялось, но Повелитель Железа в центре их оставался недвижим. Автоматы его Железного Круга выстроились около него неровным кольцом. Зеленые лучи сенсоров вспыхивали в их глазах, непрестанно сканируя окружение.

Вольк вернулся с поверхности после своего последнего наземного боя на склонах горы. Окопная грязь, забившаяся в царапины на его броне, выглядела неуместно в этом стерильном окружении. Лишь один раз прежде он бывал в стратегиуме Железной Крови. Тогда, как и сейчас, он был потрясен тишиной. Другие, кто видел его легион в качестве разрушителей крепостей и слышал Железо в их имени как рев пушек, удивились бы спокойствию этого места.

Помещение было круглым, его пол был разделен на ярусы, так что ряды панелей управления поднимались из открытого пространства в центре к куполу из голого металла. Сотни сервиторов сидели за пультами, опутанные трубками и проводами; их кожа стала серой за годы, проведенные в вечном полумраке. Сервы в черной униформе бесшумно скользили между ними. То тут, то там техножрецы в белых мантиях склонялись над контрольными панелями, с негромким пощелкиванием металлических рук нажимая на клавиши и поворачивая ручки регулировки. Все они выполняли свои задачи, не произнося ни единого лишнего слова. Стратегиум был погребен глубоко в недрах «Железной крови», и ведущие к нему коридоры охранялись пулеметными турелями и манипулами кибернетика.

На других кораблях центр командования располагался бы на мостике. Там звездный свет падал бы через огромные обзорные окна, но не на «Железной Крови». Еще задолго до первых столкновений этой войны Пертурабо держал внутренность корабля полностью закрытой от вида космоса снаружи. Частичтно из чистой практичности: иллюминаторы создавали уязвимые точки на корпусе и не давали никаких преимуществ в битве. К тому же, их отсутствие позволяло сфокусировать разум. Все, что тебе нужно видеть — прямо перед тобой, и пусть ничто не отвлекает тебя. Последней же причиной, как подозревал Вольк, стал урок, извлеченный из осадного искусства и повторенный за последнее десятилетие в сражениях с воинами, обладавшими теми же исходными способностями, что и Четвертый легион, — типичный мостик, расположенный высоко на корпусе корабля, оказывался слишком легкой мишенью.

— Все элементы на своих местах, — сказал Пертурабо, его голос был тихим, но слышен по всему залу. — Начинайте первую фазу.

— Повинуемся, — отозвались сервы. Гул систем управления слился с бормотанием экипажа, передававшего приказы. Вибрация корабля басовой нотой поднималась из–под пола, отдаваясь в ногах Волька. Он попытался прочитать и осмыслить данные, бегущие перед Пертурабо, но вскоре был вынужден признать поражение. Их было попросту слишком много. Он занимал достаточно высокий пост в иерархии легиона и прошел множество уровней ментальной подготовки, позволяющей его разуму функционировать на таких уровнях тактической сложности, которые свели бы с ума большинство смертных. Но это было подобно попытке напиться из водопада. Он мог считать общие показатели и получить смутные впечатления о реальности за пределами корабля, но не более того.