Рабы Тьмы - Френч Джон. Страница 21

Сота—Нул снова покачала головой.

— Каким–то образом они проникли в командную цитадель. Их число велико. Есть признаки, что они подверглись массовому помешательству самоубийственного уровня. Юстаэринцы лично выдвинулись, чтобы заблокировать подходы к тронному залу.

— О… что ж, подобное совпадение можно счесть удобным, — произнес Малогарст ровным голосом. — Пожалуйста, открой дверь.

— Внутри всё равно будет один из Первой роты, — прошипела Сота—Нул. — Даже твои змеиные уловки не могут заставить этого почетного стража покинуть пост.

— Нет, — ответил он, — на такое я не способен. А теперь открой дверь.

Техноведьма замешкалась. На секунду ее механодендриты зависли в воздухе, а затем она скользнула вперед, бормоча звуки, что могли бы быть строками машинного кода или чем–то, что ее сородичи использовали в качестве ругательств. Остановившись напротив двери, иссохшими пальцами она извлекла из складок мантии ключ. Тот был сделан из черного металла и блестел микросхемами в красном свете ее глаз. Она вставила ключ в замок и повернула его.

Ропот механизмов прошел по двери, и та распахнулась внутрь. Малогарст пригнулся, проходя через проем; техноведьма последовала за ним, и они шагнули в сумрак и тени тронного зала Магистра войны.

Взведенный болтер, уверенно лежащий в руках воина в черной броне, был нацелен им в лица.

Малогарст коротко наклонил голову. Его лицо оставалось маской спокойствия, но он вспомнил, как они с этим воином встретились в последний раз — несколько дней назад, в полнейшей тишине одного из заброшенных уголков «Мстительного Духа».

— Ты понимаешь, о чем я прошу тебя? — спросил он тогда.

— Предательство, — сказал воин. — Ты просишь о предательстве.

Малогарст посмотрел воину в глаза, не мигая, а затем кивнул.

— Именно так.

— Значит, мы поняли друг друга, — сказал воин.

— Если ты потерпишь неудачу или тебя обнаружат… — начал Малогарст.

— То в лучшем случае я окончу свои дни с головой на пике, а в худшем… будет куда как хуже. — На последних словах воин ухмыльнулся, демонстрируя два ряда стальных зубов с аккуратно заостренными кончиками. У него было бледное лицо и янтарные глаза; татуировки банды на щеках напоминали тени, отброшенные вороньими крыльями.

— Твоя награда…

— Власть — это риск, разве не так, господин советник? Я рискую тем, что ты можешь оказаться не настолько изощренным, как говорит твоя репутация, и тогда мы оба… — он сделал паузу, по–прежнему ухмыляясь. — В общем, мы оба заплатим эту цену. Но если у тебя получится то, что ты хочешь сделать — что бы это ни было — тогда тебе понадобятся те, кому ты можешь доверять, те, кто послужил тебе. Что толку ставить условия сейчас? Моя награда — подняться, когда твои враги падут. Таков ход вещей. Так это понимаю я. И соглашаюсь в точности на это. Малогарст кивнул.

— Ты всегда был проницателен.

— Я таков, как я хочу, — ответил воин.

— Настал час, капитан… — произнес Малогарст.

Воин в черной броне застыл на секунду, а затем опустил болтер.

— Вы задержались, — сказал Калус Экаддон.

Лайак

Платформа опускалась в ждущую тьму. С опорных конструкций, спиралью идущих вдоль стен шахты, доносились крики. Небо над ними опутывала паутина молний. На платформе стояло сорок семь фигур. Пепельные Оракулы трудились над внутренностями и дымом десять ночей подряд, дабы определить число, которое вероятнее всего будет принято вратами, а также наиболее благоприятное время для отбытия. Лоргар, Актея и сорок два воина Безмолвных стояли рядом с Лайаком и двумя его рабами клинка. Носимые в знак обета полоски кожи, надписанные кровью, свисали с брони воинов. Струи дождя стекали по ним, оставляя грязные разводы на блестяще–алом керамите.

— Под взором богов мы шествуем, — произнес Лайак. Избранные воины ударили оружием о доспехи. Актея подняла голову, и пусть даже она не поворачивала к нему лица, Лайак ощутил, как ее разум сосредотачивается на нем, прежде чем перейти дальше.

— Чего ты хочешь, пустой? — спросила она в своем святилище из черного камня.

— Я не хочу ничего, — ответил он.

— Тогда почему ты здесь?

— Боги указуют путь всем, — воззвал Лоргар, как только тьма сомкнулась над ними. Он запрокинул голову, закрыл глаза; черный дождь тек по его золоченому лицу. Крик разнесся эхом; слова с каждой секундой улетали все дальше, теряя слоги.

«Боги указуют…»

«Указуют путь…»

«Боги…»

«Всем…»

Сотни ревностных верующих, столпившихся на опорах, закричали, когда перерезали горло стоящим в первых рядах и столкнули их тела в бездну. Умирающие люди, падая, пролетали мимо платформы. На броню Лайака брызнула кровь.

— Лоргар не давал тебе приказа быть здесь, — заметила Актея, когда он шагнул в ее храм. — Твои вопросы — только твои; я вижу это в твоем лице.

Он отправился на ее поиски прошлой ночью перед их спуском в Паутину. В святилище она была одна. Само оно было вырезано в стене шахты; его единственную дверь по краям украшали выполненные серебром сцены, взятые из Книги Лоргара.

— Не впускайте никого, — повелел Лайак Кулнару и Хебеку, ступая через порог. Внутреннее пространство утопало во мраке; единственный свет давали мерцание его посоха — и глаза его шлема–маски. Воздух внутри был горячим, зловонным. Ноздри маски приоткрылись, позволяя ему вдохнуть запахи: разложения, крови, пота и благовоний. Пол усеивали гниющие кости. Некоторые выглядели так, будто их только что очистили от мяса, другие казались изрубленными, некоторые — изгрызенными. Медные диски, покрытые гравировкой, были подвешены на нитях к низкому потолку. Лайак узнавал большинство символов. То, что он не узнавал их все, беспокоило его больше, чем сила, с какой они давили на его разум.

— Он не посылал тебя сюда, — сказала Актея, обратив к нему невидящие глаза. — И он не знает, что ты здесь. Так что, Поглотитель Имен, — самый возвышенный, самый верный слуга Лоргара, возвышеннейший среди благословенных, — почему ты пришел с вопросами?

Платформа продолжала спуск; на тросах плясали разряды. Свет от опорных конструкций, оставшихся наверху, делался всё слабее. Исполосованное бурей небо над ними сжималось до крохотного кружка. Лайак вслушался в потрескивание энергии над поверхностью металла. Когти мучения вонзились в него с внутренней стороны маски. Он выдохнул.

— Я вижу твое лицо, — сказала Актея, протягивая окровавленную руку. Он отпрянул, пусть даже она стояла слишком далеко, чтобы коснуться его. — Ты был когда–то красив. Ты помнишь?

— Нет, — сказал он.

— Ты желаешь вспомнить?

— Этого не дозволено, — сказал он. Она покачала головой, как если бы сомневалась в сказанном.

— Кем же?

— Кощунственно знать.

Платформу тряхнуло — спуск прекратился. Взгляд Лайака сфокусировался вновь — как если бы после пробуждения. Его глаза все это время оставались открытыми; он не был способен закрыть их — веки давным–давно были срезаны с его лица. Он чувствовал, как на губах спекается кровь. Кулнар глянул на него.

Лайак ощутил ненависть раба, кипящую под покорным молчаливым вопросом.

«Ничего, - он придал словам форму у себя под черепом, чтобы Кулнар мог услышать. – Совсем ничего».

Кулнар снова обратил взгляд вдаль и убрал руку от меча. Пылающие трещины на его перчатке сомкнулись.

Платформа покачнулась, когда Лоргар подошел к ее краю. Над головами у них все тросы сходились в одну точку.

— Вот и оно, — сказал примарх.

Актея кивнула.

— Да.

— И как нам двинуться дальше?

Она пожала плечами.

— С верой.

— О, разумеется. — С этими словами Лоргар шагнул с платформы и провалился в никуда.

Лайак приблизился к краю. Кровь жертв так и сочилась сверху, смешиваясь с каплями дождя, стекающими по его серой броне. Он поглядел вниз.